В поисках ирбиса

В марте все СМИ обошло сообщение: учёным впервые удалось обнаружить снежного барса в Иркутской области. Самое интересное, что барс был внесён в Красную книгу региона ещё в 1993 году, примерно в этих же местах удалось обнаружить его следы. Но не самого хищника! Зато зверя неоднократно видели в Забайкалье и в Бурятии. И вот в марте в ходе экспедиции в Тофаларию по поиску ирбиса и учёту горного козла учёным удалось-таки доказать: снежный барс в нашем регионе есть. Исследователи нашли скелет крупного самца, добытого браконьерами на реке Чело-Монго, правом притоке в истоке Уды. Зверь был, по оценкам браконьеров, «намного тяжелее, чем мешок с сахаром», не менее 70 кг. Сейчас скелет находится в специальном хранилище для последующих следственных экспериментов и научной обработки. Ирбис случайно попался в петлю на волков. Однако следы ирбиса говорят о том, что исследования нужно форсировать. Есть идея облететь вершину Уды на вертолёте, приземляясь на охотничьих базах, где могут быть браконьеры, а заодно посчитать на снежных хребтах следы редкого зверя, провести учёт его кормовой базы – копытных. Но на это нужны средства. «Надеюсь, что в связи с нашей уникальной находкой руководство области и минприроды поддержат наш центр по изучению ирбиса. Я и мои коллеги Дмитрий Бехтерев и Сергей Малых готовы продолжить работы в Тофаларии и исследования в горах Восточного Саяна с использованием современных методов отслеживания горных животных. Недавно в Тункинских гольцах мы впервые запечатлели ирбиса на видеоловушку», – рассказывает Дмитрий Медведев.

– Можете назвать животных, которыми Восточная Сибирь могла бы гордиться, как, к примеру, жители востока – амурским тигром?

– Взять того же снежного барса, которого мы впервые обнаружили в Забайкалье. А чего стоит кодарский снежный баран, часть популяции которого обитает на границе Иркутской области в Витимском заповеднике. Баран уникален и может соперничать со снежным барсом, амурским тигром и другими редчайшими животными. К сожалению, он до сих пор не занесён в Красную книгу России. Одна из наших уникальных находок – бенгальский кот, его ещё называют дальневосточным, или амурским, лесным котом. Он обитает на Дальнем Востоке и уходит по архипелагам на юг Тихого океана за экватор едва ли не до широты Северной Австралии. А северная его точка, обнаруженная нами, оказалась практически на границе с Якутией, в Забайкалье, в Тунгиро-Олёкминском районе. Удивительная экологическая пластичность вида! Но мы, скорее всего, лишь касаемся беглым взглядом верхушек айсбергов, скрытых под водой. «Айсберг» – это биоразнообразие разных районов Восточной Сибири.

– Я правильно понимаю, что обнаруженный вами в Тофаларии барс – тот самый, что ранее вы нашли в Забайкалье?

– Нет, это две популяции, и они различны. В Восточном Саяне на сияющих вершинах, в альпийской зоне ирбис жить приспособлен. Там есть излюбленные жертвы этой кошки – горный козёл, алтайский улар. То, что мы обнаружили барса в Тофаларии, – интереснейший научный факт. Считается, что снежный барс теряет экологический оптимум на уровне 51–51,5 градуса северной широты. То есть это максимальная точка на севере, где ему комфортно. Это данные Красной книги РФ. Мы же доказали факт его существования в Иркутской области в Восточном Саяне. Здесь ирбис достиг без малого 54 градусов северной широты. Но есть другая популяция ирбиса, забайкальская. Забайкальский барс более тёмноокрашенный. В своё время мы изъяли такую шкуру у браконьеров в Петровск-Забайкальском районе Читинской области. Сейчас чучело барса стоит у нас в музее факультета охотоведения. Дело в том, что эти таёжные места нетипичны для снежного барса. Он всё-таки альпийское животное. Мы считаем, что забайкальский снежный барс потенциально может доходить до Байкала. Можно предположить, что он способен через Забайкалье проникать на северные территории Иркутской области и Бурятии. Эта таёжная популяция открыла нам глаза на новые перспективы экологической пластичности этого вида. Оказывается, снежные барсы – не исключительно альпийские животные, они могут существовать в лесу. Значит, можно попробовать развести эту популяцию. Животное очень необычное, ценность его не ниже тигра и леопарда.

