Пятая по счёту «Прогулка по старому Иркутску» проходила не в четверг, как уже было заведено, а в пятницу, и такое отступление от расписания оказалось неслучайным. «Я прекрасно знаю, что у Владимира Платоновича день рождения 14 июля, но когда мы определяли дату экскурсии, вспомнил, что это по старому стилю, а по новому получается, что 27 июля самому популярному, известному и любимому городскому голове исполнилось 163 года», – объяснил президент клуба молодых учёных «Альянс» Алексей Петров. Ещё одно совпадение, но уже чисто случайное, он увидел и в том, что несколько лет назад список городов-побратимов Иркутска пополнился Симферополем, в 30 километрах от которого, в Бахчисарае, в декабре 1919 года и скончался Сукачёв. «Мне хочется верить, что когда-нибудь мы найдём его могилу и перевезём его прах в Иркутск, так что сможем в такой памятный день отдать дань уважения этому человеку, который очень много сделал для развития нашего города», – завершил небольшой «вводный брифинг» историк. 

Пока решили ограничиться публичной экскурсией, начавшейся на ступеньках  усадьбы градоначальника – известного дома с якорем на крыше. Кстати, директор дома-музея Наталья Гончаренко позднее подбросила собравшимся несколько версий происхождения последнего, но начала лекцию с рассказа о личности Сукачёва. Владимир Платонович родился в 1849 году в Иркутске в семье уроженца Харьковской губернии Платона Петровича Сукачёва, дослужившегося до чина действительного статского советника и получившего потомственное дворянство, и Аграфены Никаноровны Трапезниковой, дочери известного купца, в своё время также бывшего городским головой. Окончив Иркутскую классическую мужскую гимназию (в её здании сейчас располагается Иркутский авиационный техникум, а в пристрое к нему, где размещались так называемые рекреационные классы, по иронии судьбы находится художественный музей, носящий имя Владимира Сукачёва), будущий градоначальник поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, но, проучившись там лишь три года, перевёлся на естественное отделение физико-математического факультета Киевского университета имени Равноапостольного князя Владимира, который и окончил. «Проще говоря, стал биологом», – пояснила Гончаренко. 

В Киеве Владимир Платонович встретил свою жену, Надежду Владимировну Долженкову-Любим, там же появились на свет первые два его сына, Борис и Платон. В Иркутск он, уже обзаведшийся семьёй, вернулся на рубеже 70-х и 80-х годов XIX века. Нужно сказать, что до этого Сукачёв на протяжении почти 15 лет участвовал в тяжбе с городскими властями за наследство своего дяди, купца Иннокентия Трапезникова. 

Своих сыновей у того не было, и всё своё состояние он разделил на две доли: одну получало городское сообщество, а вторую – его дочь Александра, в замужестве Портнова, и племянник Владимир. Сумма, кстати, была относительно невелика, однако Иннокентий Никанорович незадолго до кончины в 1865 году стал собственником нескольких золотых приисков, в которых уже после его смерти были найдены золотоносные жилы. В завещании они упоминались вскользь, и не было сказано, кому должны перейти в наследство. После того как завещание было опубликовано в 1866 году, вокруг них развернулась самая настоящая судебная баталия. Как и сейчас, в ход пошли аргументы, не имевшие ни малейшего отношения к юриспруденции: в газетах печатались сатирические памфлеты на Владимира Сукачёва, на которые он отвечал подобным образом: «Если бы я был уверен, что город действительно потратит деньги на благотворительность, я бы не взял себе ни копейки. Но поскольку такой уверенности у меня нет, я буду бороться до конца».

Иркутский губернский суд 27 октября 1877 года признал спор наследников вокруг завещания неосновательным, однако их поверенные обратились с апелляционной жалобой в Сенат. Тот, в свою очередь, «вывел заключение, что, если после распоряжений, сделанных завещателем, осталось ещё имущество, не получившее определённого назначения, оно должно перейти к наследникам умершего», и предписал губернскому суду отменить предыдущее решение «со всеми последствиями». Тяжба, однако, завершилась лишь несколько лет спустя, уже в 1881 году, и по её итогам Владимиру Платоновичу достался 1 млн. 354 тыс. 523 рубля. Деньги, как и было обещано, ушли на развитие города. Достаточно сказать, что Сукачёв, занимавший пост городского головы с 1885 по 1897 год, выкупил пострадавший в результате пожара 1879 года сквер возле Спасской церкви (ныне в нём располагается Вечный огонь) и восстановил его, пожертвовал деньги на строительство музея Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества и восстановление здания драматического театра, построил несколько школ и богадельню. 

Иркутский Третьяков или московский Сукачёв?

121 год назад в беседке фотографировались гласные городской Думы, а сейчас в их роли мог выступить любой желающий

А в конце 1881 года Владимир Платонович выкупил несколько участков на тогда ещё окраине Иркутска и начал строительство своей усадьбы. «Мы можем ей гордиться, ведь сейчас это единственный  в Сибири пример музеефицированной усадьбы городского типа, – отметила Гончаренко. – Она уникальна своей архитектурой». Интересно, что в постройках отчётливо видны разные архитектурные стили, характерные для «деревянного» Иркутска. Так, в оформлении хозяйского дома угадываются восточные мотивы: тут вам и резные драконы, и очелья наличников в виде наверший то ли китайской пагоды, то ли монгольского головного убора; а дом прислуги выполнен в явном южноукраинском стиле с характерным опоясывающим строение балконом. И всё это – в английском или ландшафтном парке, где руко-

творные аллеи сочетаются с элементами естественного пейзажа. «Как пишут в воспоминаниях современники Сукачёва, здесь можно было найти лужайки с лесными травами, и в то же время зелёные уголки с растениями разных пород, которые он, будучи биологом, посадил специально, чтобы посетители могли увидеть что-то интересное и новое для себя, – продолжила рассказ директор музея-усадьбы. – Помимо привычных для сибиряков видов флоры, здесь были дубы, туя, барбарис, маньчжурский орех». Существует легенда о том, что и венгерскую сирень в город завёз именно Владимир Платонович, хотя с полной уверенностью утверждать это пока не берётся ни один историк. 

– А видите дату над входом? Какая цифра? – Пока мы перемещаемся по территории усадьбы, к пришедшим на экскурсию присоединяются новые люди, и Наталья Валерьевна берёт в руки мегафон.  

– Тысяча восемьсот восемьдесят два, – синхронно отвечают несколько голосов. 

– Усадьба была построена в это время, где-то в 1882–1883 годах, – продолжает Гончаренко. – И уже в девяностые годы в расположенную здесь картинную галерею приходили посетители. Это были не только известные люди, но и простые иркутяне, школьники, гимназисты, сюда приезжали даже из Иркутской губернии, из глубинки. 

В то же время Павел Третьяков передал в дар Москве свою коллекцию живописи лишь в 1892 году (справедливости ради надо заметить, что Московская городская галерея Павла и Сергея Третьяковых была открыта для широкой публики в 1867 году, хотя официально музей был открыт 15 августа 1893 года). «Поэтому, наверное, можно сказать, что это не Сукачёв – иркутский Третьяков, а Третьяков – московский Сукачёв», – отметила Гончаренко. И тут же поинтересовалась, знает ли кто-нибудь из собравшихся, сколько в конце XIX века было общедоступных картинных галерей в Российской империи, если не считать музеи в Польше и Финляндии. Оказывается, всего три – в Москве, Самаре и Иркутске (Эрмитаж в этот список не попадает, поскольку является скорее культурно-историческим музеем, нежели чисто музеем живописи). В любом случае, гордость за Иркутск охватывает, и хочется лишний раз согласиться с французским филологом Жюлем Легра, который в своей книге «В Сибири» оставил следующие строки о Сукачёве: «Посетил картинную галерею иркутского городского головы. Галерея практически вся русская. Это патриотизм, который я очень ценю». 

Символ Надежды

Знаменитый дом с якорем появился в Иркутске
в 1882 году

Пока мы стоим на засыпанной гравием аккуратной дорожке в окружающем усадьбу парке, разговор плавно перетекает на семью самого известного градоначальника дореволюционных времён: Наталья Валерьевна рассказывает про его супругу Надежду Сукачёву, открывшую школу для девочек – пока неказистое одноэтажное здание, скрытое от глаз посетителей, которое в будущем планируют включить в экспозицию. И тут же спрашивает: «Наверняка многие задавались вопросом, откуда на крыше усадьбы взялся якорь?» Конечно, интересовались этим все, кто посещал дом-музей, что тут же подтверждается. 

«Я вам сейчас всё объясню, – в голосе Гончаренко сквозит доброе лукавство. – Вернее, расскажу одну из версий. Но прежде скажу, что если вы пойдёте по нашей экспозиции, то в зале, посвящённом Надежде Владимировне, увидите её веер, на ручке которого изображён якорь». Он же изображён на папке, принадлежавшей жене городского головы, и на подарочном экземпляре книги «Иркутск. Его место и значение в истории и культурном развитии Восточной Сибири». Согласно одной из версий, предки Надежды Сукачёвой были обрусевшими голландцами, изначально носившими фамилию Юферс. Среди них, например, её дед, генерал Дмитрий Юферов, погибший при обороне Малахова кургана во время Крымской войны. Голландская фамилия, в свою очередь, пошла от слова «юферс», обозначавшего элемент оснастки корабля. Есть более красивая версия: Сукачёвы, как и большинство их современников, были людьми верующими, а в одной из частей Нового завета – послании апостола Павла к евреям – «предлежащая надежда» сравнивается с якорем для души, «безопасным и крепким». Вполне возможно, что материальный якорь Владимир Сукачёв установил на крыше своего дома именно в честь жены Надежды Владимировны, правда, как справедливо заметил Алексей Петров, никаких записей в дневниках или письмах об этом не оставил. 

Исторический снимок 121 год спустя

Экскурсия завершается рассказом о том, что Сукачёв скончался в бедности – всё состояние городской голова вложил в развитие Иркутска – в Бахчисарае 

21 декабря 1919 года или 2 января 1920 года, если считать по григорианскому календарю. Но перед этим Гончаренко вспоминает об ещё одном увлечении нашего земляка – фотографии. И, заговорив об этом, предлагает пройти к беседке, в 1891 году послужившей фоном для снимка, на котором запечатлены гласные Иркутской городской думы. Это фото, кстати, красовалось на открытках, вручённых всем, кто пришёл на экскурсию. И в качестве финального аккорда им предложили сделать своеобразный ремейк, благо, в тот момент на территории усадьбы собралось едва ли не больше профессиональных фотографов и любителей, чем было во всём Иркутске в конце XIX века. Да и желающих сфотографироваться оказалось больше, чем 41 гласный городской Думы. Впрочем, места хватило всем, и при этом козырёк, на который 121 год назад взобрались несколько депутатов, пустовал.