«По городу ходят двое…»
Камера Вивиан дель Рио, известного московского фотографа, вернее, точный взгляд художника делает обыденное поэтичным, замечает необычные детали, фиксирует цвет и свет, рифмует формы. На прошлой неделе Вивиан прилетела в Иркутск, чтобы провести мастер-класс по уличной фотографии. Гуляя по городу с фотоаппаратом и корреспондентами «Сибирского энергетика», она рассказала о том, почему в неяркой российской натуре ищет буйные кубинские краски и как увидеть удивительное в привычном.
– Это почему? Нет водопровода? – Человек, набирающий воду во флягу из колонки в центре города, заставляет Вивиан остановиться и вскинуть камеру. Несколькими минутами позже она воскликнет, глядя на совершенно обычный деревянный дом: – Тут явно живёт какой-то художник! – И в ответ на моё недоумение скажет: – Видите, какой ангел приделан к двери.
И точно – по выкрашенной в ярко-синий цвет двери «летит» белая бумажная фигурка ангела. Пока я её разглядываю, внимание Вивиан уже обращено на забор, сделанный из пустых газовых баллонов. Не спеша мы продвигаемся вниз по улице Лапина.
– Как вы стали фотографом?
– У меня художественное образование. Просто я ленивый художник, который вместо того, чтобы натягивать холст и писать маслом, взял другой инструмент – фотоаппарат. Щёлк – и картинка готова. Я выросла в художественной среде: у меня мама и тётя художницы, и они меня отдали в студию, когда мне было, наверное, 8 лет.
– То есть вы не очень-то и выбирали?
– Нет, потом выбирала. Сначала поступила на химический факультет пединститута, проучилась два года. Надо сказать, мне там сулили большое будущее, они понимали, что я творческий человек, но не понимали, что я делаю. Преподавателям казалось, что я буду каким-то суперучёным, потому что другие студенты делали опыт один раз, а я делала сразу пять-шесть. Они думали: ей так важно сделать пять раз и увидеть разницу. А я смотрела, какое разное всё получается по цвету, делала натюрморты из пробирок. Всё кончилось очень хорошо, из института меня выгнали – не могла сдать историю КПСС. Хотела быть художником интерьеров, а получилось стать художником книги. Тоже хорошо.
– У вас есть какой-то свой способ знакомства с новыми местами? Что вы делаете в первую очередь?
– Нет, – смеётся Вивиан. – Заселяюсь в гостиницу, вешаю выставку… Потом двигаюсь от одного места до другого и что-то такое вижу по дороге. Не смотрю достопримечательности, но мне всегда хочется к воде. Всегда бегу смотреть Волгу, Ангару… Мечтаю поснимать рыбаков, которые сидят около дырочки во льду, но у меня не получается никак, почему-то они мне не попадаются.
– На что вы обращаете внимание?
– По городу ходят двое: художнику нравится одно, а второму – просто человеку – совершенно другое. Фотографу нужна фактура, а самая хорошая фактура – когда что-то разваливается, что-то неправильное, что-то из прошлого. А человек любит, как все люди, комфорт, когда всё хорошо, когда не колонка на улице, а водопровод в доме. Пока в Иркутске мне нравится как фотографу. А в Париже в этом смысле было абсолютно нечем заняться.
– В каких отношениях человек и фотограф?
– Думаю, они не очень дружат. Потому что человек сейчас был бы где-нибудь на тёплом море, в Египте, а фотографу нужен Иркутск.
– Что привлекает в неправильном, в разрушении?
– Фактура и цвет. Хотя я могу и новое здание снять. Всё зависит от того, какие сочетания цветов, ритм, композиция, сюжет. Причём только ради сюжета я не снимаю. Пока не увижу всю картинку целиком, снимать не буду.
Проходим покосившийся дом Шубиных, самое старое деревянное здание Иркутска, чудом пережившее пожары, но не выдержавшее равнодушия хозяев.
– Восемнадцатый век… – смотрит на табличку Вивиан. – И его не реставрируют, оно просто разваливается?
Мы шагаем дальше и сворачиваем на Дзержинского.
– Каким вы ожидали увидеть Иркутск?
