Представление высших гражданских чинов и генералитета сенатору Глищинскому завершилось завтраком у начальника края Селиванова. Гость был любезен, шутил, но всё же заметил не без язвительности: 

– А что это у вас, господа, всё стреляют дуплетами:  1-е Общественное собрание, 2-е Общественное собрание, 1-е Ремесленное собрание, 2-е Ремесленное собрание… – Cенатор медленно обводил собравшихся взглядом. – Не много ли для города, где и  канализации нет?  – Конец фразы пришёлся аккурат на генерал-губернатора Селиванова. Но Андрей Николаевич «стрелку» тотчас же перевёл, повернувшись к сидевшему справа губернатору Грану.

Статский советник и генерал-майор Пётр Карлович Гран отличался не только природной распорядительностью, но и ловким, быстрым умом; он и теперь, задумавшись лишь на мгновенье, отвечал: 

– Законных оснований  препятствовать открытию новых собраний нет. Кроме того, мы исходим из расчёта, что раздробленные, противостоящие группы менее опасны для правящего режима…

– Дуплетом – и в угол, стало быть… – Cенатор удовлетворённо кивнул и до конца завтрака говорил уже исключительно о проверке местного интендантства. А губернатор Гран, вернувшись к себе в управление, запросил протоколы губернского присутствия по обществам и союзам. 

Бильярд только от Фрейбера, а мебель – из Варшавы

Пётр Карлович Гран был назначен в Иркутск два года назад, в 1908-м, когда раскол Общественного собрания считался неминуемым. Потому что с размещением в городе управления Забайкальской железной дороги очень сильно разбух инженерный слой и залы Общественного собрания уже не вмещали всех членов. Тесноватым оказался для новичков и стародавний устав, «заскорузлый» и «чопорный». 

Вместе с железнодорожными ушли и горные инженеры, а также часть присяжных поверенных. Кстати, последние взялись разработать устав нового собрания. И так мастерcки всё изложили, что документ с лёгкостью пробежался по инстанциям и вернулся в Иркутск ещё до того, как совет старшин успел подобрать для клуба достойное помещение. Впрочем, удача улыбнулась и тут: предприниматель Быков, возводивший доходный дом в центре города, распорядился «выправить верхний этаж под собрание не позднее сентября». А 7 октября 1909 года состоялись уже и смотрины. К новенькому зданию на углу Большой и Зверевской прибыла солидная делегация: cовет старшин привлёк тяжеловесов из губернского управления, мэрии, полиции и пожарных. В результате Быкову пришлось исписать полтетрадки замечаниями и предложениями: к примеру, гимнастический зал, по общему мнению, следовало расширить и разбить на два отделения – фехтовальное и собственно гимнастическое, в котором разместились бы  все спортивные снаряды. Разумеется, самые современные – господа инженеры настроены были только на самое лучшее; они и бильярд положили выписать непременно у Фрейбера, а мебель заказать в Москве и Варшаве. Не поскупились и на выписку книг, газет, журналов для клубной библиотеки – cовет старшин отпустил под это солидную сумму в 1500 рублей. 

Расходящиеся рельсы

Статский советник Гран с интересом наблюдал, как  инженеры обустраивают своё новое гнёздышко, но при этом было всё же не ясно, на какие средства они рассчитывают.

– Пожертвований, насколько я понимаю, пока нет, а членские взносы всегда поступают неравномерно… – поделился он своими сомнениями  с членом правления Холодковским.

– А мы обратились за поддержкой к руководству Забайкальской железной дороги, ведь две трети членов – её служащие. 

В этом, конечно, была своя логика, но между начальником управления Кноррингом и cоветом старшин уже разгорелся конфликт. И дело тут было в том, что руководитель  дороги  предложил 2-му Общественному собранию влиться в железнодорожную корпорацию – и натолкнулся на отказ. Возможно, слишком резкий, так что и сам Кнорринг сорвался: «Извольте подчиняться распоряжениям!» «А наша частная жизнь контролю начальства не подлежит!» – последовало незамедлительно. «Ну, это вам только кажется…» – многозначительно обронили помощники Кнорринга  – и старшины (все – железнодорожники) подали в отставку. На экстренном собрании избрали других старшин, но и они отказались от «почётного звания». Стали выдвигать третьих, однако кандидаты покинули зал ещё до начала баллотировки. 

Газеты скрупулёзно отслеживали конфликт, губернатор не вмешивался, а Кнорринг не  отступался: в запасе у него оставался ещё один, главный козырь. Это был 54-й параграф устава 2-го Общественного собрания, чётко определяющий, что «в случае закрытия всё имущество передаётся в полную собственность собрания служащих Забайкальской железной дороги». К середине марта 1910 года, когда конфликт предельно обострился, собрание служащих было совершенно уже узаконено, и в назначенный день во 2-е Общественное собрание поступило давно составленное письмо. В нём заявлялось, что железнодорожные служащие оказались членами двух идентичных клубов и потому требуют их слияния. 

