«Лучше плохая политология, чем никакой»

Слово «политолог» с 90-х годов преодолело метаморфозы. От повального увлечения услугами специалистов этого направления до прихода в эту сферу огромного количества шарлатанов и некоего разочарования: «Мы и так умные, зачем нам советы этих странных людей, которые или навязывают свои идеи, или требуют несоразмерно большие деньги». Когда в 2011 году произошла рокировка в тандеме, а следом за этим «неожиданная» Болотная площадь, политики снова вспомнили про профессиональных предсказателей. При неспокойной погоде лучше всего себя чувствуют гуру от политологии.  

– Вы считаете себя профессиональным политологом?

– Политологи бывают разные. Есть политологи-теоретики. Есть политические консультанты, политические эксперты. Но если говорить о привычных медийных штампах, когда СМИ называют всех людей, что-то публично говорящих про политику, политологами, то да. Хотя давайте назовём меня «политическим экспертом». 

– У нас в регионе ниша политологов занята людьми, которые специального образования не имеют. Это известный социолог-блогер, это штатные работники газет. Случайные, в общем-то, люди, которым тем не менее доверяют формировать общественное мнение. Это что, за неимением лучшего?

– Я думаю, что лучше плохая политология, чем никакой. На самом деле на рынке востребованы специалисты, имеющие опыт в нескольких отраслях. Просто психологов, просто социологов и просто политологов на рынке не так мало. А когда приходит человек с навыками нескольких специальностей – политологии, права, социологии, госуправления, – он более ценен и важен. Я не думаю, что правильно было бы превращать политологию в некую закрытую касту. Так или иначе, и рынок, и медийная среда отсеивают наименее компетентных. Хороший политолог не должен быть жадным. Настоящий исследователь отличается тем, что ему не жалко, если у него украдут идею. Он ещё десять придумает. 

– Чтобы объяснить Болотную?

– И Болотную в том числе. Но у нашего фонда собственная ниша. Она достаточно востребована в современных условиях политической турбулент-ности. Роль эксперта-регионоведа ещё и в том, чтобы голос субъекта был услышан. Интересные наработки, идеи должны звучать на федеральном уровне. Мы должны выступать медиаторами между региональным сообществом и прессой, истеблишментом на уровне федерации.  Фонд «Петербургская политика» специализируется на изучении политических процессов в российских регионах. Делаем рейтинги политической выживаемости губернаторов, индексы влияния глав ведущих городов России, оценку инновационной активности. Поскольку мы держим руку на пульсе регионов, то стараемся периодически посещать субъекты, которые анализируем. И сверять ту оценку, которую мы делаем из центра, с оценками местных специалистов, представителей элиты, журналистов и населения.

– Вы первый раз в Иркутске?

– Нет, до этого бывал здесь более 8 лет назад. Очень интересно посмотреть, что изменилось, какова динамика. От Иркутской области время от времени возникают определённые ожидания. Это связано с её промышленным потенциалом, с так называемым «восточным проектом» Олега Дерипаски. С другой стороны, нельзя сказать, что ваш регион находится в центре внимания федеральных СМИ. Большого количества новостей, связанных с тематикой развития региона, конечно, нет. Хочется понять, насколько это справедливо. Краткое общение даст срез и основу для более рельефного понимания ситуации в области. К примеру, каково настроение населения. Нам интересно, где оно близко к общефедеральному, а где противоречит ему с учётом той плюралистичности и свободомыслия, которые всегда были в Иркутске. Постараемся оценить влияние нынешнего губернатора Дмитрия Мезенцева на фоне непростых отношений с местными элитами, с администрацией города. Но выводы позже.

«Никто из «легальных» кандидатов борьбу за сердца с Болотной не выиграл»

Как бы нас ни раздражали «болотные гады», похоже, что с ними придётся считаться. Властям охотно раздают советы, как поступить с неожиданно активизировавшейся частью населения. От холодной мести после 4 марта до сценария «объявить павианов домашними животными», проведя с ними переговоры. Правда, с кем с ними? Пока непонятно, поскольку столь разношёрстной разгневанной толпы история современной России ещё не знала. Власти, видимо, тоже в ступоре и предпочитают выждать, когда оппозиция выкристаллизуется во что-то родное и понятное. У Михаила Виноградова свой взгляд на «бандерлогов».

