«Видал, журналист, где твоя правда?..»
Корреспондент «Восточки» развернул самолёт на полпути
Моя творческая стезя в «Восточно-Сибирской правде» совсем короткая, но она выпала на самые счастливые годы моей романтической юности и, как мне кажется, на годы расцвета самой газеты. Это был период известной хрущёвской «оттепели», вдохновившей на творческие подвиги не только великих писателей и поэтов, но и нас, скромных журналистов-шестидесятников. И наше печатное слово не менее горячо и правдиво «жгло сердца людей».
«Тяжела ты, шапка соболиная»
В «Восточно-Сибирскую правду» я пришёл не только с «новеньким» дипломом журналиста, который буквально накануне подписала Елена Ивановна Яковлева, председатель Государственной экзаменационной комиссии на отделении журналистики ИГУ, но и с богатым багажом рабочего корреспондента. Юнкором меня называли ещё в школе. Селькором стал в одном из сёл Бессарабии, откуда родом. Рабкором – на ударной комсомольской стройке Казахстанская Магнитка. Военкором – в воздушно-десантном полку в годы военной службы. И став, наконец, собкором «Восточки» по Нижнеудинскому, Тайшетскому и Тулунскому районам, я не изобретал велосипед, а продолжил, в духе поэта-трибуна, «шершавым языком плаката вылизывать грязь социализма…» Или по-другому, как позднее написала обо мне газета «Правда» в статье «Собственный корреспондент», я глубоко вторгался в жизнь, смело обличал зло и помогал власти строить новую жизнь. Один из примеров тому – моя критическая статья «Тяжела ты, шапка соболиная».
Таким образным выражением я старался как можно ярче изобразить бедственное положение уникального представителя живой природы – соболя. И на этом фоне показать, как мерзко ведут себя люди, которым был доверен охотничий промысел в сибирской тайге. И как неразумно, не по-хозяйски использовались другие дары природы в Нижнеудинском охотопромысловом хозяйстве, которое возглавлял в те годы известный в районе Иван Ильич К. «Известным» он стал ещё до зверопромхоза, когда возглавлял местную заготконтору. А что значила эта контора в эпоху, когда во всей стране были в большом дефиците продукты питания, и в первую очередь мясо, объяснять не надо. И каким нужным для всех человеком, «хорошим» руководителем был Иван Ильич К., тоже понятно без лишних слов. И ладно бы сунул он в портфель гостю из райкома или райисполкома свёрток со свежей говядинкой к празднику 1 Мая или 7 Ноября. Так ведь мясо «грузил бочками» – неизвестно куда и кому. Цитирую дословно: «Постепенно Иван Ильич настолько уверовал в свою непогрешимость, что стал путать, где карман свой, а где – государственный. Например, мог распорядиться отпустить с базы «другу» по записке… упитанную тёлку, а потом «забыть» оформить это документально…
Три года назад злоупотреблениями Ивана Ильича К. занялся районный комитет народного контроля. Были вскрыты факты вопиющей бесхозяйственности, использования служебного положения в корыстных целях. И вдруг комиссия, производившая проверку, стала свидетелем необъяснимых явлений. Заработали связи Ивана Ильича. Под всякими предлогами председатель райпотребсоюза А.И. Крицкий (тоже известный в районе «нужный человек», не единожды попадавший под критический прицел моего пера. – В.М.) отказывался представить комиссии решение о передаче материала на Ивана Ильича в следственные органы. А из прокуратуры исчезли фиктивные квитанции на якобы принятые девять голов крупного рогатого скота, деньги за которые были присвоены».
И далее я пишу о том, как постепенно тучи над головой Ивана Ильича рассеялись и он отделался… повышением в должности. Был назначен директором Нижнеудинского коопзверопромхоза. «Вот уж, действительно, – написал я в статье, – доверили козлу стеречь капусту!» И в этом «огороде с капустой» Иван Ильич, что называется, блеснул своим «организаторским умением» раздаривать «нужным людям» богатства тайги, а многочисленные проверки, ревизии заканчивались тем, что «факты не подтверждались».
Острая критика в газете расставила всё по своим местам. «Бюро Иркутского обкома КПСС, – сообщалось в «ВСП» в номере за 29 декабря 1969 года, – рассмотрев материалы проверки по корреспонденции «Тяжела ты, шапка соболиная», отметило, что приведённые в газете факты о злоупотреблениях и бесхозяйственности в Нижнеудинском коопзверопромхозе действительно имели место». И далее перечислялось, кому какая «награда» полагалась по партийной линии.
