Когда ельцинская власть соизволила отметить его Государственной премией, шла ничем не оправдываемая война в Чечне. Денежная часть премии для Левитанского с его долгами была непредставимо огромной (примерно десять тысяч долларов) – столько денег он никогда не держал в руках. Он мучился, порываясь романтически отказаться и от премии, и от денег. Но всё-таки решил принять их, уговорив себя, что деньги эти не ельцинские, а народные. И он был единственным из лауреатов, кто вместо стандартной благодарности президенту произнёс неслыханную на официальных награждениях речь. Вот её полный текст: «Уважаемый господин президент! Уважаемые дамы и господа! Давно было кем-то замечено, что граждане наши, как бы не очень-то дорожа вообще наградами, весьма между тем обижаются, когда их не получают. Я принадлежу к тем, кто не получал, но и не обижался. Как известно, лучшие наши поэты, если им  посчастливилось и их не убила система, ушли из жизни, наград в своём отечестве не удостоившись. Остаться в живых, да ещё время от времени издаваться – это уже и было для них настоящей наградой. Многое, конечно, с той поры изменилось. Я  благодарен судьбе за то, что выжил на той войне и после неё, что дожил до этих дней и до дня сегодняшнего.

Я сердечно признателен моим коллегам и всем тем, кто счёл меня достойным этой сегодняшней награды и отдал свои голоса за мою работу. Наверное, я должен был бы выразить благодарность также и власти, но с нею, властью, дело обстоит сложнее, ибо далеко не все слова её, дела и поступки сегодня я разделяю. Особенно всё то, что связано с войной в Чечне: мысль о том, что опять людей убивают как бы с моего молчаливого согласия, – эта мысль для меня воистину невыносима.

За моими плечами четыре года той большой войны, и ещё маленькая война с японцами, и ещё многое другое – думаю, что я имею право сказать об этом. Я понимаю, что несколько испортил нынешний праздник, но если бы я этого не сказал, не сказал того, что думаю и чувствую, то не был бы достоин высокой литературной премии России. Литература России – одна из самых нетленных, непреходящих ценностей её и богатств. Быть к ней причастным, а тем паче отмеченным столь высокой наградой, – честь для меня большая. Спасибо».

Выступление Левитанского было выслушано при мёртвом молчании. Президент вёл себя так, будто ничего не произошло, пожал руку Левитанскому и чокнулся с ним бокалом шампанского.

Однако смелость старого солдата не была  одноразовой. Прошло несколько месяцев, и 25 января 1996 года Левитанского пригласили в московскую мэрию на круглый стол интеллигенции, где он снова выступил, доказывая, что чеченская война должна быть остановлена. От волнения разыгралась боль в груди, ему помогли выйти из зала. Опустившись на стул в фойе, он скоропостижно скончался на своём последнем поле боя.

…В самом начале 1955 года комиссия по русской литературе Союза писателей СССР сообщила иркутским литераторам, что для переиздания в московских издательствах рекомендует «наиболее интересные произведения» иркутян. В список попали роман Маркова «Строговы», повесть Кунгурова «Золотая степь», стихи Луговского и Левитанского и рассказы Дворецкого. В 1955 году вышла детская книга Юрия Левитанского «Секретная фамилия».

В том же году Юрий Левитанский обращается в бюро Иркутского отделения с просьбой рекомендовать его на высшие литературные курсы Союза писателей при Литинституте имени Горького. Ему 33 года. И это один из главных поворотов в его литературной судьбе. Получив рекомендацию с формулировкой, что 

«т. Левитанский отвечает требованиям, которые предъявляются к поступающим на данные курсы», он едет в столицу, где температура литературной  жизни неизмеримо выше, чем в любой провинции.  

Из воспоминаний Сергея Иоффе: «На смену молодым и задорным «понедельникам» пришли солидные «пятницы», которые устраивались в Доме писателя. Вчерашние «начинающие» издавали первые книги, а «маститые» приобретали всесоюзную известность и… уезжали в столицу. Помню, как сильно мы огорчились, узнав, что навсегда покидает Иркутск Юрий Давидович Левитанский. Нам по наивности казалось, что с его отъездом мы потеряем «своего» поэта. Но купив через несколько лет его первую московскую книжку, мы вновь — и уже окончательно — уверились, что Левитанский не изменит ни себе, ни своему читателю: он всё дальше и дальше шагает раз и навсегда избранной дорогой». 

До 1958 года Левитанский числился в Иркутской писательской организации. «3 мая он обратился с просьбой сняться с учёта и встать на учёт в Московской писательской организации. На выписке комитета Союза писателей РСФСР  есть нешуточная по тем временам приписка: «Предупредить тов. Левитанского Ю.Д., что МО СП РСФСР не берёт на себя никаких обязательств по предоставлению ему жилплощади».

В 1958 году бюро Иркутской  писательской организации отчитывалось за период 1954 – 1958 годов. Кроме того, что завершалась «писательская» пятилетка, все отделения готовились к первому съезду писателей РСФСР. И хотя официально к этому моменту Левитанский был уже снят с учёта, он по каким-то причинам оказался в Иркутске и не только слушал отчёт ответственного секретаря Гавриила Кунгурова, но и выступал. 

Приводим стенограмму в сокращении: «…сегодня здесь не случайно выступал товарищ Огневский. Это  выступление необычно тем, что человек очень откровенно и невзирая на лица говорил о том, что он думает, что его волнует, давал оценки товарищам, которых он уважает и ценит…

К сожалению, у нас в последнее время создалась обстановка, которая не способствует развитию критики… Я убеждён, что невозможно существовать,  не имея возможности спорить, быть хвалимым или ругаемым. Это вещь совершенно необходимая…

Я тоже прочитал роман Маркова «Соль земли», и «Наташу Брускову» Гавриила Кунгурова, и ряд других книг, которые вышли в Иркутске за последнее время. Когда я прочитал «Соль земли»,  испытал некоторую горечь: ей-богу, мне было обидно, что Марков, человек талантливый, потративший много сил и здоровья, зря сделал так, что не вынес роман на более широкое обсуждение. Я уверен, что тех серьёзных художественных просчётов, которые есть в романе, автор мог бы избежать, не потому, что мы умнее Маркова, а просто потому, что нас больше, мы смогли бы подсказать. Мастерству нужно учиться и Маркову, и Кунгурову, абсолютно всем, даже Шолохову нужно учиться мастерству…

Надо меньше  расточать друг другу комплименты, больше говорить по существу. В этом скажется заинтересованность в судьбе друг друга.

Я убедился, что та обстановка, которая есть в нашем отделении, не способствует росту и продуктивности нашей творческой работы, а, наоборот, тянет вниз. Не случайно образовался какой-то круг пассивных людей…»

Неожиданная речь теперь уже вроде бы московского литератора вызвала большой резонанс в иркутском обществе. О ней говорили, о ней спорили. Маркову, думаю, после всего того, что он сделал для Левитанского, было обидно. Действительно, если  внимательно прочитать выступление Левитанского, кроме смелого обвинения в отсутствии критики конкретных товарищей, ничего и нет. 

К сожалению, кроме данной стенограммы по поводу этой дискуссии, никаких других источников найти не удалось. Но и этого достаточно для понимания главной идеи Левитанского: художник должен и может быть свободен. 

(Окончание следует)