Ушёл через окно

– Да и то сказать: что за отчество у него такое – Мосеич? – язвила Капитолина Ивановна. – Батюшку-то его, что же, моськой зовут? 

Анастасия Гавриловна издала некий звук, который истолковывать можно было по-разному, но явного протеста Голубцов всё-таки не почувствовал, удивился и обиделся. Между тем свояченица приняла уже в рассмотрение и фамилию:

– Голубцовы решительно никому не известны, и этот ваш кавалер, помяни моё слово, никогда не выйдет на линию. Не хватит ему на это характера, ты уж мне поверь, а характер – он нынче прежде всего. Возьми, к примеру, Александра Павловича Синукова: он хоть и дурак дураком, но напорист. А уж статный-то, статный какой! – Капитолина Ивановна сладко вздохнула, но заключила с исключительно деловой интонацией. – Потому и замечен, и возвышен. Не то что этот ваш Огурцов.

– Голубцов…

– Да какая разница? Всё одно он неудачлив у вас. И неразворотлив. По нынешним-то временам только очень ленивый карьеру не делает, а вашему-то хоть бы что! 

– Разве ж Пётр Мосеич ленив? – спокойно удивилась «тёща». И добавила. – А Синуков-то, он, действительно, очень статный, кто ж спорит-то? Только ведь он женат. 

Голубцов с трудом сдерживался уже, но, прежде чем выскочить из куста, он хотел уж услышать и невесту свою, Ангелину. Только, кажется, её вовсе не было дома. Чтобы удостовериться, Пётр Мосеич заглянул во все окна, в том числе и в то, за которым судачили две зловредные кумушки. Теперь они собирались пить чай, а у глухой стены между двух этажерок в широком кресле сидела… Ангелина и увлечённо перебирала календари. Потеряв всяческое терпение, Голубцов бросился на крыльцо и стал пинать дверь, требуя, чтоб открыли. И очень удивился, когда она вдруг распахнулась сама – оказалось, что в ярости он пытался открыть её в противоположную сторону.

Крикнув что-то нечленораздельное, он рванулся в гостиную, чуть не сбил с ног перепуганную Капитолину Ивановну стукнул кулаком по столу, за которым сидела Ангелина ещё с прежним, мечтательным выражением на лице и с какими-то листками: 

– Вот Вы как со мной! Вот как! Вот как! Это что? Что?! – он выхватил у неё бумагу, помахал ею, как ужасным обвинительным документом, и через сад проскочил на соседнюю улицу. 

Срочно нашлось пятнадцать свидетелей

Полицейские Иркутска и губернии переживали сложные времена: в начале нынешнего, 1914 года из Киренска сбежала «бабушка русской революции» Брешко-Брешковская, и местному исправнику Макарову, а также и помощнику пристава Садовскому пришлось срочно подать в отставку. Затем чёрная полоса началась у жандармской полиции: ротмистры Константинов и Попов задержали по подозрению в шпионаже китайского подданного Чжан Фын Ци, но, к общему изумлению, на суде он назвался Сунь Лу Ю и представил весьма убедительные документы. Кто был кто на самом-то деле и имел ли тут место шпионаж, разобраться оказалось решительно невозможно, потому что ни Константинов, ни Попов на судебное заседание не явились. Обоих оштрафовали за это, но путаница-то на этом не кончилась. По подозрению в фальшивомонетничестве жандармы арестовали не только иностранцев, но и иркутских мясоторговцев, а короткое время спустя вынуждены были их отпустить с извинениями. 

Только-только газеты рассказали об этом, как на Большой, близ часовни, средь бела дня обокрали сенатора Розанова. В пропавшем свёрт-ке были визитные карточки, но и их сыщикам не удалось вернуть. 

– Нашей полиции вообще-то что-нибудь когда-нибудь удаётся? – возмущалась молодая вдова с двумя грудными детьми, прорвавшись к заведующему ломбардом. – Четвёртый день я пытаюсь сдать вещи – и не могу, потому что окрестные занимают очередь с ночи, а утром требуют, чтобы каждое место выкупалось у них!

– А ведь я не раз доставлял их в полицию и писал заявления, но всех этих спекулянтов немедленно отпус-кали, потому что не усматривали за ними решительно никакого проступка. Может быть, формально так и есть, но по совести-то сущее безо-бразие! – заведующий ломбардом сделал над собою усилие. – А Вам мы поможем, конечно, примем Ваши вещи без очереди. Да в скором времени установим здесь специальный пост, городская дума уже и расходы предусмотрела на нынешний год. Так что полиции всё-таки придётся обеспечить порядок. 

