Пётр Карлович Гран обещал канцелярии приехать немедля, но попросил узнать, что за газета в руках у приезжего. 

– «Восточная заря», сегодняшняя.

«Осталось только несколько сотен»

Уже в коляске Гран развернул номер и в разделе местной хроники увидел броский заголовок «Конец байкальскому омулю». Автор, скрывающийся под псевдонимом Сибиряк, писал: «В печати не раз уже сообщалось о хищнических приёмах ловли омуля в Байкале и в реках Селенга, Верхняя Ангара и др., практикуемых рыбопромышленниками, и о полном бездействии со стороны лиц, обязанных по закону не допускать совершенного истребления рыбы. В прежнее время лица, обязанные блюсти за недопущением хищнического лова, за последнее строго преследовались. Так, например, земский заседатель с. Кабанского Перов по распоряжению генерал-губернатора Синельникова был предан суду за это с устранением от должности. В селе Чертовкине учреждалось временное полицейское управление для надзора за рыбною ловлей. Надзор за соблюдением правил рыбной ловли на Байкале и в нерестовых реках  возложен на земскую полицию, крестьянских начальников, лесничих и пр., но фактически никто из них на это дело не обращает внимания. Несметное когда-то количество рыбы в Байкале (отмеченное Георги) остаётся одним грустным воспоминанием, и всё потому, что в Сибири нет земства, некому печалиться о местных нуждах. На Байкале ещё осталось несколько сотен омулей – для снабжения ими музеев, в каковых и можно будет только видеть его в ближайшем будущем. А когда и их не будет, тогда создадим радикальные правила, с большим штатом, но охранять-то уже будет нечего». 

Выдвигалось и отдельное обвинение против священнослужителей: «Перед устьем реки Селенги существует оброчная статья, принадлежащая иркутскому архиерейскому дому. И в прежнее время арендатор совершенно прекращал лов во время рунного хода. В последнее же время, и особенно в нынешнем году, арендатор этой оброчной статьи Бачалдин не только не прекратил лов, но и отвёл притон всем хищникам с сетями. За плату каждым пятым омулем. Иркутский архиерейский дом, получая по нескольку тысяч рублей за аренду, ничего не даёт на организацию надзора за арендатором». 

– К архиерею! – перенаправил кучера губернатор, и коляска, развернувшись, полетела по Ланинской.

Высокопреосвященный Тихон, как доложили Грану, внезапно почувствовал себя плохо и, не окончив завтрака, удалился в покои. «Стало быть, прочёл уж», – догадался Пётр Карлович и с тяжёлым сердцем отправился к дому генерал-губернатора.

Бесспорное прежде теперь под вопросом

Вопреки запретам докторов высокопреосвященный Тихон каждое утро начинал просмотром прессы – с той самой поры, как стала очевидной разрозненность прихожан и самого духовенства. «В короткое время сам тон рассуждений о церкви стал таким обыденным, что неизбежно должен был возникнуть этот, омулёвый, вопрос, – размышлял у себя в келье архиепископ. – Конечно, архиерейскому дому принадлежат «рыболовные статьи» в районе Баргузина, а также от истока Ангары до Иркутска, и все они отдаются в аренду рыбопромышленникам. Верховье Ангары до речки Огнёвки и протоки Подкаменной относится непосредственно к оброчным статьям Киренского монастыря; он делит их на три плёса и с торгов отдаёт в аренду, выручая ежегодно чуть более двух тысяч рублей. Так было испокон веку, никем не оспаривалось и составляло заботу одного лишь епархиального эконома. А теперь выясняется вдруг, что церковь лишает своих же прихожан верного и будто бы даже единственного способа прокормления. «Восточная заря» так и пишет, что если в Тальцах из 1000 домохозяев сеют хлеб только двое, то это означает лишь нехватку удобной земли (?!), и советует всем заниматься исключительно рыболовством. А не слишком ли это простое решение? Вот что действительно надо признать, так это бесчинство арендаторов, людей пришлых, не жалеющих ни рыбьей молоди, ни самих рек. Да ещё и продающих арендное право крестьянам по кабальной цене. Но ведь церковь не делает этим пришлым решительно никакого предпочтения на торгах. Кто ж виноват, что никто из местных не желает в них участвовать? Крестьяне не хотят и не умеют объединиться – за это и расплачиваются!» Окончательно раздосадованный архиепископ отложил прописанные доктором порошки и отправился прогуляться во внутренний садик. Обычно это помогало ему избавиться от раздражения.

Не устояли…

Когда Пётр Карлович Гран вступал в должность начальника губернии, генерал-губернатор Андрей Николаевич Селиванов сказал ему просто:

– Время трудное: все воли требуют, а заслужить её не хотят. Впрочем, может, и обойдётся – если будет народ сыт и здоров.

А самой народной едой в Иркутской губернии считался омуль, и во всякие времена начальники края следили, чтобы цена на него не поднималась выше 1-2 копеек за штуку. До девяностых годов девятнадцатого века это удавалось вполне, затем цены начали колебаться, подскакивая порой до 7 копеек, и в январе 1908 года по настоянию генерал-губернатора в Иркутске открылся съезд рыбопромышленников и представителей населения. Он работал две недели и вызвал у всех чувство удовлетворения. Прежде всего тем, что рыбопромышленники признали ведение промысла хищническим и сами ходатай-ствовали перед генерал-губернатором о запрещении рыболовства во время нереста. 

Но наступила весна, растаял лёд – и запах близкой наживы снова опьянил! И прежде чем  отправляться в Нижнеангарск, рыбопромышленники дружно обжаловали постановление, которое сами же выработали. И… нашли в Петербурге полное понимание.

