Потому и дерзок, что право имею!

Имя Витте, директора Иркутского отделения Русско-Азиатского банка и председателя местного биржевого комитета, ещё раньше, в январе 1914-го, замелькало в столичных изданиях. Так, «Новое время» сообщило, что в совете министров будет рассматриваться заявление иркутских предпринимателей о необходимости воплощения в жизнь деклараций от 17 октября 1905 года. Спокойный, но твёрдый тон послания из Иркутска говорил лишь о насущной необходимости повторять очевидное. Но в высших кругах голос из провинции был воспринят как выпад против властей, и его немедленно заклеймили как незаконный, а стало быть, и недопустимый. Так что «Новое время» сделало предположение: «Вероятно, дело закончится привлечением членов иркутского биржевого комитета к ответственности». 

Действительно, министр торговли Тимашёв очень скоро разразился гневным письмом в Иркутск о превышении полномочий и непростительном выходе за рамки устава биржевых комитетов. Но, к немалому удивлению петербургских чинов, ожидавших смиренного покаяния, Витте дал министру отповедь, очень аргументированную и спокойную. Иркутский биржевой комитет, известил он, считает не только правом, но и первейшим долгом своим доводить до сведения властей о суждениях и пожеланиях местного торгового сословия. Потому что устав биржевых комитетов наделяет их такими правами, о каких не мечтает ни одна из губернских общественных организаций. Не случайно в Иркутске недавно выпустили брошюру о необходимости введения в Сибири земств как важного механизма экономического развития. Такая инициатива встретила совершенное понимание властей, обвинения же нынешнего министра торговли есть не что иное, как инкриминирование вины.

Перечитав ответ, Тимашёв обратил наконец внимание и на подпись и только тут понял, что бодается с ним не сообщество провинциальных предпринимателей, а один известный господин, живущий, так сказать, по столичному времени. То есть с видам на столицу, столичными амбициями и столичными же высокими покровителями. Подумав, Тимашёв поручил приготовить ответ Витте управляющему отделом торговли. Вышел довольно невнятный абзац – что-то о чувстве неудовлетворённости, вызванном подобной перепиской.

То есть Тимашёв отступил, и Витте решительно не желал скрывать собственного торжества! А вот у членов комитета к естественной радости примешивалась настороженность, возможно, оттого, что параллельно перестрелке с министром развивалась ещё одна, банковская интрига. 

Сладкая аномалия

Ещё до приезда в Иркутск, вникая в здешние денежные потоки, Альфонс Васильевич обратил внимание на один феномен: девочки-сироты из пансиона Медведниковой вот уж три четверти века имели свой банк. И обороты его таковы, что могли бы позволить не просто расширить само заведение, но, быть может, и обеспечить всех местных сирот вообще. Однако же, сиропитательный дом совершенно не развивается, беспризорники переполняют иркутские улицы, а немногочисленные приюты перебиваются с копейки на копейку. Банк просто пухнет от денег, а местное само-

управление лишь гордится этим. Господа гласные с удовольствием избираются в попечители, не задумываясь о совершенно сказочных перспективах, открывающихся им!

Витте не поскупился на картинки, составляя для гласных думы доклад «О скорейшей реорганизации Медведниковского банка». Само название уже настраивало на успех, и для этого были основания: на последних выборах победил хозяйственно-прогрессистский блок (ХП), а Альфонс Васильевич был главным его идеологом. Надо ли говорить, что на закрытом совещании в думе все хаписты поддержали доклад Витте и даже составили из своих людей комиссию по реорганизации Медведниковского банка. 

Самому Альфонсу уготована была роль главного ревизора, правда, некоторые из аморфных господ засомневались: возможно ли, чтобы конкуренту да в ревизоры? Ведь это же значит полный доступ ко всему банковскому портфелю, полная возможность наложить на него свои руки! 

Даже гласный Стравинский, известный всегдашней дипломатичностью, не сдержался:

– Внутренний такт должен был подсказать вам, что само положение конкурента обязывает отойти на почтительную дистанцию. И ни в коей мере не домогаться ревизорских полномочий!

Подходили и другие гласные думы, с куда менее деликатными оборотами речи, но Витте не утрачивал внутреннего равновесия: характер дельца предполагал всегдашнюю готовность к конфликту, лишь бы будущие барыши того стоили. А в этом случае они были более чем очевидны. «Просто удивительно, как этот сладкий пирог никто ещё не попробовал ухватить», – азартно думал он. 

К выходу из безвыходного положения

Как человек приезжий, Витте не знал о попытке, предпринятой гласными думы ещё в 1876 году. Тогда после ложной тревоги о том, что банк очень близок к разорению, вынесли постановление перенаправить денежные русла непосредственно в городскую казну. То есть прямо нарушить волю учредителей банка. К счастью, тогда был ещё жив один из учредителей, И.Л. Медведников, и его вмешательство помогло остановить авантюру. Теперь же не оставалось никого из Медведниковых, да и противник был много опасней: за спиною у Витте явно угадывались высокие покровители. Видно было и то, что к атаке на банк он готовился долго и основательно: сначала сколотил себе блок единомышленников, затем прошёл с ним в думу, затем позаботился о занятии ключевых позиций в комиссиях и об управляемом городском голове – и лишь после этого заявил о претензии участвовать в делах Медведниковского банка. Конечно, в идеале надо бы и ещё подождать, пока его креатуру утвердят в должности головы и неудобный, дотошный и старомодный доктор Жбанов освободит-таки мэрское кресло. Но генерал-губернатор придерживал отправку документов в столицу, ища повод для неблагоприятного отзыва. А дума подступилась уже к выборам попечительского совета банка Медведниковой. И когда времени не осталось, Витте обратился с официальным заявлением к Жбанову – предложил себя членом ревизионной комиссии. 

– Что будем делать-то, Константин Маркович? – встревожился член управы Лютоев.

Жбанов помолчал и ответил:

– Я тут советовался с городским юрисконсультом… И так выходит, что щит у нас только один – устав банка. Он (при том, что составлен 70 лет назад) ясно определяет: попечителем может стать лишь представитель купеческого сословия либо просто почётный гражданин города. Конечно, под «купцами» законодатель понимал всех торговцев-промышленников, обладателей промысловых свидетельств, и по духу устава наш Альфонс безусловно может быть к ним отнесён. Но мы-то будем ориентироваться не на дух, а на букву устава. Потому что для нас это просто единственный выход. Завтра на заседании думы я добросовестно зачитаю заявление Витте и пообещаю проконсультироваться с городским юрисконсультом. Он немного подумает, прежде чем ссылаться на параграфы, пункты и подпункты. И направит по почте свой письменный ответ по двум адресам, одним из них будет газета «Сибирь». К той поре, я надеюсь, мы выберем банку всех попечителей. 

Уставные игры с неуставными последствиями

Но Витте провёл и другую атаку, с тыла, подкопавшись под устав банка, так мешавший ему. Конечно, документ был объявлен безнадёжно устаревшим и требующим скорейшего улучшения. Немедленно явлен был и проект, как бы вдруг зародившийся, хотя продуманность каждой строчки показывала, что все «улучшения» долго и любовно вынашивались в тиши кабинета. Автор явно не единожды перерабатывал документ, явно советовался с профессионалами и предупреждал вероятные нападки противников. Но всё-таки дальновидный Альфонс недооценил ни «Сибирь», ни натиск патриотов. Бухгалтер Сергей Сивков, тридцать лет отслуживший в Медведниковском банке, сразу же разразился на страницах газеты: «Составление Витте «наилучшего устава» для своего конкурента представляет большую «любезность» с его стороны. При своём «архаичном» уставе банк сиропитательного дома Елизаветы Медведниковой прирастил капитал с 15 тысяч почти до 2 миллионов, и если понадобилась его скорейшая реорганизация, то уж не по причине ли больших прибылей?»

В открытом письме гласным новой думы Сергей Сивков прямо заявил о подкладке манёвров по «улучшению» и предупредил, что сиротский капитал может безвозвратно утечь – отнюдь не в сиротские руки.

– Пронял он кого-нибудь или нет? – тревожно вопрошал хроникёр, отправляясь на очередное заседание думы. 

Гласные держались как обычно, правда, Первунинский пришёл раньше обычного и занял место с краю, словно бы он сегодня должен был выступить. И даже весь корпус его выдвинулся вперёд. У хроникёра «Сибири» Первунинский ассоциировался с серьёзными выступлениями: мелочи не задевали его, да и покрасоваться на трибуне он решительно не любил. Говорил мало, но резонно, веско и имел счастливый талант не переходить на личности. Он и сегодня довольно долго отмалчивался, и хроникёр потерял уже всяческое терпение, когда Александр Степанович вдруг поднялся:

– Я вот всё думаю, чем объяснить необыкновенную поспешность, с которой коллеги желают провести банковскую реорганизацию. Даже от запроса в управу отказались, хотя, может, там и есть уже очень хорошие предположения… 

– Петербург никогда их не утвердит! – отрезал Витте. – Вице-директор кредитной канцелярии лично гарантировал это при нашем с ним разговоре.

Минутою позже Витте спохватился и уточнил, что причиной отказов может стать плохая подготовка проектов, но опасная фраза уже разлетелась по залу и даже соратников по ХП она явно покоробила. 

Привет из Гамбурга

«Досадно. Впрочем, ХП сделал своё дело и даже лучше будет от него дистанцироваться. Перед отправкой в отпуск направлю-ка я в «Сибирь» своё отречение. Конечно, редакция не удержится и съязвит, что вчерашний идеолог хозяйственно-прогрессивной партии сегодня обличает её. Пусть, пусть – это даст мне повод прислать им из Гамбурга своеобразный манифест умудрённого опытом государственника». И Альфонс Васильевич, любивший перекладывать мысль на бумагу, не удержался и этим же вечером набросал черновик гамбургского письма: 

«Я не настолько ослеплён партийностью, чтобы не замечать у сочленов обычных человеческих слабостей и неизбежных ошибок и промахов. Я всегда готов относиться к последним снисходительно и терпеливо. Но когда они начинают угрожать жизненным интересам города явным и непоправимым ущербом, совесть не позволяет мне дипломатично молчать, а долг перед избирателями обязывает возвысить свой голос и выступить в весьма неприятной роли критика своей же собственной партии. Однако у меня нет иного способа удержать думу от ложно-опрометчивых шагов. Если благодаря моему выступлению дума забракует, предположим, проект тройного железобетонного виадука стоимостью 900 тысяч рублей, я буду совершенно удовлетворён». 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского