«Сыпал снег буланому под ноги…»
Многолетнему редактору «Восточки» Геннадию Бутакову исполняется 70 лет
Есть даты, которые отбрасывают тёплый философский свет. Правда, Геннадия Михайловича как-то плохо представляешь в умиротворяющем покое. Наш бывший редактор смотрит на жизнь с ироничным прищуром своих умных глаз и не теряет к ней вкуса. К таким и старость долго не приходит.
А насчёт снежной дороги и буланого коня – так это песня такая. Бутаков её любит и охотно поёт в застольях. Есть в этой первой строчке чувство дороги. Откровенно говоря, голос у него средний и слух не абсолютный. Тогда почему же так хорошо пелось с ним вместе? Душа…
Насколько я знаю, Геннадий Михайлович не любит собственные юбилеи. Как с серьёзным лицом слушать дифирамбы в свой адрес, обладая природным чувством юмора? Михаил Светлов по этому поводу иронично заметил: «Кажется, меня уже почётом, как селёдку луком, окружают».
А куда деваться от почёта Почётному гражданину Иркутска? Все другие звания и общественные должности даже перечислять не буду. Главное, что он пришёл к студентам (повезло же им!) и пишет книги. Одна уже увидела свет, вторая – на подходе.
К этому человеку нельзя подходить с обычными обывательскими мерками. Есть в Бутакове некий кураж. Может быть, он достался ему от предков, илимских казаков-первопроходцев, которые чувствовали в себе земную силушку. Вот и ему она дана – самобытная, широкая, не стиснутая разными светскими условностями. Наверное, поэтому к нему так тянутся люди, не столь укреплённые корнями. А он знает, как важно крепко стоять на своей земле. Как там у поэта:
Уляжется смута мучительных лет,
Тревожная совесть осмыслится снова.
Должна и под грузом обрушенных бед
Остаться цела корневая основа.
«Восточно-Сибирской правде» повезло, что Бутаков возглавлял её на протяжении 18 лет: с 1986 по 2004 год. В редакции царила лёгкая и доброжелательная атмосфера, которая позволяла чувствовать себя естественно. Мелкие прегрешения коллегам прощались, а за творческие успехи в нашей газете умели хвалить. Капелькой бальзама на сердце было редакторское слово «молодчинка», сказанное походя ещё до выхода материала в свет. Но это детали.
Скажу крамольную вещь: управленец из Бутакова был неважный. Не любил он администрировать и тем более кого-то наказывать. За все эти годы никто ни разу не слышал его окрика. Народ распоясывался и запоясывался сам по себе. Редакционные острословы многое могли сказать ему в лицо. Для них он нашёл иезуитскую фразу: «Ну что ж, мы люди маленькие, нас каждый обидеть может».
В принципе, журналистскую среду можно ценить за то, что власть в ней медленнее корёжит человека. Возноситься здесь неприлично. Есть некая интеллектуальная планка, которая не позволяет это делать. Поэтому работать с таким демократичным редактором было счастье. Правда, это осознаёшь позже.
Во времена Бутакова в «Восточку» приходили разные люди, чтобы погреться у её костра. Здесь вспыхивали интересные разговоры, залечивались раны. Здесь странные признавались талантливыми. Махровые времена удивительным образом сочетались с вольницей духа. И газета отчаянно пыталась быть честной перед своим читателем, что удавалось не всегда.
Бутаков знает, как больно быть между молотом и наковальней. Он называет себя конформистом и ничего не видит в этом слове ругательного. Соглашатель, но не подлый. А как вообще можно было сохранить газету в переломное время начала девяностых, не умея находить компромиссы? И не только газету, но и целую страну? Может быть, Россия до сих пор и жива, что людей «золотой середины» в ней больше, чем тех, кто всегда выбирает крайности? Сказано же: «Мы не сможем изменить направление ветра, но в нашей власти поставить нужные паруса».
Помню политические баталии той поры в нашем коллективе. В лицо друг другу мы бросали нешуточные обвинения. Доставалось и главному редактору. Но, как опытный капитан, он провёл наше судно между рифами, не повредив его борта. Ни один волос не упал тогда с головы ортодоксальных оппонентов, неизменно добавлявших к слову «демократия» две лишние буквы. Другое дело, что жизнь с годами сбавила остроту этих споров, залив их контрастную палитру невыразительной серостью.
«Восточка» одна из первых в стране бесстрашно ринулась зарабатывать свой собственный хлеб, перестав быть «чьим-то органом». Это было время непредсказуемых цен, разрушенных производственных связей и постоянной тревоги в душе. Что будет завтра? Наш главный редактор имел весьма ценное качество: в нужный момент привлекать людей, которые могут двигать дело. Хотя признавался в ту пору, что больше всего боится хоть однажды не выплатить людям зарплату. Наверное, его посещали и другие редакторские страхи, но мне, рядовому журналисту, они были неведомы. Я, как и мои коллеги, до-статочно безбедно обитала под крылом своей газеты. И это в ту пору, когда потерять рабочее место ничего не стоило.
Как-то Бутакову пришла идея обеспечить нас всех картошкой. Не купить её, а вырастить самим, на собственной земле. Его крестьянская душа прямо-таки загорелась. И поехали мы коллективом сажать картошку на пригородное поле. Посмотрели, а там же глина одна, скреплённая чертополохом. Еле-еле угадывались тракторные борозды. Но делать нечего, взялись.
И вот у меня перед глазами стоит эта картина: жарища, пот заливает глаза, а мы лупим мотыгами и лопатами по ссохшимся комкам. И уже начинаем проклинать гиблую затею. Только нашему редактору с голым торсом всё нипочём. Дорвался до землицы! Шпарит вперёд, как по чернозёму. Ну сколько им с Катериной нужно картошки? Дети у них взрослые. А вот поди ж ты! Это так, штрих к портрету.
