– Согласитесь, – говорил он, размеренно вышагивая по комнате и бросая на корреспондента искрящийся взгляд, – что слово «хмель» применительно к названию журнала звучит как-то двусмысленно. И раз вы даёте рекламу такого издания, то и самих себя ставите в двусмысленное положение. Что, не согласны? А давайте проверим мой тезис на первом, так сказать, встречном. – И он любезно поклонился топтавшемуся в дверях незнакомцу. – Добрый вечер!

Не могут молчать, но я вам ничего не говорил

Растерянный посетитель боязливо кивнул и быстро-быстро, пока его не втянули в историю с хмелем, проговорил:

– У нас в меблированных комнатах «Метрополитен» (ну, это на углу 5-й Солдатской и Власовского переулка) открылась фабрика мацы. То есть не в комнатах, конечно, а под ними, в подвале. Я-то сам только пятый день в этом «Метрополитене», но уже нету мочи видеть, как на этой фабрике угнетают детей… 

– А поконкретней? – не очень любезно вставил корреспондент.

– Я на первом этаже поселился, и каждое утро, в шесть часов, слышу, как там начинают работать. И ранее, чем в восемь вечера, не заканчивают. А ведь в том подвале кроме десятка взрослых ещё и четверо детей: три мальчика-подростка и девочка лет восьми. Так вот, за весь день у них только один-единственный перерыв, с полудня и до 12-30, и тогда только им дозволяется присесть и перекусить. Платит владелец фабрики Грубель по 80 копеек в день взрослому, мальчикам – по 40 копеек, а девочке – по 30 копеек.

– Могу я на вас сослаться? – приподнял голову хроникёр.

– Ни в коей мере: я же ведь там покуда живу!

– И так – каждый раз, – негромко вздохнул корреспондент. – Так что же мне прикажете написать: «Ходят слухи, будто бы…»?

– Ну, зачем же слухи? – солидно возразил Блюменфельд. – У городского медико-санитарного бюро есть полномочия выезжать по сигналам, в том числе и анонимным. – Он ободряюще улыбнулся жильцу «Метрополитена». – Не обещаю, что это будет завтра… Впрочем, может, и завтра – к чему откладывать?

Действительно, два дня спустя в «Сибири» появилась заметка о нетерпимых условиях труда на недавно открывшейся фабрике по производству мацы.

– И ещё одно доброе дело! – заметил Блюменфельду довольный хроникёр.

– Только не рассчитывайте на благодарность: из подвалов выходят, как правило, напрямую в революцию. И если мы до того доживём, то нам первым и открутят головки – по закону подлости. – Он грустно улыбнулся. 

Обратный эффект

С начала нынешнего, 1914 года иркутское медико-санитарное бюро приняло на себя медицинское освидетельствование рабочих. Для начала врачам удалось заинтересовать профсоюзы булочников-кондитеров, а также профсоюзы колбасников. Главным аргументом тут стало обещание докторов проводить осмотры в удобное для рабочих время и без всяких очередей. 

Тогда же и губернское управление, следуя указаниям сверху, учредило присутствие по страхованию рабочих. Помимо чиновников сюда ввели двух владельцев предприятий (Карзакова и Глотова) и двух рабочих (Добрынина и Мартынова). Первое заседание провёл вице-губернатор Римский-Корсаков, и очень удачно, надо признать: ему сразу удалось найти правильную интонацию, от которой все почувствовали себя очень естественно. И дружно согласились, что для экономии времени лучше ничего не изобретать, а воспользоваться опытом петербургских коллег. Сошлись и на том, что больничные кассы надо начинать создавать с Ленских приисков. Собственно, мнения разделились лишь по недавней забастовке иркутских пекарей, и даже не самой забастовке, а одному связанному с ней заявлению. Довольно неожиданному по форме: составляя для газеты рекламный текст, владелец кондитерской Курчин написал, что выпечка стала очень разнообразной и очень вкусной благодаря… забастовщикам – они дали повод к увольнению, а на их места взяли лучших в городе мастеров.

Курчин умолчал, что не рассчитался с уволенными, но победный тон его был, конечно, оправдан: забастовщики потерпели полное поражение. Да и то сказать: требования профсоюза отказаться от выпечки хлеба по воскресеньям и отменить все ночные смены ни у кого не вызывали сочувствия. Не случайно нашлось немало «штрейкбрехеров», и оставить город без хлеба не удалось. Что и засвидетельствовала среди прочих газета «Сибирь».

Бессмертная 41-я статья

В 1914 году её редакция располагалась в доме Зицерман на Большой. Иногородние авторы слали материалы почтой, и специально для них на первой полосе печаталось немаловажное уточнение: «Рукописи, доставленные без обозначения условий вознаграждения, считаются бесплатными». 

Что до штатных сотрудников, то их главной болячкой оставалась цензура, как бы и отменённая в 1905 году, но странным образом продолжавшая действовать. К примеру, помещает «Сибирь» небольшую заметку: «Прекращение работ служащими товарищества Второва в защиту своих профессиональных интересов вызвало со стороны служащих других фирм полное сочувствие и поддержку. И отчисление в их пользу 5% из жалованья. Кроме того, в первый же день забастовки поступило до 200 руб. добровольных пожертвований». Публикация выходит 5 мая 1913 года, и полгода спустя о ней забывают так же, как о самой забастовке. Но полицмейстер Варушкин держит газету у себя на столе, время от времени перечитывает ненавистный текст и наконец обнаруживает в нём признаки… объявления: «А никакое объявление, господа, не может печататься без моего дозволения, а такого дозволения я не давал – следовательно, публикация незаконна!»

