(Продолжение. Начало в №№ 19, 22, 25, 27, 30, 33, 36, 39, 42, 45, 50, 52, 55, 58, 61, 64, 67, 70)

«У журнала «Сибирские огни» были крупные ошибки и недостатки. Несмотря на это, трудно приуменьшить его работу по осуществлению большевистской политики в литературе, по объединению вокруг себя всех литературных сил Сибири.

Однако в настоящее время, когда задачи журнала особенно велики и ответственны, журнал поставлен в крайне невыгодные условия по сравнению со многими другими изданиями. Тираж журнала пять тысяч экземпляров. Если принять во внимание то, что к журналу тянутся литературные культурные силы, а также не только читатели Новосибирской области, но и литераторы и читатели десяти других областей, краёв и республик Сибири, то станет ясным мизерность существующего тиража журнала. Общесибирский журнал превратился фактически в журнал одной Новосибирской области. Правда, редакция его пытается привлечь писателей других областей, но, поскольку распространение журнала в других областях Сибири ограничено, удаётся это слабо. Писатели Сибири, живущие вне Новосибирска, охотно участвуют в журнале, но не считают его своим, и это не может не сказываться на содержании журнала.

К примеру, в Иркутской области журнал «Сибирские огни» распространяется в количестве трёхсот экземпляров. Его нет даже в наиболее крупных библиотеках и клубах. Выписать журнал невозможно – лимит его ограничен. Журнал не внесён даже в каталог нужных изданий. Не продаётся он и в розницу. Между тем интерес к журналу большой и он мог бы получить широкое распространение в Сибири.

Мы просим Центральный комитет ВКП(б) помочь журналу «Сибирские огни». Мы считаем, что увеличение тиража втрое-вчетверо, т.е. превращение журнала в общесибирское издание, неизбежно повлечёт за собой необходимость более серьёзной перестройки и содержания журнала в духе тех исторических указаний партии, которые изложены в решениях ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград»…»

Молодцы иркутские писатели, и в их числе Юрий Левитанский. Пока в большинстве писательских провинций шли яростный выбор и пунк-туальное «назначение» на должность «врагов народа», поиск «безродных космополитов», разумеется, с последующим их разоблачением, в Иркутске на постановления ЦК отвечали нейтральными просьбами об увеличении тиража. Впрочем, и в Иркутске были попытки назначить кого Ахматовой, кого Зощенко, кого не очень понятным по содержанию «безродным космополитом». К счастью, в интеллигентном Иркутске фокус не удался. Исторические гены интернационализма сработали. В Доме писателей оказалось больше благоразумных и порядочных литераторов.

Юрий Левитанский: «Я был иркутским космополитом. Я тоже попал в своё время в космополиты… в Иркутске. Поскольку там больше не было ни одной подходящей кандидатуры. Полагалось каждому городу иметь своих космополитов. А там просто больше никого не было.

Я только что демобилизовался. Это был 47-й год. 

Это отдельная история – длинный рассказ. Как всё это было: как из меня, мальчишки, попили крови. Хотя мне всё это было просто непонятно, потому что я действительно был замечательным патриотом. И писал стихи сугубо патриотические, и даже более чем. Я тогда совсем ничего не понимал, как это могло быть. Потом, позже, мне уже объяснили, что к чему. А найти что-либо крамольное во мне было трудно: я единственный среди писателей Иркутска, кто был на войне. А они всю войну провели в Чите, все иркутские писатели во главе с Георгием Мокеевичем Марковым. Я был единственный фронтовик, но в то же время – и единственный еврей. Поэтому пришлось взяться за меня…

Я только что демобилизовался и поехал в Москву на побывку. Как говорится… Я только увидел её, Москву, впервые после войны: я ошалел, обалдел – Москва тогда казалась мне лучшим городом в мире. Вернувшись, я написал длинное такое стихотворение, оно называлось «Встреча с Москвой», – полное любви к Москве, к этому городу. Наивное, но достаточно чистое и по-своему, может быть, неплохое. Оно начиналось такими строчками: «Я снова первый раз в Москве».

Проходит очередной городской актив… И секретарь горкома – до сих пор даже помню её фамилию: некто Мусина – рассказывает: «Есть у нас некоторые люди, которые, не зная русского языка, тоже, видите ли, берутся писать. Вот некто Левитанский: «Я снова первый раз в Москве»… Так я вас спрашиваю, товарищи: «снова» или же «первый раз»?» Я был ещё мальчишкой, гордился, что такую хорошую строчку придумал: снова в первый раз…

Но это же стена. Всё. Значит, первое уже есть: не знает русского языка… Я сначала не понял. Я не понял ни черта и обращался ко всем: «Ну вы же понимаете!» А мне говорят: «Ну да, конечно, но с другой стороны…». И всё. Это стена.

«Не знает русского языка!» – это, конечно, уже кое-что, но ещё пока маловато.

А я только что родителей привёз – все были голые, раздетые, голодные. Поэтому я не гнушался никакими жанрами и подрабатывал в местной военной газете – я там работал во всех жанрах, скажем, в жанре солдатского юмора. Получал какие-то жалкие крохи. Сделал очередную страничку, где, как вы понимаете, разоблачал американских поджигателей войны… Это сейчас даже стыдно цитировать.

Там было одно стихотворение – если можно это назвать стихотворением, – которое было написано по мотивам популярной в ту пору песни «Хороша страна Болгария!». А я сделал так: «Хороша страна Америка! Ну а чем же хороша?» И дальше я разоблачал изо всех сил поджигателей войны – будь здоров как!

Газета закрытая. Окружная военная газета… Приезжает полковник из ПУРа, собирает актив и говорит: «Товарищи, у вас в военной газете публикуются проамериканские стихи…» Это сейчас смешно! То же был 47-й год! Цитируется только одна строчка: «Хороша страна Америка!..» Та-ак… Прибегает покойный ныне братишка (он учился тогда в университете): ты что, с ума сошёл? Как так можно – «Хороша страна Америка!» Это же каждому не покажешь! Дальше-то там идёт такое… С этими поджигателями я у-у-ух как расправляюсь! А цитируется только одна строчка…

Значит, «русского языка не знает» и «написал проамериканские стихи»! Этого уже во-о-от как достаточно! 47-й год! И пошло, пошло, пошло, пошло…

Не знаю, чем бы это закончилось – меня бы в порошок стёрли… Я ж был молоденький, совсем дурачок. Я не понимал и даже не мог понять – как? Как это я? Какой же я… это самое… космополит!

Надо отдать должное Георгию Маркову, который потом стал главой нашего Союза писателей: каким бы он ни был, но человек он был не злой и никогда не имел национальных предрассудков, как почти все сибиряки в прежние времена. Это потом пойдёт… Распутин там… А раньше в Сибири не было этого абсолютно.

Так вот – Марков. Когда уже дело дошло до последней точки – что со мной делать? (за это тогда уже, конечно, не расстреливали, но я бы нигде не смог опубликовать ни единой строчки, не смог ничего заработать – полная беда!) – когда дошло до самого последнего момента, Марков, как всегда, спокойно так сказал: «Товарищи дорогие, я так считаю: Юрий Давыдович – человек молодой… Давайте так запишем в протоколе: «Допустил политически неточную формулировку…» Я и тогда не понял – там не было ничего неточного абсолютно… Я не понимал, что для меня это было спасением: не «грубая политическая ошибка», а «политически неточная формулировка». Практически он меня спас, чего я никогда забыть не мог.

Так я был космополитом».

(Продолжение следует)