«Колыбель оленеводства»

Дмитрий Медведев считает, что случившееся со снежным барсом в Тофаларии – один из рецидивов происходящего там упадка. Местное население переживает не лучшие времена, низкие зарплаты вынуждают людей охотиться. Добыча зверя на продажу – единственная возможность сносно существовать. Охотятся в основном на кабаргу; мускус самца кабарги – хороший товар, его любят китайские перекупщики. Между тем знаменитого на весь мир тофаларского оленя осталось всего 200 голов против 3–5 тысяч в 1980-е годы. За разведение оленей местным жителям никто не платит или платят очень мало. Естественно, не у многих есть желание заниматься этим тяжёлым трудом «для себя». Ещё несколько лет, и об уникальном верховом оленеводстве – сути культуры тофов можно будет забыть.

– С точки зрения учёного, чем ценна эта система оленеводства?

– Тофалары владеют уникальной крупной породой оленей и древней системой верхового оленеводства. В отличие от других оленных народов, они не пользуются нартами, а ведут за собой только вьючных оленей с охотничьим скарбом. По некоторым этно-графическим гипотезам считается, что Тофалария – колыбель оленеводства. Отсюда оно, предположительно, трансгрессировало на запад вплоть до лопарей на территории Финляндии, а на восток до Чукотки, Камчатки, Сахалина. Когда мы видим на картинках Санта-Клауса с упряжкой оленей, то даже не задумываемся, что корни её из наших мест. Предками финляндских оленей, согласно одной из гипотез, считаются саянские, тофаларские олени. Последние очаги саянского оленеводства на территории России – Тофалария и Тоджинский район Тувы. Другой небольшой очажок такого оленеводства остался у цаатанов в Монголии в Прихубсугулье. К примеру, на Катанге совсем другое оленеводство, которое представляет собой иной пласт культуры. Саянские очаги оленеводческой культуры бесценны, поскольку не имеют аналогов. Тофалария сейчас просто на заклании, её нужно спасать. Мы хотим обратиться к руководству Русского географического общества, чтобы совместно рассмотреть планы по сохранению оленевод-ства и культуры тофаларов. Естественно, нужны экономические вливания, постройка инфраструктуры, чтобы люди могли зарабатывать. Я хочу обратиться и к общественности Иркутской области, и к губернатору: нужно реанимировать этот район. Потому что только наши сверхусилия могут спасти эту территорию от дальнейшего упадка и регресса. 

– А что конкретно можно сделать? 

– Прежде всего, определить статус этой местности. Юридически тофалары даже не приравнены к северным народам, хотя условия жизни там не менее суровы. Организовать на территории Тофаларии этнический, экологический и культурный парк с сохранением природы и традиционного уклада быта тофаларов. Экология и культура должны быть равноправными составляющими в развитии этой территории. В этом районе очень нужна работа современных этнографов, которые соберут воедино всё, что сейчас разбросано в памяти местных жителей, в музеях, библиотеках, и попытаются реанимировать эту культуру. Мне кажется, необходим попечительский совет при губернаторе по делам Тофаларии. Если бы он был создан, то нашлось бы большое поле деятельности для этнографов, экономистов. Тофалария – это лакмусовая бумажка состояния всего нашего общества. Если общество здорово, то оно в состоянии помочь этому краю. А первым делом, я считаю, можно было бы организовать в тофаларских посёлках сувенирные цеха, построить комфортабельные гостиницы с местной спецификой.