Действительно, возбуждается дело, которое и рассматривается Иркутским окружным судом, а после, по апелляции, уголовным департаментом Иркутской судебной палаты.

– С отменой цензуры печати вовсе не утратила силу статья 41 устава о цензуре, требующая разрешительной подписи полицмейстера на всех объявлениях для печати. – Товарищ прокурора судебной палаты Кадышевский выдерживает паузу и добавляет с усмешкой: – Даже если искусные руки корреспондентов облекают объявления в форму рассказа, фельетона, стихотворения или просто поместят их в раздел местной хроники. 

И всё же под мощным нажимом адвокатов судебной палате пришлось вынести оправдательный приговор. «Сибирь» так ликовала, что совершенно забыла об осторожности и открыла страницы для весьма и весьма уязвимых с точки зрения действующего законодательства «Случайных заметок». Тут уж генерал-губернатор не выдержал и вынес постановление о штрафе в 300 рублей! 

Наказали и редактора «Якутской окраины» Зинаиду Чижик, сравнившую расстрел ленских рабочих с Варфоломеевской ночью. 

– Не огорчайтесь, – утешал коллегу редактор «Сибири» Бингер. – Наш с вами труд всё же не так опасен, как работа наборщика. 

Александр Карлович Бингер был под впечатлением от недавней смерти 29-летнего Александра Нечаева. Большинство наборщиков умирали как он – от чахотки, но свинец и типографская краска никогда ещё не подгоняли к могиле так рано. И хотя Нечаев работал в другой типографии, Бингер распорядился дать некролог, да сам же и набросал в порыве чувств: «С шестнадцати лет Нечаев стоял у наборной кассы. После него остались жена, семимесячный мальчик, тяжело больной, и девочка семи лет. По подписному листу собрано от рабочих типографий губернской, Окунева, Макушина, Казанцева, Белоголового и товарищества печатного дела чуть более 52 руб., которые и ушли на проводы Нечаева в последний путь». 

Как оказалось, и семьи полицейских могли оказаться не менее беззащитны: «Городовой 3-й части Осип Стельмах одним мартовским днём отправился по делам службы в Знаменское предместье. А обратно до сего времени не вернулся. Спустя несколько дней после загадочного исчезновения приказом по полиции Стельмах был уволен как несоответствующий своему назначению. Семье Стельмаха предложили оставить казённую квартиру», – констатировала «Сибирь». 

– И вообще, господа: чем больше читаю я вашу хронику, тем чаще мне приходит на ум, что обеспеченная старость – «удел» мошенников, а не порядочного человека, – пошутил Блюменфельд на ближайшем журфиксе. – Так выпьем же за здоровье человека порядочного! Оно ему очень может понадобиться…

Мошенничество как… коммерческий приём

Все с удовольствием посмеялись, но в шутке Михаила Львовича, как и всегда, была горькая правда: мошенничество воспринималось уже как коммерческий, то есть самый обыкновенный, приём. 

12 марта нынешнего, 1914 года в полицию обратился глазковец Степан Никитин:

 – Тут мне с почты принесли извещение, мол, пришёл на мой адрес конверт с наложенным платежом в 95 копеек. Вроде и небольшая сумма, но в чём загвоздка-то: отправитель – совсем незнакомый мне человек, и с чего б ему что-то мне посылать, если я не заказывал? И вот что ещё: сват мой недавно такой же конвертик получил с наложенным платежом в 98 копеек. 

– Ну так что там, в конверте-то?

– Да чистый листок! 

Пристав немного подумал, посоветовался с начальником городского сыска – и несколько дней спустя полиция задержала 22-летнего москвича Абрама Захарова. При нём оказалось удостоверение пешехода-путешественника, но, судя по билетам, передвигался он главным образом поездом. В Иркутск прибыл более месяца назад и за это время, по собственному признанию, получил немало переводов за отправленные наложенным платежом конверты. Суммы колебались от 90 копеек до трёх с половиной рублей, а в общем набежало прилично.

– На этот раз мы усадим этого Захарова в тюремный замок, – рассуждал начальник иркутского сыска. – А только вряд ли он бросит мошенничать – вот ведь в чём дело-то! Да и готовых обмануться у нас хоть отбавляй. Моя супруга и та верит, что можно с помощью аппарата АФРО в несколько минут уничтожить морщины, прыщи, пигментные пятна, веснушки, двойной подбородок и даже складки на шее! – Он обречённо засмеялся. 

– А помните, как половина России купилась на электрическую установку, будто бы выпускаемую в Иркутске фирмой «Глобус»? – в утешение главному сыщику напомнил пристав 3-й полицейской части. – Столичные журналы писали тогда, будто бы на складах скопилось их более 10 тысяч и потому требуются коммивояжёры… 

– Да-да-да, и «Глобус» будто бы им готов платить хорошее жалованье, надо только выслать известную сумму в залог. И ведь слали! Только по сохранившимся квитанциям получено свыше 4 тысяч рублей, а сколько их успели уничтожить! В сущности, мошенники действовали с 1905 года, ещё под маркой фирмы «Свет». 

– Обманутых не счесть, главный обвиняемый Мошкалов держится развязно, нагло, а его защитник, помощник присяжного поверенного Гуревич, уверяет, что никакого мошенничества нет, а налицо лишь совокупность коммерческих приёмов. 

– В одном я с Гуревичем абсолютно согласен: каждый здравомыслящий человек должен понимать, что не следует слепо верить рекламным объявлениям. 

Мошенника Евгения Мошкалова приговорили к тюремному заключению на 2 месяца и 20 дней. Но принадлежность обвиняемого к дворянскому сословию предполагала утверждение приговора первым лицом государства. Что ж, послали на высочайшее имя.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.