Таёжные открытия Виктора Фищенко
– Ну да, судьба немножко побросала меня по Сибири, – смущённо улыбается Виктор Фищенко, первый заместитель директора по производству Прибайкаллеспроекта – Прибайкальского филиала государственной инвентаризации лесов ФГУП «Рослесинфорг».
Сегодняшняя должность Виктора Васильевича к нашей встрече особого отношения не имеет. Я напросился на разговор о современных лесных проблемах России именно с ним не потому, что он первый заместитель директора, а потому, что ему, как рассказали мне знакомые лесники, довелось поработать не только в лесоустройстве, но и в классическом советском лесном хозяйстве и даже в лесной промышленности. Причём на разных территориях и при разных государственных строях. Кроме Иркутской области, Виктор Васильевич успел плотно поработать и в лесах Забайкалья, и в Красноярском крае, и на Камчатке. А это значит, что он может сравнивать. Имеет возможность профессионально оценить сегодняшнее отношение государства к своим лесам с разных точек зрения не по литературным источникам, как большинство аналитиков, а на основе личного практического опыта.
Поднимаясь на высокое крыльцо Прибайкаллеспроекта, встретил знакомого.
– Что, про нашего юбиляра решил написать? – радостно спросил он, узнав, что я иду к Фищенко, а увидев моё недоумение, пояснил: ему же 60 исполняется!
«Грузить» юбиляра заготовленными проблемными вопросами мне показалось не очень правильно. Поэтому пытаюсь по ходу перестроить тему разговора, начинаю расспрашивать о личном. А Виктор Васильевич тоже не готов рассказывать о себе. Смущается. Даже робеет.
– Нет, я хоть и проработал всю жизнь в лесах, но не потомственный лесник, – отвечает. – Родился в украинских степях. Мои родители абсолютными степняками были. Поля, колхозы, огороды. А я книг начитался про леса, особенно Бианки, и пацаном после восьмого класса уехал поездом, с пересадками, в Полтавскую область. Первое в жизни самостоятельное путешествие. Поступил учиться в Лубинский лесной техникум. Вот и получилось, что Бианки, Смирнов, а потом Аксаков, Арсеньев, Тургенев и другие писатели определили направление жизни.
Полтавские леса – «там лесоразведение мощное было поставлено. Есть, конечно, и естественные лесочки…», – в которых доводилось бывать на практике, Виктору понравились. Но хотелось в тайгу, в сибирские дебри. С распределением повезло: Читинская лесоустроительная экспедиция и два первых в жизни полевых сезона – настоящая тайга. Как в книгах.
– Вот это действительно были леса! Они меня захватили… Широта! Сопки, реки. Это был 1972 год. Меня очаровала природа. Это несравнимо с Украиной…
Не договорив, Виктор Васильевич вдруг осёкся, смутился.
– Так получилось, что на родине, на Украине, я и не работал совсем. Вся жизнь в Сибири и немного на Дальнем Востоке.
– А сожаления у вас никогда не возникало, что, может быть, неправильно профессию выбрали?
Фищенко, как и многие кадровые лесники, не умеет, да, похоже, и не пытается скрывать эмоции. По его взгляду догадался, что этот вопрос показался ему не то чтобы наивным, скорее пустым, бессмысленным.
– Ни в коем случае! – ответил он категорично. – Конечно, не было!
– Но специфика классического наземного лесоустройства, особенно если оно не повторное, а самое первое, – это отрыв от цивилизации на несколько месяцев. Ежедневные таёжные переходы не по лесным дорогам и даже не по охотничьим тропам, а напрямую, по азимуту. Костры, палатки и спальные мешки «от снега до снега».
– Вот там, куда я попал после техникума, как раз и проводилось самое первое лесоустройство. Мне повезло, что это были нерубленные леса, неизведанные. Никаких карт о лесах не было. Мы приводили эти леса в известность, были первопроходцами. Рубили просеки, визиры. Делили лес на кварталы и детально описывали, что и какого качества в этих кварталах растёт. Как раз поэтому – потому что те леса были настоящими – я ощутил важность, нужность своей профессии и стал лесником. Окажись работа другой – не уверен, что я бы вернулся к ней после двухлетнего перерыва на службу в армии. Система лесоустройства была детально продуманной, очень хорошей. С высоким качеством это всё делалось, и очень строгий, тщательный контроль был.
