(Продолжение. Начало в №№ 19, 22, 25, 27, 30, 33, 36, 39, 42, 45, 50, 52, 55, 58, 61, 64).

В массе своей писатели в буквальном смысле слова недоедали и в провинции, и в столицах. Николай Асеев говорил: «…Писать по-настоящему оптимистические стихи я не могу. Так как меня не обеспечивают, как нужно, и я – не поэт, а нищий на паперти. Я должен с утра до ночи ходить и клянчить себе пайки». В конце 40-х годов после многочисленных обращений и просьб иркутских писателей приравняли в снабжении продуктами и промтоварами к профессорам вузов. Это было уникальное решение.

Всё, вплоть до ремонта и одежды, оформлялось постановлениями, а по существу – внеправовыми актами. Бюро писательской организации, не имея на то никаких юридических прав, тем не менее по принятой в СССР практике записывало: 

«1. Предоставить квартиру писателю Кунгурову.

2. Обеспечить изолированную квартиру писателям Маркову и Кузнецовой.

3. Произвести капитальный ремонт квартиры писателя Седых.

4. Прикрепить писателя Молчанова к столовой облисполкома (завтрак, обед).

5. Обеспечить проведение текущего ремонта в квартирах писателей по заявкам отделения Союза писателей.

6. Установить телефоны на квартирах писателей Маркова, Ольхона, Седых, Луговского». 

На заседании бюро Иркутского областного отделения СП Коненкину было поручено договориться с областными организациями о закупе продуктов для членов литорганизации в районах области. 

В годы войны писатели, как и все горожане, получали набор карточек: хлебные, сахарные, промтоварные, детские. Были специальные карточки на столовую, на продуктовый паёк. Им выдавали специальные разовые талоны на так называемые «американские подарки». Вероятно, они поступали по ленд-лизу. Такие подарки шли через Литфонд СП СССР. 

28 сентября 1944 года одним из вопросов заседания бюро было распределение американских подарков иркутским писателям. «Бюро постановило: согласно инструкции директора Литфонда СССР тов. Хесина подарки распределить следующим образом:

1. Седых – отрез на костюм, бельё, чулки, перчатки, шарф, платье.

2. Кунгуров – отрез на костюм, бельё, чулки, перчатки, джемпер.

3. Молчанов – отрез на костюм, бельё, чулки, перчатки, женские туфли, кофта».

Примерно в том же ассортименте счастливыми обладателями стали Азадовский, Марков, Ольхон, Маляревский, Луговской, Жилкина.

Несколько раз писатели получали промтовары непосредственно в Москве. Для этих целей в столицу посылался специальный уполномоченный.

При этом практически вся работа писателя шла бесплатно: каждый рубль помимо гонорара за книгу давался нелегко и с боем. Почему-то считалось, что писатель мог и должен был работать на общество и во имя него бесплатно. Бесплатно составлялись и редактировались книги, которые выходили многотысячными тиражами и приносили большую прибыль, бесплатно редактировался альманах «Новая Сибирь», бесплатно литераторы колесили по области с лекциями и выступлениями.

В ноябре 1948 года был наконец-то наведён порядок с выплатой гонораров писателям за выступления, которые организовывало Бюро пропаганды местных писательских отделений. Отныне «выплату гонорара писателям за выступления надлежит производить из средств, получаемых за эти же выступления от организаций, для которых они устраивались». Другими словами, чтобы получить гонорар, нужно было найти завод, колхоз, учреждение, которое бы согласилось совершить оплату. Расценки, разумеется, регулировались специальным постановлением Совета Министров СССР.

В самом конце декабря 1943 года после многолетней переписки и дискуссий наконец решили оплачивать работу секретаря. Составителю альманаха «Новая Сибирь» (долгие годы им фактически являлся Анатолий Ольхон) платили за каждый вышедший номер.

Вопрос о материальном положении писателей часто обсуждался на бюро, в переписке и общении с различными организациями. В 1945 году рассматривали вопрос о помощи писателям из средств Литфонда, о материальном положении поэта Тороева, Непомнящих, Молчанова, Азадовского. Материальную помощь осуществляли через предоставление безвозвратных денежных суд.

Неоднократно принимались решения о помощи родственникам погибших писателей (кстати говоря, не только состоящих в союзе). Так было с семьёй погибшего на войне Моисея Рыбакова.

