…После семилетки Шурочка Какоурова пришла на нынешнюю ТЭЦ-12, что находилась буквально через дорогу от их барака в Черемхове. Другого пути у неё не было. С детства привыкла она к цэсовскому гудку. Первый раз он гудел в 7:00, второй раз в – 7:30, по нему в школу вставала. Цэсовская пословица «Вставай, дружочек, гудит гудочек» запомнилась навсегда.

На тепловой станции работала её мама Таисия Ильинична, старший брат Василий слесарил, Илья числился конюхом, ему в войну было 15 лет. Он возил главного бухгалтера: зимой на бричке, летом в пролётке. Главный бухгалтер был значимой, после директора конечно, фигурой на ТЭЦ. 

В тот год на тепловую станцию пригнали энергопоезд – с самой фашистской Германии. Стоял он пока на запасном пути – целый железнодорожный состав. Каждый вагон – цех в миниатюре, а всё вместе – электростанция на колёсах. Черембасс в то время наращивал угледобычу, и дополнительная энергия была крайне необходима.

Ростиком Шурочка Какоурова махонькая,  телосложение хрупкое. В фуфайке, в большом тёплом платке с откровенной дырой, из которой пробивался локон чёрных волос, предстала она перед начальником энергопоезда:

– На работу, говоришь, хочешь устроиться? – оглядывая её со всех сторон, Новиков продолжал расспрашивать. – А годков тебе сколько? Семнадцать? Не врёшь? Работа ответственная, а ты вон какая…

Шурочка молча переживала: «Неужели и здесь не примут? Как на шахте не взяли – и всё». Хотела «сумконосом» устроиться – динамит взрывникам в забой подносить. Но не представляла тогда девчонка, что сумка весит 30 кг, а она сама 40!

– Это дочка Таисии Ильиничны, ну той, что у нас дежурной в общежитии работает. А муж у неё в 1937-м… Надо помочь… – шепнул кто-то Новикову. Взяли, хоть и не хватало Шуре года до совершеннолетия. Тепловая станция была стабильным в городе предприятием, и зарплата была повыше. Приняли девчонку помощником машиниста котлов (в трудовой книжке записали просто «помощник машиниста» – так из-за одного слова она потеряла в пенсии). 

Новая её работа заключалась в следующем: насосами качали воду в котлы, уровень воды должен быть постоянным. Иначе могла случиться авария. Вот за этим уровнем следила Шурочка. Она, как маленький часовой, стояла на своём ответственном посту.

Люди в электропоезде подобрались хорошие, понимающие, душевные. Шурочка была самой маленькой в коллективе. Её все опекали. Сколько лет минуло с той поры, целая жизнь, но Александра Иннокентьевна до сих пор вспоминает о них с теплотой и налётом грусти. Почти все ушли туда, откуда уже не возвращаются. 

Бывало, заглянет к ней дежурный инженер Дунаев, большой дядька, но сама доброта: «Замёрзла, птичка? Как дела у тебя, Шурочка?». Напоминала девочка ему рано вылетевшего из гнезда птенца. 

С дочкой машиниста Ильи Арсентьевича Михайлова Катей Шура сразу сдружилась, хоть годами та была постарше. Вместе и на танцы бегали. Клуб находился в центре цэсовского посёлка. Несмотря на трудное время, всегда играл духовой оркестр. Директором клуба был Владимир Сальников, фронтовик. Дисциплину  держал, как на войне: никаких драк и ссор в клубных стенах не допускалось.  Даже курить выходили на улицу. Катя была как куколка, хорошенькая, смешливая и очень Шуре нравилась. Из молодых в их энергопоезде работал кочегаром  Гриша Попов, из фронтовиков – Митя Горин. На войне получил ранение.  Ходил в корсете. Это было тяжело, но он никогда не жаловался.  Были молодые слесари, энергетики. Они, как Шура, пришли на ТЭЦ после окончания семилетки. Основной коллектив – люди постарше, они всю войну на тепловой станции отработали. У работников ТЭЦ была бронь, поэтому коллектив здесь был постоянным. 

Все жили бедно, голодали. И были рады полулитру кислого молока, которое выдавалось к обеду. С охотой ездили на помощь в колхозы: копали картошку, ворошили сено. Там хоть кормили досыта этой же картошкой. 

Жили Какоуровы в цэсовском бараке, двухэтажке на 16 семей:  трудно, бедно, но душевно. Все хорошо знали своих соседей. 

– Сейчас душевность ушла из наших квартир, а у многих и из души, – с грустью говорила Александра Иннокентьевна. – Знали мы тогда, чем и как живёт каждая семья, радовались письмам с фронта – их читали вслух, плакали, если пришла похоронка. Однажды многодетные соседи потеряли хлебные карточки. Дети опухли с голоду. Так их все подкармливали, отрывая от себя. 

Через несколько лет Шурочку перевели в насосную ТЭЦ. Она подросла, окрепла и усвоила истину, преподали которую старшие товарищи: «Главное в жизни – это ты сам!» Когда вышла замуж, уехала с супругом в Ростов на электростанцию,  где отработала 30 лет. А несколько лет назад она вернулась на малую родину и теперь живёт в городе своего детства и юности.

…Она любит, когда идёт снег и белые снежинки, кружась, падают на землю. Александра Иннокентьевна может долго смотреть на этот снежный танец. И вспоминается всё время один и тот же момент: такие же белые снежинки падали на цэсовскую территорию и мгновенно становились чёрными. Трубы ТЭЦ и их энергопоезда были низкими, очистителей не было. Снег мгновенно из белого окрашивался в чёрный цвет, сплошная сажа. 

– Сейчас, говорят, на территории ТЭЦ идеальная чистота. Я была на предприятии в последний раз, когда умерла мама. Особо нигде не останавливалась, не до этого было. Но всё же заметила, что изменения произошли огромные,  – сказала она в разговоре, – в лучшую сторону, я рада…  Но никогда не хотела бы вернуться в то время. Только если встретиться с теми людьми, добрыми, хорошими, душевными…