– Город я представляла более современным, и почему-то мне казалось, что он больше. Мне нравятся эти деревянные дома, история… Хорошо бы, конечно, чтобы они сохранились. Что такое XVIII век? Когда я сказала одной англичанке, что у нас в Москве самое старое здание – собор Василия Блаженного, она ответила: «Шестнадцатый век, подумаешь! У меня во дворе сарай одиннадцатого века». Нам всё-таки надо научиться хранить свою историю.
Очень хотела побывать на Байкале, конечно же… – Вивиан на какое-то время замолкает: навстречу идёт барышня в шубе «под леопарда», она держит подбородок так, будто плывёт по голливудской красной дорожке, а не по грязной слякоти улицы Дзержинского. Такса на поводке шагает так же гордо. – Сейчас бы вот эту девушку да на ту сторону улицы… – задумчиво говорит художник, кивая на ярко-розовое здание напротив. Дама с собачкой давно скрылась из виду, а мы всё стоим.
– Сейчас я жду мужчину, – объясняет Вивиан. – У меня есть серия «Мужчины в розовом цвете». Мы можем так долго стоять, и наконец оно случится. Есть два способа – увидеть и быстро снять или придумать картинку, сюжет и дождаться. Иногда ты ждёшь, потом уходишь, оборачиваешься – ах! Всё произошло. Такое тоже бывает.
Люди на остановке ждут автобус. Фотограф смотрит в видоискатель, человек продолжает разговор:
– Смотрите, как красиво выстроились, как на параде… Сейчас или они отвернутся, или автобус подойдёт.
Действительно, подходит автобус. Фотограф снимает людей, садящихся в него, и мы двигаемся дальше. Наша цель – Центральный рынок.
– По большому счёту, мне всё равно, в каком городе я нахожусь. Везде нахожу то, что мне интересно. Будь то Париж, Москва или Иркутск, я ищу каких-нибудь старушек, какой-нибудь цвет. Конечно, попадаются детали, которые говорят о том, что это именно этот город, но для меня это не так важно. Если бы я была репортёром, конечно, рассказывала бы о том месте, где нахожусь. Но репортёр я в иллюстрации, а в фотографии – художник. Поскольку я художник, решаю свои внутренние задачи.
– Какие?
– Все мы родом из детства, так или иначе, все хотим туда вернуться, вспоминаем вкусы, запахи оттуда… Поскольку моё детство прошло на Кубе, я, наверное, впитала сочетание яркого света и цвета. Когда после большого перерыва вернулась туда уже с фотоаппаратом, поняла, что везде ищу кусочки Кубы, цветные кусочки детства.
– Ваше имя тоже оттуда?
– Мой папа – испанец с Кубы, он приехал учиться в аспирантуре на физфак МГУ, а мама училась на искусствоведении. Родилась я здесь, а потом мама уехала к отцу. А имя… Не знаю, почему было не выбрать какое-нибудь международное Анна или Мария. Вивиан – не кубинское и даже не испанское имя. На Кубе я тоже была чужой. Оно есть в русских святцах, но мужское… Фамилия – обычная испанская.
Какой старый автобус! Давно таких не видела. У меня очень долго не было фотоаппарата, я много всего пропустила. Меня интересует прошлое, поэтому, когда нахожу что-то из прошлого, забираю себе. Например, причёски, одежду, которые носили в 1980-е. Это всё ещё можно найти: и прошлое, и будущее – всё, что хочешь.
– А настоящее?
– И настоящее. Настоящее обычно раздражает. Фотографу оно мешает – например, припаркованные машины, сотовые телефоны. А на самом деле всё это через секунду тоже будет в прошлом, станет элементом материальной культуры. Не успеем мы оглянуться, как всё будет по-другому. Надо быть жадными.
– Фотография – про то, как поймать и сохранить настоящее?
– Думаю, у каждого это что-то своё, но есть общее для всех. Фотография – это доказательство существования. Не важно, снимаешь ли ты себя на фоне памятника или снимаешь улицу, всё равно это значит: я здесь был, я видел.
– Почему вы выбрали именно уличную фотографию?
– Когда едешь куда-то за границу, всё удивительно. Однажды я подумала: почему это там мне всё удивительно, а на своей улице нет? Я стала смотреть и поняла, что полно всего, чему можно удивляться, не отходя от дома.
Ой, мороженое прямо на улице! И не тает, – улыбается Вивиан, глядя на лоток с пирамидой из тортов-мороженого. На рынке для фотографа всегда найдётся что-нибудь «вкусное»: разноцветные горки фруктов и колоритные персонажи. Кто-то улыбается, кто-то отворачивается от объектива.
– Это такая жадность: если она наступает, если ты уже не можешь пройти мимо, тогда ты снимаешь. Должна быть внутренняя уверенность. Стоящему за прилавком надо продавать, а мне надо снимать. Люди чувствуют это. Работает коллективное подсознание.
– Когда вы не фотографируете, что делаете?
– Много всего. Ни секунды свободного времени не остаётся. Зарабатываю деньги дизайном, иллюстрацией. Сейчас учусь керамике. Надо ещё обязательно куда-то ходить, смотреть выставки, набирать некий багаж.
– Можно ли назвать какое-то одно из ваших занятий основным?
– Художник книги – это моя профессия, я продолжаю этим заниматься, это хлеб. Фотография стала приносить деньги, но не так давно, и я ещё к этому не привыкла.
Теперь даже не фотоаппарат, а фотографии возят меня по разным городам. Сами едут куда-то, а я за ними, – вновь смеётся Вивиан. – Много времени занимает дизайн – фирменные стили, логотипы, мне это тоже интересно. У меня нет амбиций в дизайне и иллюстрации, никогда не хотелось участвовать в каких-то конкурсах, выставляться. Однажды позвали в Екатеринбург с выставкой иллюстраций, для меня это было так неожиданно, долго отбирала работы. А в фотографии есть амбиции. Мне нравится, когда мои снимки где-нибудь висят напечатанные, нравится их рассматривать: можно увидеть столько деталей, которые не заметил не только когда снимал, но и когда смотрел на монитор. Однажды я снимала просто стену с окнами, а потом уже на распечатанной фотографии обнаружила, что женщина смотрит на меня из окна.
– Когда у ваших фотографий появляется зритель, что это значит для вас?
– Зритель у меня особенный. Мои фотографии не всем нравятся, и это на самом деле хорошо. Потому что, если бы они всем нравились, это была бы попса. В основном мои фотографии воспринимают люди с художественным образованием и с развитым художественным вкусом – искусствоведы, философы. Удивительно, когда зрители в моих снимках начинают видеть что-то своё. Это всегда интересно.
– Кто из мэтров повлиял на ваше творчество?
– Я вообще стараюсь не создавать себе кумиров. Есть люди, которые вдохновляют. Например, английский фотограф Мартин Парр. Когда он приезжал в Москву, просто потряс меня как человек, он совершенно замечательный. Во-первых, он говорил созвучные мне вещи, а во-вторых, он из всего делает книги. Здесь как бы соединяются две мои страсти – фотография и дизайн. Он меня вдохновил на то, что я стала думать не сериями, а именно книгами. Удивительный человек Георгий Пинхасов, единственный российский фотограф в агентстве «Магнум», философ. Он в постоянном поиске и уже дошёл до такой тонкости душевной организации, замечает такие мелкие детали и наслаждается ими, что люди перестают понимать, что он делает и зачем. Но он объясняет. Стараюсь никому не подражать, и если это бывает, то неосознанно. Например, есть замечательный пейзажист Анастасия Павлицкая. Трудно не подражать, она делает очень умные пейзажи.
– Что вы уже успели посмотреть в Иркутске и что хотели бы увидеть?
– Кроме сегодняшней прогулки, прошла по улице Карла Маркса, Ангару видела. Не запоминаю названия улиц, зато могу сказать: был розовый дом, потом зелёный, около одного дети играли…
Хотелось бы увидеть побольше галерей. Нужен обмен: чтобы вы сами показывали, что вы делаете, чтобы кто-то приезжал к вам.
– Если представить город как человека, какой он для вас?
– Конечно, город – это люди, которые тебя окружают, а не стены домов. Как люди тебя принимают, так ты потом относишься к городу. Так бережно и с такой заботой, как в Иркутске, меня ещё не встречали. Так что Иркутск – это, наверное, такой «папа».