Голубцову, невольно ставшему свидетелем этого разговора, подумалось тогда, что уж лучше б ему работать по специальности, техником. Но сейчас же добавил он про себя: «А что делать? Решился, так уж решился, терпи!»

Решение перейти на работу в полицию было, кстати, неожиданным для него самого. И очень огорчительным для родителей. Он единственный из нижнеудинских Голубцовых получил приличное образование, отработал три года, заслужил похвалу от начальства – и вдруг в одночасье всё переменил! И как бы даже без основания, если, конечно же, не считать таковым один очень памятный случай. А было вот как: 15 февраля прошлого, 1913 года в 12 часов дня некто Шворин и Ров, доверенные мясоторговцев братьев Кринкевич, выехали по Тункинскому тракту в Монголию – для закупки скота. На седьмой версте от Култука из кустов неожиданно выскочили семеро вооружённых кавказцев. Доверенный Ров пытался обороняться, но лошади понесли, кошева опрокинулась, и обоих несчастных обстреляли из винтовок и револьверов. Все бывшие при них деньги перекочевали к преступникам, а сами они были брошены на морозе. Чуть позже на злоумышленников наткнулись ехавшие по тракту крестьяне, они-то и опознали их позже и поспособствовали аресту. Однако же на суде у преступников обнаружилось пятнадцать свидетелей, в один голос подтвердивших алиби «дорогих земляков». И хоть им трудно было поверить, суду пришлось вынести оправдательный приговор. 

Пётр Мосеич Голубцов сначала услышал об этом от знакомых, а пос-ле прочёл в судебной хронике. И хоть ни Рева, ни Шворин не доводились ему ни друзьями, ни родственниками, отчего-то стало страшно обидно за них. Возможно, если б он рассказал об этом неожиданном чувстве кому-нибудь, то оно и рассеялось бы, но обида странным образом не давала ему говорить, а только росла с каждым днём. Неведомо, чем бы это и кончилось, если бы городское полицейское управление не объявило о наборе. Голубцов довольно легко сдал оба экзамена и в первый же рабочий день познакомился с Ангелиной.

Таинственные семь пунктов

После страшного конфуза в доме невесты Пётр Мосеич просто не мог думать о ней, а вырванный из её рук листок так и валялся на комоде нечитанным, пока прислуга не принялась за уборку. Вот тогда-то Голубцов и решился перечесть его. Это был лист тетрадной бумаги, на треть исписанный мелким почерком. Но текст поставил Мосеича в совершенный тупик. Это были семь пунктов, безусловно, связанных между собою, но чем именно, было решительно не понять. Пётр Мосеич подумал и ещё раз пробежал:

1. По вторникам, четвергам и субботам в течение всего года.

2. Накануне праздничных и высокоторжественных дней.

3. От недели мясопустной в продолжение Великого поста.

4. От праздника Пасхи до Фоминой недели

5. Весь Петров и Успенский посты.

6. Накануне и в день усекновения главы св. Иоанна Крестителя, в день воздвижения Креста Господня.

7. С 15 ноября по 6 января. 

Постучала квартирная хозяйка и передала Голубцову маленький конверт, запечатанный, но отчего-то неподписанный. Внутри был совсем небольшой листок, а на нём – знак вопроса.

– Я нашла письмо в нашем почтовом ящике и отчего-то подумала, что оно предназначено Вам.

Пётр Мосеич покраснел:

– Отчего же Вы так решили? – он нахмурился, злясь на себя, но вдруг в голове мелькнула догадка, и он живо спросил. – А не скажете ли, что значит вот это? – он протянул ей листок. 

Хозяйка быстро посмотрела и улыбнулась:

– Это – выписки из календаря.

– Что же означают они?

– Дни, в которые воспрещается совершение браков.

«Однако, встанет на линию»…

Голубцов дождался Ангелину у музыкальным классов. Он продумал, что сказать ей сначала и что потом, но барышня просто взяла его под руку, и они пошли обычным своим маршрутом – в Сукачёвский сад. «Может, и не надо ничего говорить?» – размягчённо подумал Пётр Мосеич. Но в этот самый момент Ангелина и сказала:

– Ты не поверишь, но Капитолина Ивановна совершенно не сердится на тебя, напротив, она уверена, что уж если ты «такой характерный», то непременно «встанешь на линию». В общем, они с мамой уже и дом присмотрели – в приданое, – она рассмеялась. – Наши знакомые, Николаевы, собрались переезжать из Иркутска и придумали, как им быст-ро продать имущество – подали в газету необычное объявление: «Мамочка, купи мне в приданое дом №120-74, угол Блиновской и 5-й Иерусалимской, отдают в рассрочку». 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.