издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Мост преткновения

6 мая 1914 года едущий на восток военный министр Сухомлинов сделал в Иркутске небольшую остановку, во время которой и согласился принять у себя в вагоне делегацию местного самоуправления. Гласные городской думы давно уже искали возможность непосредственного общения с генералом и заранее приготовили всевозможные выкладки о многолетней задолженности министерства за пользование городской землёй. Но Сухомлинов и не взглянул на них, а заявил безапелляционно:

– Мы готовы и вовсе освободить ваш город от собственного присутствия. Да, собственно, всё и идёт к тому, чтобы перевести военный округ в Читу. Так и сделаем, если не определитесь с мостом через Ангару. 

Заместитель городского головы Донской поискал в толстой папке и передал министру докладную записку, озоглавленную «Последние сведения о положении дел с постройкой моста». Внешне она выглядела внушительно, но по встревоженному выражению, мелькнувшему на лице у Донского, генерал понял: дело так и не двинулось с места.

Экстренно. Конфиденциально. И с большими последствиями

Пятью неделями раньше господин Южаков, товарищ председателя городской мостовой комиссии, собрал её членов на вечернее совещание. Характерно, что на этот раз он обошёлся без помощников, лично всех обзвонил и подчеркнул, что встреча не только экстренная, но и конфиденциальная. Действительно, кроме сторожа в думе никого не оказалось.

– Но голова-то знает, что мы тут? – спросил кто-то из членов.

– А зачем ему знать, если он стародумский и дорабатывает последние месяцы? Кроме того, нам известна его позиция, и эта позиция нам совсем не близка, – с раздражением в голосе ответил Южаков. – И наш сегодняшний протокол ему видеть вовсе не обязательно, – выразительно посмотрел на другого члена, и тот понял, что ему на сегодня отводится роль секретаря.

А протокол засвидетельствовал, что мостовая комиссия вновь избранной городской думы Иркутска не согласна с расчётами, присланными профессором Кривошеиным, и находит нужным увеличить ширину будущего моста, а стало быть, увеличить его стоимость. Поэтому детальную разработку проекта было решено отложить и вернуться к рассмотрению этого вопроса приблизительно через месяц. 

На заседании оказался и не состоявший в комиссии гласный Огладин. Он то и дело вмешивался, рекомендуя изменить направление моста, и, не стесняясь, «аргументировал»:

– У меня ведь доходный дом на набережной, так, боюсь, загородит его новый мост, и тогда квартиры могут подешеветь. Так отодвинуть бы!

Как протокол этого секретного совещания оказался в редакции газеты «Сибирь», бог весть, но в ближайшем же номере был вынесен приговор: «Одно из крупных наследий предшествующей думы, проект постоянного моста через Ангару, похоронен. И похоронен, по-видимому, прочно». 

Предвестником этой смерти стало январское предложение новых гласных городскому голове «приостановить все дальнейшие действия, связанные с вопросом о постройке моста». Называлась и причина: «Нам недостаточно точно известны все детали». Самое же любопытное, что среди 28 подписавших это официальное заявление были и трое стародумцев (Горбунов, Шафигулин и Гутман), которые четыре года подряд наблюдали работу мостовой комиссии и при желании могли вникнуть в любые детали. 

Мост как жертва политики реставрации

«До сих пор постановления думы, органа общественного само-управления, приостанавливались только вмешательством администрации в лице начальника губернии, – возмущалась «Сибирь». – 28 гласных нового состава думы почему-то вздумали узурпировать губернаторскую власть и предстать пред лицом иркутян подобно щедринскому градоправителю на белом коне, и если не в качестве упразднителей просвещения, то по крайней мере долгого и упорного труда думской мостовой комиссии и всего состава прежней думы». 