Главный виновник в «соболиной шапке» пошёл под суд. Был строго наказан и прикрывавший его злоупотребления директор Иркутского треста коопзверопромхозов И.А. Жданов. Меня, никогда не носившего даже мерлушковой шапки, отметили на летучке: «Статья В. Мединского «Тяжела ты, шапка соболиная» подняла важную тему в духе требований Конституции СССР об охране живой природы и рачительном использовании лесных богатств. Материал смелый, сделан по-журналистски на высоком уровне и невзирая на лица».
«Партизанские» набеги с блокнотом
Два года спустя история с «соболиной шапкой» повторилась в Тулунском районе. С действующего в ту пору Белозиминского горно-обогатительного комбината в редакцию поступила коллективная жалоба на директора. Стиль работы тот же, что и у предыдущего героя: груб, высокомерен к людям, нетерпимые методы руководства.
Правда, люди эти были рабочими и специалистами из числа бывших заключённых, условно освобождённых из ближайших тюрем и лагерей, что объяснялось острым дефицитом кадров на всех строящихся промышленных предприятиях. И исключительно сложными условиями труда в новом посёлке Белозиминске – он находился далёко в Саянах, куда и дороги ещё не было.
Но и такие кадры были нашими советскими людьми, а директор их за людей не считал и держал многих в буквальном смысле на положении рабов. Бывшие зеки, кроме всего, добывали в горах пушнину, доили в личном хозяйстве директора корову, мыли полы в его доме, ухаживали за его детьми. А он им всем и за всё платил… гранёным стаканом самогона. И чув-ствовал он себя вольготно, потому что никакая комиссия из области или столицы к нему с проверкой без его ведома попасть не могла. А проверяющих районного значения он давно держал на коротком поводке, одаривая их мехом, дичью, кедровым орехом, добытыми в Саянах руками зеков.
Я же с письмом из редакции нагрянул в посёлок внезапно, как Хлестаков из гоголевского «Ревизора». И как ещё до работы в «ВСП» учинял подобные проверки, будучи торговым инспектором в Иркутском управлении Госторгинспекции. Помню, как один из таких «шмонов» учинил в Братске. Заехал туда в субботу и, не представляясь руководству города, совершил по объектам торговли и общественного питания свой партизанский рейд. И за два выходных дня выявил в магазинах и столовых Братска более ста нарушений закона о торговле.
Такой же «партизанский набег» совершил я и на Белозиминском ГОКе. А в последний день моей командировки произошёл и вовсе удручающий эпизод. Зашёл в здание аэропорта, чтобы договориться с его начальником насчёт моего завтрашнего отлёта. Сидим, беседуем о делах авиации и слышим гул прилетевшего из Тулуна самолёта Ан-2. Подруливает он к деревянному дому с вывеской «Аэропорт», открывается дверь, и на посадку идут 12 пассажиров с рюкзаками в руках. По их облику было видно, что они из числа тех, кто закончил своё условно-досрочное «рабство» в Белозиминске и наконец получил желанную свободу.
Второй пилот в ту же минуту закрыл за ними дверь. Командир крикнул: «От винта!» – и «Аннушка» шустро покатилась на взлётную полосу. И тут мы с начальником порта видим, как со стороны посёлка на большой скорости мчится наперерез самолёту пожарная машина. А сидящий рядом с шофёром пассажир, высунув голову, машет пилотам рукой, просит остановиться. Самолёт замедляет ход, к нему подбегает тот пассажир и что-то говорит командиру. Одновременно из кузова пожарного автомобиля выходят ещё два человека и тоже идут к самолёту. Что именно говорит командир Ан-2, мы не слышим, но видим, как вновь распахивается посадочный люк, оттуда летят на землю два рюкзака, а за ними, матерясь, выходят два бывших зека. На их места тут же садятся пассажиры с порт-фелями в руках.
– Так это же наш директор комбината! – говорит начальник порта.
С. тем временем достаёт из порт-феля увесистый свёрток и передаёт командиру экипажа самолёта.
Снова слышится команда «От винта!» – и «Аннушка» взмывает в небо. Я возвращаюсь в здание аэропорта, куда уже вернулись незадачливые пассажиры, и в этот момент слышу:
– Видал, журналист, где твоя правда?
За две недели моей командировки про то, что на комбинат приехал корреспондент областной газеты и собирает криминал на директора ГОКа, знали в посёлке даже дети.
– Вот где твоя правда! – не унимался обиженный до слёз бывший зек, не стеснявшийся в выражениях.