Мамонты на Байкальском тракте

У Дмитрия Медведева есть ещё один амбциозный проект – создание в Иркутской области центра по изучению и разведению редких видов животных. На вопрос «Для чего?» он отвечает просто: Красная книга далеко не исчерпывает всех способов охраны животных. В центре учёные смогут проводит эксперименты и серьёзные научные опыты по разведению зверей в неволе, сохраняя исчезающие виды, а сам центр мог бы стать туристической Меккой. «Мировые ресурсы истощаются, – говорит Дмитрий Медведев. – И, кроме разведения, у нас нет иного способа восстанавливать численность редких животных и растений».

– Насколько мне известно, там предполагается создать и музей палеолитической фауны? 

– У меня есть коллеги, друзья, которые занимаются древней мамонтовой фауной. Они собирают скелеты, шьют фигуры мамонтов, шерстистых носорогов в натуральную величину. Эти люди живут не в Иркутске, но мы могли бы их привлечь и сделать «изюминку» центра – музей естественной истории, который был бы не хуже мировых стандартов. При помощи такого вот музея мы могли бы перебросить мостик от неживой палеонтологической фауны к живым редким животным. К примеру, снежный баран и аргали, уникальные животные, современники мамонтовой фауны. Этот музей мыслится как настоящий музей истории природы. Наш регион – мамонтовый край, кости мамонтов, носорогов, к примеру, лежат в изобилии по берегам Братского водохранилища. 

– Динозавров не будет?

– Мы такую перспективу пока не планируем (смеётся). А вот насчёт мамонтов и носорогов у нас вполне реальные планы. Но они будут только дополнять живые «экспонаты». На территории Иркутской области величайшие природные достопримечательности. О Байкале говорят все. А вот горное обрамление озера, Восточный Саян, вспоминают меньше. А это уникальные места. Наша территория заслуживает звания туристической Мекки. И одной из «точек притяжения» мог бы стать полноценный музей естественной истории. Он может быть создан и в городе, и в особой экономической зоне, которая должна появиться в регионе. Помимо губернатора и МПР мы обсуждали проект с главой Иркутского района Игорем Наумовым. Одно из возможных мест размещения такого центра – Байкальский тракт. Возможно, он будет сделан в виде сафари-парка, куда могут приезжать туристы и наблюдать животных. Однако в первую очередь центр должен создаваться с научными целями. Учёные получат возможность проводить сложнейшие эксперименты по разведению животных. 

– У нас есть животные, которые нуждаются в разведении?

– Да, например, кодарский снежный баран. Он был зафиксирован и в Иркутской области, на границе Витимского заповедника в Бодайбинском районе. Удивительное животное! Крупный, до 183 см в длину, коренастый скалолаз с быкоподобной головой с длинными, до метра, рогами. И при таких габаритах он лазает лучше, чем сибирский горный козёл. Видели бы вы его в Кодаре: отвесные скалы-небоскрёбы, покрытые у подножия кедровым стлаником, и бараны ползут по отвесным скалам. Я уже говорил: по редкости баран поспорит с амурским тигром. Как бы трудно ни было, нам надо его разводить, иначе он исчезнет. К сожалению, нигде в России нет опыта по его разведению. В Тофаларии живёт сибирский горный козёл, его популяция тоже под угрозой сокращения. А вы знаете, что сейчас происходит с аргали? Раньше этот алтайский горный баран обитал на территории Иркутской области и других районов Сибири. Красавец под 200 килограммов, с небольшую монгольскую лошадь. Рога в обхвате до 55 сантиметров, длиной до полутора метров. Сейчас этот баран исчезает даже на Алтае, осталось менее 200 особей. Если он исчезнет на Алтае и в Туве, мы сможем взять только в Монголии. Я считаю, что вполне мог бы быть поставлен эксперимент по разведению аргали в нашем регионе. Остепнённые гористые районы Иркутской области в Нукутах, в Приольхонье как раз для этого подходят. Здесь, под Иркутском, можно было бы первично разводить барана, а выпускать с ранчевого хозяйства в этих районах. Он выглядит потрясающе, люди бы издалека приезжали посмотреть на такой «экспонат». 