К такому выводу редакция пришла после апрельского заседания думы, на котором инженеры из прежнего состава комиссии представили уже сделанные работы, чтобы новым гласным не начинать их заново. Для наглядности вывесили схемы, чертежи и расчёты, но дать какие-либо пояснения оказалось решительно невозможно: на скамьях гласных, свидетельствовала «Сибирь», «происходило что-то нево-образимое, непозволительное и неприличное. Особенно усердствовали господа Курбатов и Огладин, по-стоянно прерывая ораторов и сбивая их репликами оскорбительного характера. Во время спокойной, деловой и строго аргументированной речи господина Сахарова некоторые из гласных усиленно афишировали напускную скуку». 

– Такая бесовщина может означать лишь одно – стремление исключить любую преемственность в работе думы, – резюмировал редактор «Сибири» Александр Карлович Бингер. – Пройдёт немного времени, и мы станем свидетелями разрушительнейшей работы по вытравлению всякого напоминания о думе предшествующего состава. Уже и теперь размах новодумской метлы устрашает, особенно когда попадает она в руки главных выразителей думской «реставрации» – господ Горбунова и Посохина, – он бросил взгляд на сидевшего у него в кабинете Григория Афанасьевича Сахарова, не сомневаясь, что тот подхватит тему. 

Но гость отмолчался: его мало интересовали думские течения, а всего более беспокоило то, что среди новых гласных совершенно нет инженеров. Более того, многим недоставало элементарных знаний. Недавно гласный-кожевенник предложил свой «проект посадки моста на берег», должно быть, искренне полагая, что срисованная из журнала «Сельский хозяин» картинка позволит устроить мост самым лучшим образом. Но хуже всего, считал Сахаров, что эти наивные люди служат слепым орудием в руках таких господ, как Рассушин. 

Мы вас боготворим, но тройной виадук подарить не можем

Талантливый архитектор, удачливый предприниматель и просто солидный, образованный господин со связями, Рассушин в зиму 1914-го отправился в Петербург и наделал там много шума. На февральском заседании городской думы гласный Первунинский изумлялся: 

– Рассушин устраивает в Петербурге частные совещания с членами Государственного совета и с другими высокопоставленными лицами, он убеждает их в необходимости отказаться от выбранного варианта моста, между тем как он даже не инженер! 

 – Я полагаю, что Рассушин делает всё это для блага города, – отрезал гласный Горбунов. – Вот приедет – и всё расскажет.

А вернулся архитектор Рассушин лишь к началу апреля. Спокойный и уверенный в собственной правоте, то есть в том, что проект, одобренный прежней думой, необходимо перерабатывать. 

– Хотел бы уточнить, представлялись ли вами членам Государственного совета расчёты, сделанные мостовой комиссией и изданные специальной брошюрой? – спросил инженер Сахаров.

– Я их не представлял.

– Значит, вы ввели в заблуждение петербургское совещание, представив лишь свой личный взгляд, никакими расчётами не подкреплённый. 

– Всё то, о чём Сахаров говорит, в действительности не так уж страшно, – торопливо заметил член новой мостовой комиссии Шостакович. 

Но Григорий Афанасьевич не позволил себе отвлечься на реплику и в том же спокойном тоне продолжал:

– Я имею данные утверждать, что протокол петербургского совещания не соответствовал происходившему в действительности, причём искажение фактов было обнаружено и протокол возвращён господину Рассушину перечёркнутым. 

Зал взорвался, загромыхал, за-искрил, сотрясаясь в бессильной ярости! И ещё несколько дней в гостиных сверкали запоздалые молнии. Но 15 апреля газета «Сибирь» известила: «Городская дума вопрос об устройстве дамбы на левом берегу Ангары передала на заключение мостовой комиссии с участием членов прежней комиссии (без права голосовать). А именно трёх её членов: Линского, Ясинского и Дьячкова. Большинством голосов совещание отвергнуло проект устройства виадука на железобетонных сваях, предлагавшийся Рассушиным. После чего Рассушин внёс новое предложение: параллельно проектировать мост с виадуком с тремя съездами. При этом инженер Линский заметил, что такой виадук удорожит проект на 1 млн. рублей. Кстати зачитали и телеграмму от профессора Кривошеина: «Рассушин предлагал петербургскому совещанию тройной виадук. Считаю проект неосуществимым и в случае его принятия Иркутской городской думой отказываюсь проектировать. Уведомляю, что предложенное расширение проезжей части моста потребует увеличения его высоты, подъёма насыпи на обоих берегах, а значит, и значительного удорожания».