Материальное положение писателей во многом зависело от работы местного ОГИЗа – областного государственного издательства. Издательство, встроенное в плановую экономику, испытывало все «прелести» нормирования: наличие бумаги, разрешённых тиражей и т.п. По многим причинам выход книг частенько переносился. «Разборки» по этому поводу шли постоянно. 18 ноября 1944 года на заседании бюро было решено «ввиду недопустимого положения с изданием художественной литературы в иркутском ОГИЗе, приведшем к срыву выпуска альманаха и ряда других книг, обратиться со специальным письмом к первому секретарю Иркутского обкома ВКП(б)».

Творческая работа, которой отдавались все силы, по природе своей крайне сложна, психологически трудна, особенно в условиях бытовой неустроенности, безденежья и плохого питания. И хотя среди иркутских писателей практически не было стариков (в большинстве своём это были 30 – 50-летние люди), здоровьем они не блистали. Конечно, свою лепту внесли революция, гражданская и Отечественная войны, в которых иркутские литераторы принимали то или иное участие, общий низкий уровень жизни населения. 

Очень болел Молчанов-Сибирский, который долгое время провёл в степной полосе Юго-Восточной Монголии. Врачи постоянно требовали для него абсолютного покоя минимум в течение года. К тому же семья была большая: пять детей, родители. Чтобы как-то помочь коллеге с продуктами питания, Кунгуров, Ольхон, Марков пишут письмо депутату Верховного Совета СССР, председателю облисполкома Иванову, в котором просят оказать содействие Молчанову в приобретении коровы из Госфонда по твёрдым ценам. 

Кстати говоря, многие иркутские «интеллигенты» держали коров и прочую живность, чтобы семьи имели более-менее сносное питание. В 1944 году иркутских писателей «прикрепили» к так называемой спецполиклинике. 

Самое непосредственное негативное влияние на все стороны жизни людей творческих профессий, конечно же, оказывало отсутствие сносного жилья. С жильём мучились практически все писатели независимо от званий и известности. В 1944 году в квартире Константина Седых оказалось размороженным центральное отопление. Только в начале 1945 года Иркутский облисполком принял специальное решение об улучшении бытовых условий иркутских писателей, и к концу года Седых получил отдельный домик из трёх комнат с большим огородом.

В 1958 году Марк Сергеев, к этому времени уже довольно известный литератор, пишет письмо ответсекретарю Гавриилу Кунгурову: «Вот уже пять лет тянется канитель с предоставлением мне и моей семье квартиры. Причём каждый раз мне не отказывают, а совершенно твёрдо говорят: «Дадим в таком-то доме» – и называют адрес дома, находящегося в предпусковом состоянии. Но чем ближе к пуску, к сдаче дома в эксплуатацию, тем всё неувереннее становятся обещания, и, наконец, в день распределения квартир меня спокойно вычёркивают из списков и начинают обещать снова… 

Руководители и областных, и городских партийных и советских органов хорошо знают, что любое поручение – большое или малое – я всегда выполняю добросовестно, подчас в ущерб своей творческой работе… И ни разу никто из товарищей, дающих мне поручение обкома или горкома партии, не подумал, а есть ли у меня условия для того, чтобы выполнить эту работу.

Условий же для работы нет совсем. В комнате площадью шестнадцать квадратных метров живут пять человек. Я уже не говорю о том, что при такой тесноте негде поставить не только письменный стол, но даже кровать для старшей дочери. И попробуйте в такой обстановке что-либо написать. Стыдно сказать, но для того, чтобы написать стихи, статью в газету или лекцию, я выпрашиваю у соседей, уходящих по какой-либо причине из дома, ключи и волокусь в их комнату с машинкой и ворохом бумаг на какой-нибудь час-другой. Или же работаю поздно ночью на общей кухне (у нас коридорная система, как в гостинице) в непосредственной близости с помойными вёдрами десяти семей. Да ещё, в довершение всего, каждый, кому пришла нужда зайти в кухню, глядя на меня, сочувственно вздыхает или высказывает возмущение, что таковы условия для работы. И это называется творческой обстановкой. И это называется заботой о писателе и его труде!»

Принося в экономику, без преувеличения, огромные деньги, в материальном положении писатели, иркутские в частности, были одной из самых уязвимых категорий советских трудящихся. 

Технология работы писателя тоже может быть отнесена к быту. Кто и как это делал, почти неизвестно. Кто-то творил ночами, а днём отсыпался, кто-то наоборот. Кто-то мог работать, только имея остро заточенные карандаши, кто-то писал исключительно перьевыми ручками. Имели значение бумага и её форма и цвет, погода и пейзаж за окном. Одним словом, двух одинаковых творческих лабораторий не было. 

И мы имеем только крупицы того, как они делали свою работу, с которой выходили на читательский суд.

(Продолжение следует)