В принципе, такие люди рождаются не для кабинетов. Но журналистика – счастливая профессия, которая вбирает в себя и дороги, и ветра полей, и муки слова, и встречи с интересными людьми. Это абсолютно живая работа, когда каждый день несёт что-то новое. Уйдя с редакторской должности, Геннадий Михайлович просто продолжил свою живую работу.
Заголовок его первой книги – это благодарность судьбе: «Мне, и вправду, везло…». Открываю страницу, где он описывает луговой пир своего полуголодного детства. Как же это вкусно: «Мы хорошо знали, где раньше появлялся дикий чеснок, выстреливал щавель, находили в заречных болотистых плавнях даже лук, похожий на батун, он жёстче, но что это за препона для молодых зубов. Смотришь, раскинул резные листья, но не выстрелил ещё центровой дудкой борщевик Сосновского… Была, конечно, и совершенно королевская еда, завещанная нам пращурами, – луковицы саранок. В нашем меню их было два вида: лесные – рослые, с несколькими пёстрыми бутонами, и полевые – тоненькие, с красными цветочками. А вы говорите: зачем нож? Серу колупать, пучки чистить, саранки выкапывать».
На фото (слева направо): Елена Яковлева, Бетти Преловская, Валерий Никольский.
Речь держит Геннадий Бутаков
И всё точно, всё досконально. Это его стиль. Сразу вспоминаешь «Оду русскому огороду» Виктора Астафьева.
Замечательный русский поэт Николай Клюев однажды сказал: «Строки глазасты, как лисы в норе». Бутаков всю жизнь ищет эти «глазастые» строки и слова. Ему нравятся народные метки в названиях деревень, в репликах сибирских мужиков. Там естественность, простота, правда. И с годами особенно понимаются слова одного старца, что «над умными есть разумные, над разумными – премудрые, а над премудрыми – святая простота».
Я долго думала над одним его словечком: «ребёнок». Ну вот представьте ситуацию, когда главный редактор так обращается к своему сотруднику, причём разница в возрасте невеликая. Меня, например, вначале это вздёргивало: какой я ребёнок? И потом только поняла: это у него не от высокомерия, а от ответственности. Он взял её на себя по должности, по опыту. И ведь не сам придумал, перешло от предков. Как и многое другое, чего он, возможно, даже не замечает.
Однажды в командировке наблюдала, как Бутаков спрашивает у прохожего нужный адрес. Приложил руку к груди и чуть поклонился – с полным почтением к незнакомому человеку. Так тот не только объяснил, как пройти, но ещё стоял и смотрел, так ли его поняли. А потом всё-таки догнал и проводил до самого места.
Как часто наш человеческий капитал лежит под спудом! Прекрасные слова остаются невысказанными, готовность помочь так и остаётся готовностью без самого поступка. А потом удивляемся, откуда болезни, непонятная хандра. Там, внутри, столько всего скопилось, что, по-доброму, должно было увидеть свет. Геннадию Михайловичу с этим капиталом повезло: он его в кубышке не законопатил. Как мог, тратил и сейчас не скупится. В отличие от презренного металла, о, счастье, этот ресурс у нас возобновляемый!
А что значит вырастить со своей надёжной подругой жизни четверых хороших детей? Сколько надо им всего передать, как укрепить и вовремя поддержать, чтобы у них всё получилось и пошло без разочарований. И у их детей, и у детей их детей. Хорошо тогда справлять юбилеи, когда в этом круге – порядок.
Человечные традиции поддерживаются и в «Восточке», которая, набрав молодые кадры, сохранила старую журналистскую гвардию. Это позволяет ей сегодня, в год 95-летия, многомерно освещать события, вести замечательную рубрику «Газета нашей судьбы», всколыхнувшую сердца многих иркутян. И хорошо, что у журналистов газеты есть жизненный багаж, – это ценил Геннадий Бутаков и продолжает ценить Александр Гимельштейн. Так что ниточка не прерывается и провалами памяти газета не страдает.
С Бутаковым интересно говорить на любые темы. Он, конечно, человек энциклопедических познаний, но не только. Энциклопедисты отчасти бывают схоластами. А здесь живой, подвижный ум, который выдаёт «уголёк» на-гора сообразно ситуации. При этом не умаляя собеседника!
Все знают, что дом Бутаковых – это царство книг, среди которых приходится ходить бочком. Наверное, хозяину смешны разговоры о том, что их заменят компьютеры. Как говорится, пусть дети прогресса наиграются в свои игры. Книги должны остаться книгами. Любимый Бутаковым Борис Пастернак просто не воспринимается с экрана. Другое дело, когда возьмёшь в руки весомый том поэта.
Грудь под поцелуи,
как под рукомойник!
Ведь не век, не сряду,
лето бьёт ключом.
Ведь не ночь за ночью низкий рёв
гармоник
Подымаем с пыли, топчем
и влечём.
Я слыхал про старость.
Страшны прорицанья!
Рук к звездам не вскинет
ни один бурун.
Говорят – не веришь.
На лугах лица нет,
У прудов нет сердца, бога нет
в бору.
Расколышь же душу! Всю сегодня
выпень.
Это полдень мира. Где глаза твои?
Видишь, в высях мысли сбились
в белый кипень
Дятлов, туч и шишек, жара
и хвои…
Пусть же это великолепное ощущение подольше не покидает юбиляра. А чего ему ещё пожелаешь? Всё остальное у него есть.