К той поре 2-е Общественное собрание уже было на полном ходу: работали курсы  бухгалтерии и иностранных языков, кружки – танцевальный и драматический; давались концерты и благотворительные балы, устраивались семейные костюмированные вечера и вольные маскарады. Но это не помешало «группе лиц» обратиться в губернское управление  с заявлениями о незаконных якобы сборищах. Как «аргумент» приводилось отсутствие помощников начальника управления железной дороги и других действительных членов. 

Все замерли в ожидании, что ответит Гран, а Пётр Карлович выстрелил дуплетом –  не только по почте, но и через местную печать: «Общим присутствием губернского управления установлено, что собрания были законными. В протесте отказано». 

17 мая 1910 года во 2-м Общественном собрании до полуночи обсуждался пресловутый параграф 54. В результате большинством голосов принята была новая, всех устроившая редакция: «В случае закрытия собрания имущество его передаётся в пользу общеобразовательных или просветительных учреждений Иркутска». 

Как законопослушные граждане, господа инженеры передали документ на утверждение губернскому присутствию по делам обществ и 

союзов и, не встретив препятствий, объявили приём новых членов. А желающих оказалось немало, что и подтвердила газета  «Восточная заря» в номере от 14 июня.  

Умножение через деление

На фоне «бракоразводных процессов» в Общественных собраниях обозначилась трещина и в Ремесленном клубе. Слухи об этом начали ходить ещё с конца прошлого, 1909 года, но верить в них не хотелось: цеховики и объединились-то только пять лет назад, поставив очень скромную цель: иметь место для общения с людьми своего круга. Правда, газетчики этому не поверили и стали ждать «скорой смены декораций». «Нам известны некоторые из ремесленных клубов, возникавшие с симпатичною целью объединения сословия цеховых в одну семью. Но ныне  влачащие жалкое существование по причине появления постороннего элемента, захватившего бразды правления и резко изменившего физиономию клуба, обратившего его не то в кафешантан, не то в игорный дом», – беспокоились «Иркутские губернские ведомости». 

И у министерства внутренних дел тоже были свои опасения, так что из проекта устава 1904 года вычеркнули немало «опасных» строк. И к лучшему, полагала газета «Сибирь»: «Собрание Общества ремесленников выгодно отличается от остальных наших клубов большими затратами на культурно-просветительные цели. В канун юбилея Полтавской битвы общее собрание Общества ремесленников от-

служило панихиду о великом царе-ремесленнике. И затем выделило для обучения в начальных училищах  20 петровских стипендий. И это уже не первый случай учреждения Ремесленным собранием стипендий. Нынче кроме ремесленников никто стипендий не учреждает». Можно бы прибавить ещё, что собрание цеховиков не уступало другим клубам количеством (да и качеством) театральных постановок и семейных вечеров. 

Но при всём том и Ремесленному собранию не удалось избежать внутренних столкновений. 9 апреля 1910 года газета «Восточная заря» констатировала: «От Ремесленного собрания откололась часть его членов (из 6–8 чел.), выработала проект  своего устава и подала на утверждение губернатору». 

Чиновник губернского присутствия по делам об обществах и союзах, увидев под документом лишь 8 подписей, усмехнулся. Но Пётр Карлович Гран взглянул на это иначе, и действительно: к моменту открытия 2-го Ремесленного собрания желающих быть его членами явно прибавилось. А вскоре поступило очередное ходатайство  – о разрешении изменить устав клуба – так, чтобы в нём могли состоять не одни лишь ремесленники. В результате родился  новый, торгово-промышленный клуб. 

Одновременно с публикацией о его утверждении  в «Восточной заре» появилось и весьма характерное рекламное объявление: «В Иркутском торгово-промышленном собрании (угол 6-й Солдатской и Большой, дом Тышковского) ежедневно с 8 часов вечера и до 2 часов ночи игра в лото. Плата за карту от 10 до 25 копеек. Бланки для записи в члены собрания можно получать у эконома».

 «Ну вот, а наше жандармское управление считает, что политические союзы зарождаются исключительно вокруг шахмат… –  усмехнулся Гран. – Возможно, так и было до недавнего времени, но теперь-то на авансцену выходят цеховые и примкнувшие к ним мелкие торговцы. А за кулисами уже явно готовятся к выходу и народные толпы…»

Позже, на посту уже томского губернатора, а затем и начальника Главного тюремного управления, генерал-майор Гран нередко возвращался к этим мыслям – и всё больше  отказывался от иллюзий. Сразу после октябрьского переворота Пётр Карлович эмигрировал. Что, наверное, и позволило ему умереть своей смертью в Бухаресте в 1941 году.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского