Евфимьевский, Богоявленский, Казанский

В своё время собор был одним из крупнейших культовых сооружений России. Он вмещал 5 тысяч прихожан, а его высота достигала 60 метров. Храм был построен во многом благодаря известному иркутскому меценату Евфимию Андреевичу Кузнецову, который пожертвовал на строительство четверть миллиона рублей.

– Выбор названия собора был не случаен, – рассказывает Александр Снарский. – Евфимий Андреевич хотел, чтобы собор был Евфимьевским. Это извинительное и понятное желание, на его месте, думаю, я тоже, наверное, чего-нибудь такого попросил. Но высокопреосвященнейший владыка Вениамин боголюбиво рассудил, что главный епархиальный храм вряд ли может носить имя одного из сонма православных святых и должен называться в честь одного из главных праздников православия – Богоявления. Но и эта идея была отклонена. Полагаю, что два Богоявленских собора на одной площади выглядели бы странно. Зато в старом Богоявленском соборе содержалась как бесценная реликвия, чтимая всеми нашими предками-иркутянами, Казанская икона Божьей Матери, считающаяся по сей день чудотворной. Её судьба очень интересна. Она, как предполагают, сохранилась до наших дней и сейчас сберегается в фондах Иркутского художественного музея. Однако по ней написана другая икона. Искусствоведы решают, что правильнее – открыть первоначальную Богородицу или оставить новый список. 

«Кузнецов успел помереть»

Выбор места для собора тоже не был простым. Дар Кузнецова поступил в 1849 году, 250 тысяч рублей были положены в банк под проценты. А место для храма выбирали с 1850 аж по 1872 год. 

– 22 года мороковали. Бедный Евфимий Андреевич за это время успел помереть, он не только не увидел своего детища, но даже не увидел проекта и места, где храм будет стоять, – говорит историк. – Дебатировались разные варианты, каждый из них подробно описывался в печати. Предлагалось снести Спасскую церковь, потом Богоявленскую, затем – обе. Наши мудрые предки отклонили все эти поползновения, и мы сейчас можем видеть эти два древних иркутских храма. В конце концов решили очистить Таможенную площадь, то есть то, что мы сейчас имеем в виде сквера перед «Востсибуглем». В центре этой площади находились торговые мещанские и купеческие ряды, уже обветшавшие. Надо сказать, что очищать площадь не торопились, и в результате, как ни странно, «помог» пожар 1879 года. В таком ветхом и погоревшем состоянии всё находилось ещё до 1891 года, до визита цесаревича Николая, к которому прибрались. Получилась огромная площадь. Сложно даже представить, но она была значительно больше, чем сквер Кирова. Нынешний сквер является, пожалуй, третьей частью Тихвинской площади, которая шла вплоть до Тихвинской церкви, на фундаменте которой стоит «Востсибуголь». 

Была учреждена  комиссия по разработке проекта и надзору за строительством кафедрального собора, во главе которой поставили протоиерея Громова, а после его смерти – протоиерея Афанасия Виноградова. Он составил подробнейший отчёт о строительстве собора и издал его. Эта книга находится в редком фонде Белого дома, я её в своё время читал. Там поимённо учтены все меценаты и все расходы до последней копейки. Афанасий Виноградов похоронен, наверное, где-то под нашими ногами, в восточной части пещерного придела кафедрального собора. 

Смена архитекторов

Кафедральный собор быстро стал центром духовной и общественной жизни Иркутска. Советская власть не могла с этим смириться

К 1866 году капитал Кузнецова вырос до 466 тысяч рублей, что примерно равно половине миллиарда на современные деньги.  

– Для строительства собора были необходимы кирпич и колокола. Большого кирпичного завода не было, поэтому его учредили в районе архиерейской летней дачи, а колокольный завод – в том месте, где сейчас находится усадьба Сукачёва. Выписали из Европейской России колокольных дел мастера, и в скором времени, уже к 1875 году, отлили громаднейший колокол весом 1242 пуда. Забегая вперёд, скажу, что его лили с расчётом на отдельно стоящую колокольню. Однако сразу два иркутских архитектора пытались её убрать, поскольку она диссонировала с собором. Если прикрыть колокольню на фотографии, видно, что храм являет собой архитектурную композиционную единицу, а галерея и звонница разрушают цельность восприятия. Все проекты соборов строго симметричны, а здесь получается крен в левый бок.

Я расскажу о трёх самых существенных проектах собора, хотя их было несколько больше. Первым был проект Владислава Андреевича Кудельского, это известный иркутский архитектор, очень талантливый. Мы можем видеть его работы по сей день. Вознесенский собор, к сожалению, снесён, зато стоит Князе-Владимирская церковь на Каштаковской в предместье Рабочем. Если хочется увидеть, каким задумывался собор архитектором Кудельским, можно посмотреть на эту церковь – должно было быть что-то похожее, только монументальнее. Это было соединение русского стиля с классическими формами. Низ получался классический, и Розен и Огонь-Догановский, которые позже продолжали строительство, исходили уже из этой данности: низ был построен, и его нельзя было сносить. 