– Покуда в столицах не перестанут потакать нашим браконьерам, ничего мы с вами не добьёмся, Пётр Карлович, – грустно резюмировал Селиванов. Но всё же настоятельно посоветовал мелким сетовщикам объединиться против крупных. Составилась группа в 200 человек, взяла разрешительные документы, наняла рабочих и отправилась к Нижнеангарску. Однако крупные промышленники, как пираты, напали на конкурентов, отобрали лодки, а рыбу и сети утопили. Сетовщики отбили срочную телеграмму в Петербург, на имя председателя Государственной Думы, но в ответ получили короткое сообщение, что ходатайство передано одному из министров. На том и кончилось. 

Обидчики, правда, торжествовали недолго: массовый отлов омуля во время нереста в Верхней Ангаре и Кичере привёл к тому, что цена одной небольшой рыбки подскочила до 10 – 12 копеек, а к осени 1909 года достигла невиданной прежде планки в 20 – 25 копеек. Селенгинский же омуль предлагался теперь и вовсе по баснословной цене – 60 копеек. И фунт омулёвой икры можно было купить не дешевле, чем за 70 копеек.

Эти ценники шокировали не только генерал-губернатора, губернатора, местное самоуправление и обывателя – сами рыбопромышленники были обескуражены. «Маневрируя» в Петербурге, то есть через высших чинов добиваясь приостановки рыбоохранных постановлений, они явно утратили чувство реальности. Поднявшись весной 1908-го на север, как и обычно, перегородили Верхнюю Ангару и Кичеру. Омуль выметал икру в Байкале, где она и погибла. В результате в следующем, 1909 году улов так оскудел, что с каждого затраченного рубля промышленники выручили только по 30 копеек. 

Октябрьские выпуски газет 1909 года засвидетельствовали, что рыбные воротилы «возвратились печальные». И редакционные комментарии отличались исключительным пессимизмом: «Грандиозное омулёвое богатство Байкала, несмотря на все попечения об охране его, несомненно, обречено на гибель. Что омуля было некогда в Байкале баснословно много, а теперь сравнительно мало – факт непреложный. Такое оскудение улова не новость для байкальских рыбопромышленников, оно стало замечаться ещё в половине прошлого столетия, когда к лову приспособили большие сети (в 100–200 саженей длины), в последнее время достигшие 1000–2000 саженей. В то время как на Волге и на Каспии запрещены уже сети более 12 сажень».

Неожиданный поворот

«Может, потому и запрещены, что не дрожат там, на Волге, перед столичными ревизорами и не скрывают своих язв»? – размышлял Пётр Карлович Гран, подъезжая к дому генерал-губернатора. Столичный чиновник угощался кофе и смеялся удачной шутке начальника канцелярии. Лицо у него было хоть и молодое совсем, но умное и открытое. Что очень обнадёжило Грана, и следующий час он отдал на то, чтобы посвятить его в суть проблемы. А закончил так:

– В Государственной Думе скоро будет рассматриваться проект нового Рыболовного устава, и нас чрезвычайно смущает параграф о том, что распространение документа на азиатскую часть России будет «по мере действительной надобности». Разумеется, мы будем воздействовать на Думу через наших сибирских депутатов, но поддержка любого порядочного человека, облечённого властью, очень, очень необходима! 

Молодой человек очаровательно улыбнулся и потупил глаза:

– Боюсь, вы переоценили мои возможности. В министерстве внутренних дел я недавно, смотрюсь белой вороной и, возможно, не удержусь. Я и в Сибири исключительно по личным делам: вывожу из Читы невесту. Не поспособствуете ли поскорее отправиться в Петербург?

Кстати, в Петербурге, в обществе изучения Сибири, в эту пору разгорелась дискуссия о рыболовстве на Байкале. Бурную реакцию вызвал доклад профессора Кузнецова, сводившего всю проблему к несовершенству действующего законодательства.

– В том и беда, что у нас исключительно недействующее законодательство! – волновался оппонент Кузнецова. – И поэтому не суть важно, что на Байкале ещё сто лет назад установили общие правила рыболовства, а потом их конкретизировали применительно к отдельным участкам.

– Нет, проблема в том, что всем этим документам (то есть и по баргузинскому, и по аленчинскому омулю, и по другим) не хватает не только единства подходов, но и элементарной рациональности, – возражал докладчик. – Поэтому и технология заготовки рыбы очень низка: внутренность омуля не очищается и икра теряет качество.

– Вовсе тут не в законах дело, а в общей нашей дикости! Можно перевести на русский язык самые превосходные правила рыболовства, но внутренности у омуля всё равно очищаться не будут просто потому, что это не приходит в голову – по недостаточной цивилизованности.

– А не слишком ли вы обобщаете, коллега? Мой знакомый, ихтиолог Солдатов, большой энтузиаст рыбоводства, получил замечательную поддержку, и где бы вы думали? На Амуре! Тамошний рыбопромышленник (!) господин Лавров организовал частный рыбозавод и в прошлом году выпустил в Амур 24 тысячи мальков кеты, а в апреле нынешнего года и того ещё больше – 100 тысяч. Это ли не пример?

– Вы забыли сказать, что в столице Восточной Сибири Иркутске ихтиолога Солдатова посчитали просто очень странным господином. Хоть Лавров представлял его где только можно. Он вообще предлагал в своём доме в Иркутске бесплатно демонстрировать рыбоводные аппараты. То есть, обратите внимание, господа: объявился чудак по фамилии Лавров, готовый помогать конкурентам, лишь бы только они занялись рыбоводством на Байкале, открыли там лаборатории – и этого чудака не услышали! И я уверен, что никогда и не услышат и рыба под названием омуль останется только в воспоминаниях – как Стеллерова корова.

– Готовы держать пари? 

– Готов!

– Будьте свидетелями, господа!

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.