Цена вопроса
«Сорок шестое по счёту, и это за один лишь сегодняшний день… Прямо-таки осаждают городскую управу прошениями о пособиях к Рождеству Христову». – Егор Васильевич повёл взглядом на большую стопку бумаг, а Елизавета Щепина, сидящая на краешке стула напротив, окончательно покраснела.
«Карп, он кого хочешь поймает на удочку»…
Егор Васильевич Кущенков прежде жил по соседству с ней, у своей бездетной тётки, в раннем детстве взявшей его на воспитание. Четыре года назад, получив диплом техника, он посватался к Лизе, но отец воспротивился: «Сирота богатства не наживёт, да и больно уж книжник он». Мать отмолчалась, но когда явился новый поклонник, Карп Щепин, оживилась:
– У его-то родителей дом-пятистенка, а Карпу, как старшему, отойдёт большой каменный флигель с тёплым ватерклозетом и садиком.
Флигель и в самом деле оказался хорош. А Карп – спокоен и рассудителен. Вот только слишком уж часто повторял, что «своего не упустит».
– Городская благотворительная комиссия всё не разберётся никак, сколько денег ей оставлено разными купцами, – просвещал он свою «тёмную супругу», – так что приходится самому «образовываться», а потом и прикидывать ещё, под какое завещание себя лучше подвести.
Он и Елизавету «подвёл» под пособие из капитала Прасковьи Трапезниковой, оставленного небогатым девушкам, впервые вступающим в брак. А теперь «подводил» под рождественскую раздачу. Юная супруга не возражала, но всячески откладывала поход в управу – ей было неприятно предстать перед Егором Васильевичем просительницей. Она даже надумала уговаривать мужа отказаться от этих в общем-то очень небольших денег, но накануне по управлению Сибирской железной дороги вывесили списки на рождественские наградные и Щепина в них не оказалось… В нынешнем, 1909 году решили сэкономить на всех получающих по 1800 рублей в год и более. Лишиться половины месячного оклада Карп был решительно не готов – и весь вечер задавался одним вопросом: как исправить такую несправедливость. И наутро Елизавета пошла в управу.
Егор Васильевич в этот день не заболел, не уехал по вызову, не отлучился по личному делу на какие-нибудь пять минут; напротив, он сидел за своим рабочим столом и с тоской глядел на дверь, словно ждал, что Елизавета войдёт. И она подумала, что, должно быть, он очень несчастлив с той минуты, как она отказала ему. «А разве я счастлива?» – опасно подумала Елизавета. И покраснела.
Если «Джон», то только большой!
Кущенков и в самом деле был удручён, но совсем по другой причине. С начала осени управская канцелярия начала хлопотать о выдаче себе к празднику Рождества Христова наградных. Но заседания думы несколько раз переносились из-за недостатка кворума или ограничивались рассмотрением половины повестки. Наконец, 8 декабря добрались-таки и до канцелярских наградных, но гласные Русанов и Люблинский чуть не испортили дело.
– Это – подачка, оскорбляющая самолюбие! – скривил губы первый. – Наградные не просятся, они – даются, и даются за заслуги.
– В данном же случае они как бы вымогаются, – продолжил Люблинский.
Гласные пошумели и сошлись на том, что гораздо выгоднее для думы увеличить управским служащим должностные оклады.
– Но этак ведь и умрёшь, пока ждёшь! – отчаянно вырвалось у докладчика, и зал так и прыснул. Воспользовавшись сменой настроения, городской голова поставил вопрос на голосование, и большинство высказалось за немедленную выдачу наградных. Но Русанов с Люблинским вмешались и тут: всем канцелярским с окладом не менее 900 рублей дали только 30% месячного оклада.
Так в одну минуту рухнула рождественская мечта Егора Васильевича о фотоаппарате со скидкой в 40 процентов, который он уже присмотрел. Мало того, под вопросом оказывалась и покупка автоматического спиртово-калильного фонаря «Джон», дающего свет без тени – прозрачный, ровный и совершенно белый. Особая прелесть состояла и в том, что этот фонарь вообще обходился без проводов и вся конструкция его отличалась чрезвычайной солидностью и красотой. Конечно, в магазине братьев Гольдбергов предлагался и маленький «Джон», всего лишь в 50 свечей, но разве пристало это управскому служащему, собирающемуся жениться на дочери столоначальника?