Тут у меня шпаргалка, я прочту: «В соответствии с правилами строительного устава, предписывавшего использование при проектировании храмов исторических стилей, архитектор составил проект в русском стиле. Традиции русского искусства в проекте переосмыслены и дополнены приёмами и формами академической архитектуры, стилизованной в духе времени. Стройные коринфские колонны на постаментах огранены,  крупные полуциркульные окна завершены архивольтами и килевидной окантовкой. Шатры прорезаны традиционными русскими слухами, но их циркульная форма напоминает о классических люкарнах. В основу проекта положена крестово-купольная композиция пятиглавого храма. Рукава пространственного креста подчёркнуты симметричными выступами трёх притворов и апсиды». Кто видел Князе-Владимирскую церковь, сразу угадает некоторую схожесть, только там дополнительные малые главки луковичные, а здесь все шатровые. 

«Ничего не меняется»

Сегодня о Казанском соборе напоминает лишь часовня, копирующая одну из глав храма

В своей переписке с тогдашним обер-прокурором Святейшего Синода Победоносцевым владыка сообщал, что планирует этот собор как третий в России после Исаакиевского и храма Христа Спасителя. При начале строительства у архитектора и преосвященного Вениамина возникли разногласия. 

– Трудно судить об их существе, но я подозреваю, что речь шла о нежелании Кудельского строить эту одноэтажную галерею и соединять ею собор с колокольней. Все профессиональные архитекторы, кроме одного, о котором сейчас пойдёт речь, отказывались от строительства этой галереи. А владыке, видимо из каких-то богослужебных практических соображений, она была удобна. Дело дошло до того, что Владислава Андреевича отстранили от работы и на его место был призван Митрофан Нилович Огонь-Догановский, инженер-капитан. В его проекте общая идея Кудельского сохранена, но огромная роль отведена звоннице: она превосходит по высоте собор, берёт на себя внимание. Понятно, что это псевдорусский стиль, но тут возникают ассоциации и с протестантским строительством, с чем-то романо-готическим. Впрочем, ассоциации могут быть у каждого свои, это объясняется тем, что проект весьма эклектичен. У Кудельского он был всё-таки целостнее. 

Когда второй проект был отправлен в Петербург, столичные эксперты тоже не поняли его задумку. 

– Шесть лет он ходил по инстанциям, государь лично писал всякие гадостные резолюции, надо отдать должное его вкусу, – продолжает лектор. – Например: «Желательно было бы для такого монументального сооружения соблюсти поболее благолепия в наружном его виде и стиле, чем предложено в проекте». Потом проект отдали питерцам, они его долго корректировали и дошли до того, что поставили под сомнение необходимость в Иркутске такого большого собора. Как узнаваемо, – улыбается Снарский. – Когда готовился к лекции, подумал, что ничего не меняется. 

Шесть лет меняли декор собора, венчание, в результате в 1883 году государь наложил резолюцию: «Согласен, немного лучше, безвкусие порядочное, но делать нечего». Вообще, мы помним, что Александр III Миротворец если и не был инициатором развития псевдорусского стиля, во всяком случае под его омофором это происходило. Естественно, он принимал участие в таком важном событии, как строительство третьего по размеру культового здания в империи.

Третий архитектор

Стройка шла полным ходом. Цемент, вернее камень, из которого его делали, добывали в Олхе; в Усть-Куде добывали камень со скалистых утёсов Ангары, который в семь раз превосходил прочность, необходимую по нормативам. К 1879 году возвели собор до второго яруса окон. Но большой пожар уничтожил почти весь деревянный город, и собор вместе с его лесами тоже начал гореть. Возникла необходимость проверки, насколько пострадали от высокой температуры несущие конструктивные элементы. Однако пока городу было не до храма, он заново отстраивался.  Строительство собора замерло, если не считать отделочные работы в усыпальнице, которая находилась под землёй, так называемом приделе Второго Пришествия и Страшного Суда Господня. Там был похоронен Афанасий Виноградов и впоследствии высокопреосвященный Вениамин, так много сделавший для собора. Несмотря на свой высокий сан, он едва ли не каждый день лично приезжал на стройплощадку, разрешал возникающие вопросы. В честь его небесного покровителя был назван один из приделов. 

– В это время в Иркутск прибыл Генрих Владимирович Розен, построивший музей Географического общества, нынешнюю глазную клинику и детский сад – резной, совершенно поразительный домик, который сейчас перевезён к Харлампиевскому храму, в нём располагается православная школа искусств. 