И тут я по-настоящему рассердился. Достаю свой красивый блокнот с позолоченными буквами «ВСП» на переплёте и ярким оранжевым логотипом газеты на каждом листе и лихорадочно пишу нечто похожее на радиограмму: «Командиру борта (следует номер). Свидетелем вашего безобразного поступка стал корреспондент газеты «Восточно-Сибирская правда». Он просит передать вам, что, если вы сейчас же не вернётесь в порт и не возьмёте на борт двух высаженных пассажиров с билетами, журналист по возвращении в Иркутск сообщит о вашем безобразном поступке начальнику управления гражданской авиации и напишет в газету фельетон».
Вырываю листок из блокнота и передаю начальнику порта. Тот, вижу, тоже возмущён до предела и тут же связывается по рации с командиром улетевшего борта. И чётко, громко, так, что слышат все и в зале ожидания, передаёт мою депешу. Командир Ан-2, видимо от неожиданности, растерялся, говорит что-то невнятное и просит повторить. «Земля» повторяет и со словами «до связи» выключает микрофон. В зале ожидания наступает непривычная тишина.
«Неужели и вправду вернётся?» – думают все.
Проходит минут 15, и все слышат гул самолёта. Он садится там же, откуда только что взлетел, и так же подруливает к зданию порта. Открывается дверь, из неё выходят двое с портфелями, и садятся двое с рюкзаками. Один из них в последний момент кричит мне, мол, спасибо, корреспондент!
А к корреспонденту тем временем подходит командир самолёта, просит отойти на минутку в сторону и тихим голосом говорит: «Извините меня, не пишите ничего в газету. Даю слово, никогда больше ничего подобного не допущу…»
И был у него такой растерянный вид, что мне стало его жаль и я дал слово, что «всё прощу». Но разгромная статья по следам коллективной жалобы на директора-самодура была напечатана – и не только в «Восточке», но и в центральной газете «Комсомольская правда». Причём за «Комсомолку» я чуть было не поплатился «заявлением по собственному желанию». Елена Ивановна Яковлева, редактор «Восточки», вообще-то поощряла сотрудничество своих подчинённых с центропрессой, поскольку видела в этом силу своих кадров, их профессиональное мастерство, чем по праву гордилась. Кто же, как не она, на продолжении многих лет терпеливо и со знанием дела пестовала молодые кадры, не давала их в обиду, и в первую очередь областному комитету КПСС, где была бессменным членом бюро.
А тут Елене Ивановне словно шлея под хвост попала. Когда моя статья была уже на полосе «Комсомольской правды», из редакции ей позвонил дежурный редактор и поинтересовался: работает ли у вас В. Мединский, статью, мол, его печатаем.
Елена Ивановна вначале не врубилась и ответила, что да, есть у нас такой журналист, хороший парень, часто выступает с критическими материалами. А когда узнала, что в «Комсомолке» идёт статья о Белозиминске и злоупотреблениях его директора, которую по выступлению «Восточки» уже намечено рассмотреть на бюро обкома, тут же пригласила к себе секретаршу и продиктовала телеграмму: «Прошу статью Мединского не печатать, подведёте себя и автора». Однако в редакции «КП» решили всё по-своему. На следующее утро Яковлевой, как всегда, положили на стол свежие газеты, она первым делом развернула «Комсомолку», а там – целый подвал: «Что на-гора выдаёт Белая Зима?» «На-гора» три года вместо редкоземельных элементов тантала и ниобия Белозиминский ГОК под «мудрым» руководством директора выдавал пустую породу.
Рассерженная Елена Ивановна тут же вызвала секретаря и учинила ей разнос, мол, ты не отправила телеграмму. Та – в слёзы: всё сделала, как было велено. Но Елена Ивановна не утихомирилась до тех пор, пока с почты ей не принесли справку, что телеграмма в редакцию «Комсомольской правды» отправлена в срок.
Бюро обкома КПСС состоялось, и я всё же был наказан: в одном месте допустил в статье ошибку. Но самое интересное произошло чуть позже, когда в очередном номере «Восточки» шла информация о принятых мерах по статье из Белозиминска. Когда полоса была уже готова и редактор поставил под ней свою подпись, дежурный по номеру Владимир Зырянов нечаянно поместил над информацией из обкома партии вместо рисованной рубрики «По следам наших выступлений» клише «В МИРЕ ИНТЕРЕСНОГО». Смеху было на всю область, ведь меня в те годы уже хорошо знали далеко за пределами собкоровского куста. Мои битвы с врагами живой сибирской природы после «Восточно-Сибирской правды» продолжались в Красноярском крае, куда я переехал на работу собкором журнала «Лесная новь». На том стою и сегодня в Мичуринском саду. Вот только «битвы» здесь совсем другие. Как-нибудь расскажу и о них.