Не замедлил ударить по Рассушину и фельетонист Золин: «Иркутский весенний бюллетень: потянулись первые журавли. В.А. Рассушин на понтонном мосту показывал иркутским обывателям журавля в небе. Обыватели смотрели и вопили: «Не сули журавля в небе, дай хоть синицу в руки!» На что В.А. будто бы ответил: «Что синица? Синица моря не зажжёт!» 

Возможно, это стало последней каплей, но Рассушин написал заявление о добровольном сложении с себя полномочий гласного. Его обсудили на частном совещании хозяйственно-прогрессистской партии городской думы. Гласный Шостакович выказал порицание городскому голове Жбанову, допустившему оглашение телеграммы профессора Кривошеина, «обидной для Рассушина». Другие гласные порицали гласного Витте, посмеявшегося над Рассушиным в местной прессе, – в общем, затянули совещание до полуночи, а только и сделали, что составили депутацию, призванную «просить вернуться». Может статься, что на это и был расчёт, но «Сибирь» ловко подлила масла в огонь, намекнув, что такие «уходы» носят исключительно водевильный характер, и, кажется, была услышана: Рассушин категорически отказался возвращаться.

Сладкая идея 

– В этой истории с пока что не-ясным итогом уже двое смертельно обиженных, – не без азарта отметил хроникёр «Сибири».

– Понятно, что первый – Рассушин. А кто второй-то? – удивился ответственный секретарь.

 – Так Сахаров же! На том заседании, когда он о поддельном протоколе сказал, несколько гласных назвали его посторонним городу человеком. 

– Да уж, знают, как побольней ударить.

Григорий Афанасьевич Сахаров, сын иркутского мещанина Афанасия Ивановича Сахарова, родился в Иркутске в 1878 году. После местного промышленного училища поступил в Петербургский технологический институт, который и окончил в 1902 году. Со столицей были связаны приятные воспоминания, но инженерный склад ума позволил и их увезти на родину и воплотить в фамильной усадьбе: к двум домам, поставленным его отцом во Вдовьем переулке, прибавились ещё два, и очень своеобразных – как бы на голландский манер. Григорий Афанасьевич отстраивал их основательно, не спеша – как родовое гнездо. К 1912 году было всё готово уже для комфортного проживания с женой и тремя детьми. Глава семейства стал членом ВСОИРГО, баллотировался в городскую думу и предложил местному самоуправлению безвозмездно свой дипломный проект городской канализации. Вся его работа в четырёхлетие 1910–1913 гг. была связана с профильными комиссиями – водопроводной, канализационной и мостовой. Удалось привлечь к проектированию моста через Ангару выдающегося авторитета профессора Кривошеина, а в качестве экспертов профессора Передерия, академика Гогена, архитектора Константиновича. В январе 1914-го, когда истекли его полномочия гласного, Григорий Афанасьевич через «Сибирь» обратился к новой думе с открытым письмом, в котором и посоветовал привлечь к работе комиссий толкового инженера-консультанта.

 – А как вы думаете, построят у нас мост хотя бы до Рождества 1915 года? – поинтересовался хроникёр.

– Откровенно? 

– Разумеется.

– Что ж, признаюсь: моё воображение не рисует его даже в 1920-м…

– Ох, какой же вы, однако, пессимист.

На поверку же Сахаров оказался большим оптимистом: мост через Ангару появился в Иркутске лишь в 1936-м.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры