«Если я гореть не буду…»

Галина Поповская жила с семьёй в Улан-Удэ, с детства пропадала в юннатских кружках, особенно нравилось работать на пришкольных участках. «Уже тогда решила, что буду биологом», – говорит она. Зная её страсть ко всему живому, учителя подарили большую книжку об Иване Мичурине. «Я, конечно, знала, что в ИГУ есть биологический факультет. Но из Улан-

Удэ, где мы жили, попасть в иркутский вуз было непросто, – вспоминает Галина Ивановна. – Ехала одна, сдавать экзамены было страшно – конкурс пять человек на место. Я до сих пор помню эпиграф к моему сочинению по русскому языку, это слова Назыма Хикмета: «Если я гореть не буду, если ты гореть не будешь, если он гореть не будет – кто тогда рассеет тьму?» – тихо улыбается Галина Ивановна. – Пятёрку получила по этому экзамену, да и по остальным тоже пятёрки. Когда приехала домой в Улан-Удэ, к родителям, моя классная руководительница и все преподаватели так радовались! До сих пор горло перехватывает, когда вспоминаю эту встречу. Так я оказалась на биолого-почвенном факультете, так начинались мои студенческие годы, наверное, как и у всех, лучшие годы жизни».

– Вы начинали с профессором Михаилом Михайловичем Кожовым?

– После окончания первого курса в моей жизни произошли радостные события, которые наложили отпечаток на все последующие годы. Дело в том, что профессор Михаил Михайлович, который читал у нас лекции по гидробиологии, предложил мне участвовать в кругобайкальской экспедиции. Конечно, ребята-однокурсники мне по-доброму завидовали. Тогда было очень мало транспортных средств, которые позволяли проехать по всему Байкалу. Мы отправились на маленьком катере «Гидробиолог». Вы не представляете, какое большое счастье увидеть это удивительное озеро практически целиком!  Байкальские красоты просто очаровали меня  – и острова Малого моря, и остров Ольхон, и неповторимая бухта Песчаная с её удивительными «шагающими» деревьями, и горные хребты, покрытые снегом большую часть года. Но больше всего меня поразили Ушканьи острова на Северном Байкале, со сказочными деревьями, покрытыми мхом-бородачом. Михаил Кожов часто останавливался у рыболовецких бригад. Рассказывал об омуле, его миграциях, вылове. Потом были беседы у костра, которые продолжались далеко за полночь. Михаила Михайловича можно было слушать часами. А утром снова в путь – собирать многочисленные пробы по донным организмам: моллюскам, олигохетам, планариям, гаммаридам. Настолько разнообразен  органический мир Байкала. Он неповторим, так как большинство его представителей нигде в мире не встречаются – это эндемики. Но больше всего меня удивил растительный мир озера. Глядя на прозрачные, искрящиеся воды Байкала, невозможно представить, что в них есть что-то живое, но поднимаем планктонную сеть, которая сконцентрировала эту воду, берём каплю, смотрим в полевой микроскоп, и взору открываются  такие картины, от которых нельзя оторвать взгляд. Мельчайшие растения размером от 3 до 100 микрометров в виде звёздочек, шариков, нитей, разнообразных фигурок. За счёт них существует вся жизнь в озере. Не перестаёшь удивляться тому, как в ходе эволюции за миллионы лет сформировался растительный мир Байкала. В эту красоту, своеобразие, оригинальность нельзя было не влюбиться. Эта экспедиция осталась в моей памяти на всю жизнь. После неё я уже твёрдо решила: буду работать только на Байкале.

Михаил Михайлович предложил мне заняться изучением фитопланктона Байкала, который к тому времени был исследован очень слабо. Я, конечно, согласилась. Первым азам по видовому составу водорослей меня обучала замечательный учёный-альголог Нина Леонидовна Антипова. Для дипломной работы мне предложили тему  по фитопланктону Селенгинского мелководья Байкала. Здесь я работала уже самостоятельно. Выезжала на лодке с рыбаками, которые ставили или снимали сети, и отбирала пробы. Собранный материал хранился в рыбацком домике, пока за мной не приходил катер. Пробы обрабатывала потом до поздней ночи в лаборатории ИГУ. 