– Вы знаете, как голосовали крупные города Иркутской области на выборах в Госдуму. В связи с этим каков ваш прогноз по региону на 4 марта?

– Вы всегда были проблемными для власти, население достаточно свободомыслящее. Критичность высока, мы видели, как проходили муниципальные выборы не только в Иркутске, но и в других городах. Сверхвыводов по вашему региону я ещё не сформулировал, но могу оценить некие общефедеральные тренды. Можно говорить, что пик спада рейтинга господина Путина, который имел место в декабре–январе, сегодня преодолён. В январе-феврале его рейтинг начал расти, в том числе за счёт избирателей, ранее голосовавших за оппозиционные партии. Критичность и усталость общества осталась, но определённую часть избирателей премьеру удаётся «откусить». Если смотреть на февраль, основными бенефициариями оказываются Владимир Путин и Михаил Прохоров. Последний растёт в крупных городах и областных центрах у молодёжи, где-то отнимая голоса у Путина, где-то у Зюганова, поскольку многие голосовали в городах за КПРФ как главную оппозиционную силу. 

– Но почему Путин-то растёт?

– С одной стороны, срабатывает стереотип: «Больше всё равно не за кого».  Идёт массированная федеральная пропаганда массмедиа и риторика о недопустимости революций. А она очень хорошо «ложится» на душу старшему возрасту и женскому электорату. Как ни парадоксально, но электоральный рейтинг Владимира Путина растёт пропорционально активности протестантов. Команда Путина достаточно умело оперирует страхами и тревогами, которые есть в обществе: возвращением 1990-х, ливийским сценарием, дестабилизацией. Некоторые политологи говорят, что Владимир Путин может одержать победу в первом туре. Но далеко не во всех субъектах. Нужно учитывать вот что. Социологи в среднем по России прогнозируют высокую явку избирателей. И не очень понятно, хорошо это или плохо. Те, кто не ходил раньше на выборы, «растянутся» по общему тренду: кто-то за власть, кто-то за оппозицию. И придут молчуны, которые тихо ненавидели власть. Вполне возможно, что они все и «выстрелят». Ситуация до конца неясна, и это во многом повлияет на то, как сложится голосование в первом туре. Я думаю, что в Иркутской области Путин является лидером по электоральному рейтингу. Однако нюансы будут, и они связаны с активным голосованием за КПРФ в городах. Непонятно, как здесь даст о себе знать феномен господина Прохорова. 

– Есть мнение, что «тёмная материя», которая не склонялась ни в ту, ни в другую сторону, может тоже появиться на выборах и проголосовать за Путина. 

– Возможен любой вариант: и за, и против. Давайте посмотрим, кто ходил на выборы. Это старшее поколение, очень средне голосовали люди 30–50 лет и минимально – молодёжь. Пожилые всё же в большей степени ресурс власти. Средний возраст – это самая проблемная для власти категория, особенно мужчины. Женщины всегда более лояльно настроены. Что же касается молодых, то долгое время они рассматривались как опора действующей власти, особенно лет 25, они хорошо воспринимали слова об «усиливающейся России». Сейчас за молодых Путину придётся бороться с Прохоровым и Жириновским. Надо сказать, что у лидера ЛДПР кампания идёт без особого огонька. Насчёт Прохорова тоже колебания: непонятен до конца уровень его политической самостоятельности. Часть наблюдателей полагает, что Прохоров – «ассистент», который призван расколоть московский протест и увести за собой кусок Болотной. Это отталкивает. В итоге может получиться так, что эти люди вовсе не придут на выборы. 

– Как вы оцениваете нынешнее протестное движение? Есть две полярные точки зрения: о «переевших хорошей жизни» хипстерах и о свежей политической крови. 