Ещё Кущенков приглядел в пассаже у Второва коллекцию ёлочных игрушек – в подарок будущей тёще. А для тётушки, воспитавшей его, нашёл подержанную вязальную машину, продававшуюся по случаю и по символической в общем цене. Но вместе с другими тратами она выливалась в невозможную теперь сумму, и Егор Васильевич бросил в сердцах:
– Но ведь и для маленьких сошек праздники писаны в календарях!
Выбирай, куда пойдёшь!
Эта мысль должна была стать главенствующей и в «Дневнике журналиста», который Гарри С.Р. регулярно размещал в «Восточной заре». Редактор деликатно просил «чего-то поновогоднее», но, во-первых, корреспондент болел, а во-вторых, наступающий праздник совершенно не укладывался в семейный бюджет. Настроение довершила реклама золота и бриллиантов от магазина Верхоленцева: господин в бархатном пальто, вокруг которого всё сверкало, раздражил его так, что Гарри тут же набросал: «Святки ещё не наступили, а предпраздничное настроение уже чувствуется в воздухе. Выражается оно несколько разно для отцов и детей, бедных и богатых, домоседов и светских шаркунов. Первые, то есть отцы, бедняки и домоседы, к которым отношу и себя, озабоченно почёсывают затылки, размышляя, как бы получше угодить детям, раздобыться деньжонками и оградить себя от праздничной сутолоки. Вторые предвкушают только удовольствия и развлечения…»
Гарри раздумывал, о чём же написать ему дальше, когда у него в фельетонной появился чем-то очень довольный редактор:
– Решено: за рекламу в последнем номере денег не возьмём. А будем брать исключительно натурой. Выбирай, в какой ресторан пойдёшь!
Фельетонист растерялся. Хотя, если б минуту назад его просто спросили, что есть в Иркутске нового, он, не задумавшись, рассказал бы о ресторанном зале «Модерн», открывшемся в театре Гиллера. То есть об устрицах-севрюжине-лососине-пулярках-раках, поедаемых между выступлениями артистов варьете. Особым шиком нынешнего сезона считалась ежедневная смена артистов, наших и заграничных. Их постоянно перетасовывали, угождая публике, но, кажется, ни одна выступавшая даже и не приблизилась к танцовщице-босоножке Адде Корвин, выступившей в городском театре 17 декабря. Да, и она подражала Айседоре Дункан, но при этом и шла дальше. Если Айседора воскрешала эллинские танцы, то Адда Корвин олицетворяла сложнейшую музыку современных композиторов, Скрябина прежде всего. И в отличие от заурядных антреприз Корвин возила с собой замечательные декорации, каждая из которых представляла художественные полотна. У неё и костюмы шились в лучшей московской мастерской господина Лошанова.
А Гиляревский-то – молодчина!
Первоклассный ресторан «Пале-де-Кристаль» в декабре нынешнего, 1909 года делал ставку на… чемпионат дамской борьбы. Конечно, такие «картинки» были рассчитаны на любителя, но всё же публика оставалась довольна – возможно потому, что одновременно всем посетительницам бесплатно раздавались цветы. Да и кухня была самая образцовая, так что Гарри даже и согласился, что ресторанный распорядитель Адольф имел полное право заявить для «Восточной зари»: «Богатый на выбор погреб не рекламирую – прошу убедиться лично!»
В расчёте на проезжающих «Пале-де-Кристаль» нанял метрдотелей, говорящих на польском, английском и немецком языках, – и действительно, по кабинетам расселась совсем не-
знакомая Гарри публика. Впрочем, его вниманием на весь вечер завладел капитан Гиляревский, о котором он недавно писал.
Ещё в начале декабря этот необычный военный организовал в помещении театра 25-го Восточно-Сибирского стрелкового полка большое представление. Сначала была поставлена одноактная пьеска «Сосватались и рассватались», и на долю каждого исполнителя пришлось немало шумных аплодисментов. Затем на сцену вышел хор из 30 человек; после него – куплетисты, плясуны и рассказчики. На бис был исполнен комичный «Монолог вицмундира» и пропета оригинальная «Солдатская колыбельная».
– Где нашли вы такое количество талантливых офицеров? – допытывался корреспондент, наливая шампанского.
– Да какие там офицеры! Исполнителями были исключительно нижние чины. Ну а труд декоратора, парикмахера, костюмера и прочая с удовольствием принял на себя.
– За удовольствие от работы! – предложил выпить корреспондент. А вернувшись домой, он достал начатую заметку и дописал: «Я отнюдь не порицаю тех, кто собирается повеселиться. Ведь развлечения и удовольствия так же законны в жизненном обиходе, как и труд, и каждый имеет на них такое же право».
Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.