После получения диплома с отличием в 1958 году Галина Поповская поступила в аспирантуру при Восточно-Сибирском филиале АН СССР. Тема её работы была трудной: «Фитопланктон Селенгинского мелководья, соров, дельтовых проток реки Селенги и прилежащих участков открытого Байкала». Нужно было изучить и речной и соровый планктон (мелкие заливы), и открытый Байкал с совершенно другими видами и комплексами. Научным руководителем назначили известного учёного,  исследователя Байкала, профессора Александра Скабичевского. Он в то время жил в Омске. Галина Ивановна ездила туда на консультации. «Я благодарна судьбе, что она свела меня с этим непревзойдённым учёным, благодаря которому я стала альгологом, – говорит она. – В 1963 году в Новосибирске на объединённом учёном совете я защитила кандидатскую диссертацию. Как давно это было!» Постоянная научная станция тогда была одна – в  Больших Котах. А что же весь Байкал? Можно ли закономерности, выявленные для этих участков, переносить на всё озеро? И вот начиная с 1964 года формируется экспедиция для изучения фитопланктона всего озера. Очень подробно изучается открытый Байкал на 12 стандартных разрезах. В результате этих многолетних (1964 – 1990) исследований  была изучена вся экосистема озера. Полученные новые данные внесли существенный вклад в познание функционирования первичного звена трофности (биологической продуктивности. – Авт.) озера. Многие материалы этих исследований  стали предметом докторской диссертации Галины Поповской «Фитопланктон Байкала и его многолетние изменения». Защита проходила на том же объединённом совете в 1991 году; согласно бюллетеню ВАК это была лучшая защита года.

Вслед за тающими льдами

Ученики Галины Поповской работают во многих странах мира

Каждую весну на научно-исследовательских судах альгологи отправлялись в путь. Работали они вместе с исследователями нерпы, так как жизнь нерпы во многом связана со льдами. Весной изучалось как первичное, так и конечное звено трофической цепи озера, что позволяло делать заключения об экосистеме Байкала в целом. Работы по нерпе проводил известный учёный-зоолог Владимир Пастухов, муж Галины Ивановны. Многолетние исследования байкальского тюленя изложены в монографии «Нерпа Байкала».

– Почему фитопланктон нужно изучать весной? 

– Есть на Южном Байкале одна точка у посёлка Большие Коты, где фитопланктон изучают с 1930-х годов по настоящее время. Эта станция и ценна тем, что у неё очень большой ряд наблюдений. Мы имеем возможность просмотреть все изменения за десятилетия: что происходит с видами, как они исчезают, как появляются новые… Но была поставлена задача узнать, что же происходит во всём озере. Максимальное развитие фитопланктона идёт в подлёдный период и сразу после вскрытия озера ото льда в мае-июне. Именно тогда создаётся основная масса растительного планктона, среди которого доминируют диатомовые, они составляют 90 – 95% от его общегодовой биомассы. Поэтому наиболее длительный, не-

прерывный ряд наблюдений  учёные проводят именно в этот период. Весеннюю съёмку делают сразу после вскрытия озера ото льда, двигаясь вслед за льдами с юга на север, так как лёд на севере вскрывается на 20 дней позже, чем на юге. С 1964 года мы стали проводить экспедиции вслед за тающими льдами по всему озеру. Работали непрерывно с 1964 по 1990 год по очень густой сетке станций, по 12 разрезам. 

– За эти годы произошли какие-то изменения? 

– Если мы возьмём пелагиаль озера,  а это около 80% его акватории, то здесь, действительно, за последние 30 лет никаких больших изменений по весеннему фитопланктону не произошло. Вода по-прежнему чистая, как и много десятилетий назад. А вот в прибрежной зоне, безусловно, мы можем наблюдать изменения. Не каждый год, но они есть. По исследованиям пелагиали Байкала можно с полной уверенностью сказать: эвтрофирование (ухудшение качества воды) озеру пока не грозит. Всё благодаря глубоководности озера и динамике водных масс. Но усиливающаяся антропогенная нагрузка на экосистему Байкала заставляет нас держать под контролем чистоту его вод.

– А БЦБК как-то влияет на фитопланктон Байкала?

– Учёные НИИ биологии ИГУ работали в районе комбината, очень много этой проблемой занималась профессор Ольга Михайловна Кожова. Была защищена и кандидатская диссертация, где было показано: комбинат на фитопланктон не влияет. Но если мы возьмём донное население, то там явно видны признаки этого влияния. Наши коллеги фиксировали и погибшую эпишуру, и мутации бычков. Одни животные почти отмирали, другие занимали их нишу. Да, водоросли в этой зоне не страдают. Но это не значит, что БЦБК имеет право на существование. Это чистейший Байкал! Фитопланктон – первое звено, благодаря которому существует жизнь в озере. Им питается зоопланктон, который едят рыбы. Озеро – один из немногих водоёмов, где вершину пищевой пирамиды венчает млекопитающее – тюлень. Стоит нам нарушить какое-либо звено пищевой цепочки, как это тут же скажется на всех последующих звеньях, а в итоге  на качестве воды и на функционировании экосистемы Байкала. 

Шарики микронного размера

Галина Поповская – первооткрыватель пикофитопланктона в Байкале. Это мельчайшие сине-зелёные водоросли, или цианобактерии, размером 1–1,5 микрона. Если в литре воды учёные обнаруживают около 1-2 млн. клеток диатомового планктона, то здесь цифры достигают 300 млн. клеток в литре и больше. Крохотные водоросли – основа жизни на Байкале. Именно этот мир сближает озеро с Мировым океаном. 

– А в чём связь с Мировым океаном? 

– Только в Мировом океане идёт массовое развитие этих крохотных водорослей, а вот в некрупных озёрах планеты учёные обнаруживают в основном лишь фитопланктон. Поскольку в Байкале есть пикофитопланктон, это подтверждает, что история его развития близка крупным мировым водоёмам. Открыла я эти водоросли в 1968 году. Мы никак не могли тогда понять, почему летом у нас практически пустая чистая вода. Где фитопланктон?  Ведь весной обнаруживаем грамм на кубометр, а летом – 10–20 миллиграммов. Что это и чем питается зоопланктон (эпишура)? А прозрачность воды падает: весной – 18–20 метров, летом – 5-6. Опять же масса органического вещества летом очень высока. Я обрабатывала тысячи проб, и мне постоянно бросались в глаза какие-то маленькие «шарики». Отправилась с пробами в Москву, а там подтвердили: это водоросли (цианобактерии). Вот тогда многие неразрешимые вопросы, которыми мы задавались, изучая Байкал, нашли ответы. Кстати, сейчас при помощи люминесцентного микроскопа можно определять объекты, в том числе и пикофитопланктон, размером не только 1-2 микрона, но и 0,1-0,2 микрона. До сих пор какие-то другие виды пикофитопланктона в Байкале ещё не описаны.               

– В мире есть ещё такие озёра? 

– Мне довелось побывать на нескольких крупных озёрах мира. Запомнилось впечатление от поездки в Африку на озеро Ньяса, которое сейчас называют Малави. Крупное глубоководное озеро, температура воды достигает 29 градусов (на Байкале летом около 13 градусов). Когда я ехала в Африку, мне представлялось: увижу бурное цветение воды, ведь очень много света и тепла. Но когда мы подъехали к Ньяса, я была поражена. Передо мной простирался Байкал. Это была чистейшая вода голубовато-серого цвета! Мы начали исследовать озеро на корабле и обнаружили: там, как и на Байкале, преобладает диатомовый планктон. Есть такой вид – Melosira. У нас это Melosira baicalensis, а на Ньяса – Melosira  nyasa. Оба – эндемики. Но они настолько похожи между собой, настолько незначительны между ними различия, что я бы сказала, что это один и тот же вид. Всё говорит о том, что условия для существования данного вида в глубоководной части озера схожи с байкальскими. Кстати, в озере Малави также обнаружен пикофитопланктон, но в меньших концентрациях, чем в Байкале. Если мы уберём такой фактор, как температура, то в африканском озере было столь же мало биогенного элемента, как и в Байкале. Практически нет сероводорода, как в Танганьике. Почему так? Я думаю, основной причиной является похожая динамика водных масс, потому что она определяет круговорот органического вещества и жизни в озере. 

– Каким образом идёт круговорот?

– В крупных озёрах, таких как Байкал, питательные вещества для фитопланктона поступают со дна. Особенно в зимний период. В Байкале динамика водных масс доходит до 200 – 500 метров глубины, а в крупномасштабных процессах захватывает всю водную толщу озера. Существуют и горизонтальные течения – обмен одной котловины озера с другой. По одной из гипотез, именно эта динамика определяет чистоту вод Байкала и его неповторимый органический мир, во многом эндемичный. А вы знаете, что Байкал вовсе не омулёвый водоём, а голомянко-бычковый? В озере огромное количество голомянок, они на 1-2 порядка превосходят количество омуля. Байкал – удивительное озеро. Мне случилось бывать на озере Мичиган в США. Там работают несколько целлюлозных заводов, аналогичных БЦБК. На лодке мы отправились в залив Грин Бей. Там я увидела, как могут цвести сине-зелёные водоросли. Вёсла вязли в сплошной сине-зелёной массе… И меня до сих пор волнует вопрос: как же мы, зная опыт Мичигана и других озёр, могли построить на чистейшем Байкале ЦБК?

«Солнышко наше»

«Если что-то непонятно, работа не идёт – сразу к ней, – наперебой говорят её молодые коллеги. – Иногда в душе просто раздрай какой-то. Кажется, что ничего не получается, идёшь к Галине Ивановне, а она говорит: «Спокойно!» – садимся за микроскоп, и сразу жить легче. Она – наше солнышко главное». По её атласу-определителю диатомовых водорослей Байкала сейчас работают молодые специалисты. «Немногие современные люди умеют так поддержать компанию, разрядить атмосферу, как Галина Ивановна, – говорят её коллеги. – Шутит, рассказывает весёлые истории. А какая она женственная! Любит повторять: «Вот только не надо быть унылым «научным сотрудником!» Никогда мы не видели её серой тенью, погружённой только в работу. Она яркая, цветущая». 

«А как она общается с учениками! Не просто обучает, а влюбляет в своё дело, – рассказывают они. – Многим из нас до этого уровня учительства ещё идти и идти. Современная биология – это здорово, но классика, которой владеет Галина Ивановна, – это сокровище». Сотрудник Института природных ресурсов, экологии и криологии, читинский исследователь Наталья Ташлыкова, изучавшая реку Селенгу, под руководством Галины Ивановны успешно защитила кандидатскую диссертацию и стала самостоятельным специалистом, сейчас исследует озёра Забайкалья. С Галиной Поповской связаны имена молодых учёных, исследующих фитопланктон Иссык-Куля. Работают её ученики в Украине и других странах. На Байкале исследования фитопланктона продолжила группа учёных, среди которых кандидат биологических наук Марина Усольцева. Старший сын Галины Ивановны, Владимир, работает в Байкальском музее, он главный специалист живой экспозиции музея. Младший, Михаил, – эколог-биолог, недавно он защитил кандидатскую диссертацию, трудится в Институте геохимии СО РАН. Занимается трофической цепочкой Байкала, исследует Иркутское и Братское водохранилища. Внучка Маша окончила Сибирско-Американский факультет ИГУ, учится в Свободном университете в Берлине. Ею Галина Поповская гордится больше всего. «Я никогда не работала ради диплома или званий, – говорит она. – Я просто люблю Байкал, люблю фитопланктон. Люблю коллег своих. Мне просто очень повезло».