Что же касается барса… Конечно, саянские популяции барса пока разводить незачем – мы не знаем случаев целенаправленной охоты на эту кошку. Но такая ситуация может сохраняться не всегда, и когда браконьеры начнут действовать, мы можем столкнуться с трагедией дальневосточного леопарда. Его популяция сократилась с нескольких десятков до менее 30 голов, и дальневосточный леопард попал в «эффект бутылочного горла»: генетическое разнообразие бедное, а близкородственное скрещивание ведет к вырождению. Потому судьба забайкальского барса нас волнует. Мы не займёмся им – займутся браконьеры. Если начать его разведение, можно населить этой популяцией широкие таёжные пространства, которые имеются в избытке и в Забайкалье, и в Предбайкалье. Однако это настолько сложный проект, что пока он существует только в виде гипотезы. 

Проект в первом приближении уже обсуждался с губернатором Дмитрием Мезенцевым и руководством МПР Иркутской области. Сейчас проект дорабатывается – выполняются более детальные расчёты. «Конечно, это не дешёвый проект, но я думаю, он того стоит, – уверен Дмитрий Медведев. – Палеонтологический музей, комплекс редких животных, которых не увидишь нигде в другом месте, позволит всему центру выйти в дальнейшем на самоокупаемость». 

«Рыжий, а хвост длинный, как помело»

– Вы всю Иркутскую область объездили?

– Если вы подниметесь на одну из гор Восточного Саяна, оглянетесь вокруг, то увидите бескрайнее море гольцов, горных хребтов, уходящих до горизонта. Можно только попасть в отдельные «точки». Исходить весь Восточный Саян мне не удалось до сих пор. Я бывал в самых разных местах: на Кодаре, в горах Байкала, в Корякском нагорье, на Камчатке, на границе с Чукоткой. В Восточном Саяне я и мои коллеги работали очень много, но сказать, что мы его знаем, нельзя. Его ещё изучать сотни лет. Мы и работаем на то, чтобы его животный мир не исчез ещё не изученным. К сожалению, мы строим, прокладываем трубы, но я ни разу не слышал, чтобы при таких проектах проводилась исчерпывающая, независимая и долгосрочная экологическая экспертиза. Для того, чтобы найти редкое животное или растение, нужны годы. А существо, подобное снежному барсу, может оказаться на пути любого трубопровода. 

– А какое животное вы бы хотели найти на территории Иркутской области, но до сих пор не нашли?

– Красного волка. На реке Верхней Хонде в Тофаларии я нашёл следы, похожие на следы этого животного. Красный волк – редчайший для нашего региона, превосходящий по редкости снежного барса. Он обитает в альпийской части гор и в горно-лесном поясе. Питается копытными. Волк с рыжей шерстью, с пушистыми округлыми ушами и длинным, как помело, хвостом, распространён от южных частей Юго-Восточной Азии до наших мест. Это животное описал Киплинг в «Маугли» в виде «рыжих собак». Красный волк действительно живёт в гористых субтропиках Индии стаями, большая стая способна даже загнать на дерево леопарда. У них есть особенность: во время охоты волки догоняют животное и ещё живым разрывают его на части. Это, вероятно, более древний представитель семейства волчьих, чем известный нам «серый» волк. Этот волк, считают учёные, и вытеснил красного в гористую местность. Вот эти северные популяции красного волка труднее всего фиксируются. Периодически нам охотники привозят рыжие шкуры, но на деле это оказываются просто рыжие собаки или же обыкновенные волки. Мы его ищем больше 20 лет, но пока находили только следы. Не теряем надежды. Вот забайкальцы, к примеру, отчаялись и исключили красного волка из своей Красной книги. Я против исключения красного волка из нашей книги. В 80-е так же было со снежным барсом, никто не хотел включать его в Красную книгу области и верить в его существование.