– Это реакция на определённую инертность в политической жизни. И в глазах части протестующих символом такой инертности оказалось возможное возвращение Владимира Путина на пост президента. Да, есть элемент определённой моды на протест. Однако движение обладает реальной пассионарностью. И, на мой взгляд, оно только нарастает. По крайней мере, в Москве. 9 декабря, когда мы анализировали 50 городов России, во всех были протестные акции, включая даже Казань, Уфу, Махачкалу. 24 декабря, в день знаменитого протеста на проспекте Сахарова в Москве, по всем 50 регионам уже столь внушительная цифра не набиралась. И как показали события февраля, ключевым драйвером осталась Москва. Это новое явление, с которым власть не научилась работать. Фронтмены сами признаются, что они не ожидали столь мощного движения, а единого лидера-то и нет! Власть имеет свою логику, когда говорит: «Мы не понимаем, а чего же в итоге требует Болотная?» Но самое интересное, что это никак не снижает пассионарности протестующих. Движение уже оказалось определённым сдерживающим фактором для власти. Она пошла на ряд уступок, включая такие резонансные, как возвращение губернаторских выборов. Но я допускаю, что в марте мы можем получить нарастание протестных акций в Москве. Другое дело, что при тонком грамотном маневрировании власть могла бы снизить накал. Например, объявлением досрочных выборов в Госдуму, выборностью в Совет Федерации. Готова ли российская власть к тонкой игре, или она настроена на месть и подавление (так считает ряд оппозиционеров), до конца никто сказать не может. По ощущениям встречи политологов с Путиным в Ново-Огарёво у меня сложилось впечатление, что премьер относится к протестному тренду достаточно серьёзно и без той агрессии, которая проскакивала в его комментариях в декабре. Это позволяет надеяться на начало политического диалога и понимание, что это не зажравшиеся агенты Госдепа, а уважаемые граждане страны. Не менее уважаемые, чем те, что идут голосовать за Путина. Стоит признать, что в полной мере никто из легальных кандидатов борьбу за сердца с Болотной не выиграл. Ни ЛДПР, ни Прохоров, ни Зюганов. 

«Иркутского Обамы» нет 

Как только Дмитрий Медведев выступил с инициативой о возвращении выборов губернаторов, в каждом регионе России нашлись свои удальцы, которые уже готовы соблазнять сердца электората.  В Иркутской области первым отметился руководитель отделения «Справедливой России» Иван Грачёв, за ним тут же высказался первый секретарь обкома КПРФ Сергей Левченко. Обещал подумать и Дмитрий Мезенцев. 

– На ваш взгляд, после 4 марта эта инициатива уже уходящего президента Медведева не будет похоронена? 

– Скорее всего, ей дадут ход. Господин Путин в Ново-Огарёво обещал, что выборы начнутся уже в этом году в отношении тех губернаторов, у которых кончается срок полномочий. Есть вопросы, связанные с тем, будет у президента фильтр или нет. Само это решение достаточно популярно и у элит, и у общества. Однако пока стоит признать, что волну напряжения населения этот закон не снял. 

– А как быть с тем, что во власть с этой инициативой начнут возвращаться политики, которые в своё время были «отставлены»? И пойдут они, вероятно, не при поддержке власти, а манипулируя протестными настроениями.

– Как быть? Учиться с этим работать. Администрация Анатолия Чубайса научилась работать, когда пошла волна возвращения «красных» губернаторов в 1996 году. И это не привело к резкому усилению позиций коммунистов на федеральном уровне. Это нужно воспринимать как сигнал, что в тех или иных регионах у власти возможны проблемы.  Другое дело, что, может быть, в Иркутской области, насколько я понимаю, Борис Говорин  вряд ли может рассчитывать на триумфальную победу. Александр Тишанин наверняка не готов вернуться в регион с учётом сложного опыта работы. А с оппозиционными фигурами определённый дефицит. У КПРФ много лет доминирует господин Левченко, который или не пропускает новых людей, или они просто ещё не выросли. Так что говорить, что появился некий «иркутский Обама», который может составить серьёзную конкуренцию действующей власти, преждевременно. 

– Как вы думаете, нынешний губернатор всерьёз заинтересован в участии в возможных выборах?

– Этот вопрос скорее к Дмитрию Мезенцеву. Он считает, что у него есть программа развития Иркутской области, он неравнодушен к внешнему облику Иркутска. Мне показалось, что Иркутская область Мезенцеву интересна. Его по-разному воспринимают местные элиты, иногда с настроением: «Не одного губернатора съели – и этого съедим». Это нормально, если не питать иллюзий и не иметь завышенных ожиданий. По крайней мере, в том, что говорит Мезенцев о развитии региона, я не улавливаю какой-то фальши и неискренности. А дальше уже вопрос в его качествах как борца и публичного политика. И выборы в этом смысле – очень хороший тест. Вопрос даже не в оценке власти, а в отсутствии серьёзного «полюса». Опыт побед коммунистов в Иркутске и Братске оказался очень противоречив. Так что это тест и для жителей Иркутской области.