В 1885 году, спустя шесть лет после пожара, началась серьёзная экспертиза. Розен в самом первом проекте постарался учесть все высочайшие пожелания, после чего проект был принят. Но уже в 1887 году, в ходе работ, он приостановил строительство, а в 1888-м обследовал несущие конструкции. Свой собственный проект он переработал, и это уже тот вариант, который нам всем известен. Заменены шатры на сферические купола, сделаны деревянные своды вместо каменных. Розен боялся, что монументальное строение может рухнуть, и старался облегчить конструкцию. Он уменьшил высоту здания аж на 10 метров. В первоначальном варианте собор был всего на три метра ниже храма Христа Спасителя. 

Небесная канцелярия дала добро

Архитектор Розен заменил шатры на сферические купола

Главным источником света в соборе был так называемый световой барабан. В двенадцати его гранях в огромные окна были вставлены цветные витражи, благодаря которым свет и сам воздух в храме, по словам очевидцев, двигался, создавал ощущение нерукотворности, ирреальности происходящего. 

– Очень толковый и традиционный в то же время приём: купол, «отбитый» светом, казалось, парил в воздухе, – говорит гид. – Высота храма внутри 45 м, то есть выше десятиэтажного дома, 

60 м – снаружи, до креста. Внутри не было никаких перегородок. Эффект был сногсшибательным. Он и теперь был бы таким же. Тогда в Иркутске, где два этажа были пределом мечтаний, Спасская церковь, большое для своего времени сооружение, 2,5 раза умещалась в Казанском соборе.

В 1890 году был установлен крест. Не сразу – поднялась буря, это дело отложили, на следующий день буря поднялась вновь. Небесная канцелярия, кажется, не была расположена, но на третий день крест всё же установили. В 1892 году стали устанавливать иконостасы. Пустили любопытствующих посмотреть на это. Главный иконостас был выполнен по рисунку Розена, резал мастер-иркутянин Попов. Малые иконостасы вырезаны уже по его собственным рисункам. Иконы писались на холстах московским автором, для боковых приделов – иркутским иконописцем. Помимо Казанской иконы  Божьей Матери, которую перенесли из Богоявленского собора крестным ходом за день до открытия кафедрального собора, известна судьба ещё двух икон. Это икона Князя Владимира, которая хранится в Крестовоздвиженском храме, и Тихона Задонского – в Никольском храме в Листвянке. 

– Итак, собор строился 19 лет. Сумма с учётом пожара, конечно, увеличилась и составила 904 тысячи 25 рублей 42 копейки и 1 полушку. Освящение главного придела произошло 25 января 1894 года. Освящали два архиепископа, два архимандрита, три протодиакона, 17 священников, два клироса пели. По дороге к храму были выстроены войска, играл духовой оркестр. Крестные ходы шли из многих храмов города. 

Праздник свободы

В десять раз собор превышал размеры среднего иркутского дома. Мало того что он завязывал в единую архитектурную композицию храмы Тихвинской площади, он был виден практически из любой точки города. Собор стал центром не только религиозной, но и общественно-политической жизни. В нём устраивались престольные праздники, яркие события в жизни страны сопровождались службой в кафедральном соборе и праздниками на Тихвинской площади, которая из торговой превратилась в центральную городскую и сохраняет это значение и сейчас, уже перестав быть площадью. В 1912 году пышно отмечалось столетие изгнания Наполеона, а также 300-летие дома Романовых, коронация Николая II, а затем его отречение – не пышно, но многолюдно. Это называлось праздником свободы.

– Какой ужас! – усмехнулась одна из слушательниц.  

– Провозглашались многие лета временному правительству. Та власть не заявляла себя как богоборческая, – продолжил Снарский. – Кончина собора пришлась на послереволюционные годы. До 1919 года он функционировал в обычном режиме, пока не было уничтожено паровое отопление. В 1920-е годы на территории собора была устроена спортивная площадка, здесь играли в футбол. Отмечается существенный урон от этих игр. Сильнее всего пострадала усыпальница. К тому времени община при соборе слегка превышала 100 человек, они не могли содержать храм на свои средства. Тогдашняя власть была настроена против «религиозного дурмана», шла постоянная агитация за снос собора. Поскольку в нём образовались трещины после сильного землетрясения, власть утверждала, что здание аварийное и опасно для молящихся и жителей города, хотя оно подлежало ремонту. Имущество собора регулярно изымалось в разные фонды, и в результате в 1930 году храм был закрыт, а в 1932-м прогремели несколько взрывов. 

Здание поддалось не сразу. Сначала был обрушен центральный купол, затем взорваны малые главы. Были устроены временные деревянные рельсы, по которым вагонетки увозили уцелевшие кирпичи на стройки города. Но при таком методе сноса образовалось большое количества мусора. Руины были разровнены, и ими укрепили болотистую Тихвинскую площадь, высота которой поднялась примерно на метр. До сих пор неизвестна судьба подземного придела Страшного Суда Господня, самой древней части. Может статься, этот придел до сих пор существует под землёй, – заключил Александр Снарский.