У Лифшица за плечами были фронт, два десятка лет разъездной журналистской работы, два «мирных» ордена за суматошный труд, прозвище Комлем вперёд и псевдоним Л. Зосимов. Он имел обыкновение положительные материалы подписывать фамилией, а критические – псевдонимом. Вот и недоумевали руководители, претензии высказывали редактору Андрею Григорьевичу Ступко. Какие, мол, разные у тебя журналисты: приедет Лифшиц – человек человеком, а побывает Зосимов – такое накопает. Ступко посмеивался.

У Ладейщикова позади были 18 лет политических лагерей за неосторожные высказывания в студенческой молодости. Была открытая улыбка на 32 искусственных зуба и невесть как сохранившаяся ребячливость. Мог, например, в обед сбегать с подчинёнными искупаться на Ангару. 

Ладейщиков и отправил меня в командировку в Байкальск. Комбинат в междуречье Солдона и Харлахты ещё строился, посёлок рос. Именно в эти летние дни 1967 года пришёл указ о присвоении ему статуса города, о чём я и сообщил в редакцию в информации под «свежим» названием «На выходе – город». Больше похвастаться нечем. На что замахиваемся, возводя целлюлозно-бумажный комбинат на берегу Байкала, даже не подумал. По площадке ходил в сопровождении итээровца. Только он где-то замешкался, рядом возник «строитель». Щелчок – и хищное лезвие сантиметров десять длиной образовалось рядом. «Пять рублей», –  сказал «строитель», внимательно заглядывая в глаза. Я купил нож.

«Разрывы красной линии» – так назывался материал о нарушениях  сетевого графика строительства, тормозящих ввод мощностей в строй. Материал не устроил Ладейщикова, он его забраковал. Сейчас я ему благодарен. Наверное, Валерий Александрович ждал от меня другого поворота темы…

В штат «Восточки» я пришёл в 1973 году. Редакция находилась тогда на улице Карла Маркса, рядом с кинотеатром «Гигант» (ныне «Стратосфера») и типографией, на втором и третьем этажах в доме, где сейчас административные службы и библиотека краеведческого музея. Сельхозотдел размещался в самом углу второго этажа, за проходным кабинетом отдела информации, два окна – на задворки «Гиганта». В разные годы здесь трудились  Вадим Горохов, Николай Худугуев, Юрий Подскочин, Валентин Арбатский, Владимир Николаевич Козловский. Три стола, никелированная трубчатая вешалка, которую заполняли пробками из-под спиртного поколения сельхозников и нештатных авторов.

Жила легенда, как принимал своих нештатных авторов, районных газетчиков, Козловский – фронтовик, автор романов «Верность» и «Братья по крови».

– Я заметку принёс, Владимир Николаевич.

– Короче!

– Может, посмотрите материал?

– Ещё короче!

– Тогда я побежал.

– Давай пошустрее!

Характерные чёрточки внутренней жизни коллектива до сих пор хранит редакционный фольклор. Вот, врываясь в секретариат, рвёт свежий номер газеты и мечет молнии неукротимый Леонид Зосимович Лифшиц. Его очерку о проблемах таёжной глухомани глумливые заместители ответсекретаря Юрий Скоп и Вячеслав Шугаев дали заголовок «Ясная поляна». А те с укором смотрят на висящий в кабинете портрет Льва Толстого: «Подвёл классик!» Юрию Скопу, когда у него родилась дочка Дарья, собратья по перу сварганили эпиграмму: «Дашутку мы рожали Скопом». Сюда, в секретариат, заходил, попыхивая трубкой, Иннокентий Степанович Луговской, старый восточкинец, поэт. Говорил ответственному секретарю Михаилу Израилевичу Давидсону: «Я стихи тебе принёс, паря». Повторял присловье Анатолия Ольхона:

О секретарь, о секретарь, Озолоти, огонорарь!

Рассказывал, как Анатолий Ольхон угощал собратьев по перу. Ставил на стол маленькие графинчики с вином. Предупреждал: «Это коллекционное». Или: «Это редкое». На самом деле во всех графинах было ординарное разливное вино.  Подтрунивать друг над другом было любимой забавой журналистов.