– Сейчас вы говорили с такой грустью, и всё – в прошедшем времени: было, делалось. Считаете, что государство изменило своё отношение к лесу и лесоустройству? Но ведь набирает силу новая форма учёта – государственная инвентаризация лесов или, как вы сами говорите, ГИЛ.
– Но одно не должно исключать другого. ГИЛ в сочетании с лесоустройством – замечательно! В отрыве от лесоустройства – для всего государства тоже нужная, важная и ценная информация. Но она практически бесполезна для конкретного лесопромышленника, для отдельного лесничества, которому нужны обновлённые карты для правильного управления лесами. Государственная инвентаризация лесов даёт общую информацию о лесах, а лесоустройство выдаёт картографический материал о каждом конкретном клочке леса. О каждой будущей лесосеке. О месторасположении вырубок, гарей, об участках леса, ослабленных вредителями, и много прочей информации, необходимой для правильного ведения лесного хозяйства, для эффективного управления лесами.
У настоящих, кадровых, лесников, пришедших в профессию не случайно, есть общая особенность: они до сих пор с гордостью называют себя людьми государевыми. Не только называют, но и чувствуют себя таковыми. Их сверхзадача, основанная не столько на инструкциях, сколько на реальных практических знаниях, – не допустить истощения лесных богатств, принадлежащих стране. Поэтому требованиям вышестоящих начальников хоть и следуют, но не слепо, не равнодушно. Получив «неправильное» распоряжение, которое, по их профессиональному мнению, может привести к ущербу, многие пытаются переубедить начальство, объяснить ошибочность принимаемого решения. Бывает, что защищают лес ценой собственной карьеры.
Виктор Фищенко к своему карьерному росту все сорок лет относился, как мне показалось, довольно безалаберно. А вот к новым знаниям рвался. Теории, полученной в техникуме и Красноярском технологическом университете (а потом ещё и в международном университете «Линк», обучающем менеджменту), ему показалось недостаточно. Чтобы познать лес на практике, уже достигнув хороших должностей в лесоустройстве, решил примерить на себя лесное хозяйство.
– И Бог мне дал такую возможность, – с улыбкой говорит он. – Четыре года работал на Камчатке сначала помощником лесничего, потом лесничим огромного, 13 миллионов гектаров, лесничества.
Счёл необходимым посмотреть изнутри, что такое лесная промышленность. Переехал в Хакассию на деревообрабатывающий комбинат в посёлке Орджоникидзевское – «всё это уже с семьёй, с ребёнком. Но в Советском Союзе перевестись с одного предприятия на другое и переехать попроще было, чем теперь». Устроился «третьим мастером лесозаготовок».
– А что такое третий мастер? – спрашиваю.
– Ну, это самый маленький, – смеётся он. – В подчинении одна небольшая бригада.
Здесь «учился» три года, вплоть до назначения (пройдя всю цепочку) на должность и.о. директора комбината. Вот тогда, досконально разобравшись, кому, для чего и какое лесоустройство необходимо, счёл возможным вернуться в Забайкалье, в родную лесоустроительную экспедицию, которую скоро (как раз в самые трудные девяностые годы) и возглавил. Переход на должность заместителя директора Прибайкаллеспроекта, который по отношению к Читинской экспедиции является головным, – это, пожалуй, первый переезд, связанный не с желанием познать что-то новое, а всего лишь с закономерным карьерным ростом.
60 лет жизни, из которых 40 напрямую связано с лесом. Решился. Задал Виктору Фищенко очень трудный вопрос: что сделанное за это время он считает главным? Знаю, что подобные вопросы часто, почти всегда ставят людей, в тупик: слишком многое надо вспомнить, проанализировать, взвесить. Но Виктор Васильевич засмеялся.
– Знаете, есть такое замечательное слово – преемственность. Любовь Михайловна, моя жена, по образованию биолог и химик. Хорошее образование. Но вот вышла за меня замуж и тоже всю жизнь работала во благо леса, сначала начальником почвенно-химической лаборатории в Забайкальском центре защиты леса, а в Иркутске – специализировалась на лесном проектировании. У меня выросли две дочки. Они обе получили лесохозяйственное образование. И сегодня Оксана, младшая, работает помощником лесничего в Прибайкальском национальном парке. Старшая, Светлана, – в Центре защиты леса. Оба зятя хоть и в разной степени, но тоже связаны с лесом…