Женщина, позвонившая из Куйтуна, попросила не называть её имени.

– Они даже лесников поджигают, которые имеют хоть какую-то власть и действуют от имени закона, – объяснила она свой страх перед «чёрными лесорубами». – Меня тем более подожгут, чтобы не лезла не в своё дело. А милиция поджигателей даже искать не станет… 

Рассказанная история – не новость, не сенсация: в ближних лесах творится беспредел. Лесовозы с ворованной древесиной идут днём и ночью. Нелегальные лесорубы никого не боятся, потому что ловить их некому. Пройти по лесу хотя бы два-три километра и при этом не наткнуться на старую или свежую вырубку, захламлённую до непроходимости вершинником, сучьями и даже почти целыми стволами поваленных сосен, – большая удача. Недавно ездила она в Анзавод – это такой посёлок, рядом с которым расположен водозабор. А там над подземным озером, из которого пьёт воду Куйтун, весь лес вырублен. Вместо стоящих сосен – горы сучьев и брошенных брёвен. 

Вадим Серков, начальник Куйтунского лесничества, молча, не перебивая, выслушал мой пересказ телефонного разговора и сделал вывод: «Вам звонила грамотная и хорошо информированная жительница. Всё сказанное – правда». 

– Там, в районе водозабора, как минимум 70 процентов спелого древостоя вырублено, – дополняет Вадим Вячеславович рассказ женщины. – В окрестностях начинают уже и приспевающие молодняки вырубать. В том районе официальных лесосек нет. Все знают об этом. И полиция знает, но кардинальных мер не принимается. Древесину далеко не везут, там же, в ближних посёлках, пилорамы ворованный лес принимают и перерабатывают. А всего с начала года на территории лесничества нами выявлено уже более двухсот самовольных рубок.

Машину у руководителя лесничества для поездки к вырубленной зоне просить не пришлось. Он предложил её сам. Но, несмотря на то что водитель хорошо знает все подъезды к вырубленному водозабору, одного меня в лес не отпустил. Объяснил, что при сегодняшнем разгуле лесной преступности случайная встреча с «чёрными лесорубами» может быть опасной. 

Рейдовую бригаду сформировали в считанные минуты. В «уазик» сели Денис Серков, Александр Зарембо и Станислав Панковец. Теперь нас в машине пятеро. Но задать вопросы людям с бензопилами, если такие встретятся, и потребовать у них документы, разрешающие заготовку древесины в соответствии с действующим сегодня Лесным кодексом, имеет право только Станислав. Он государственный лесной инспектор. А вот Денис и Александр хоть и являются заведующими мастерскими участками лесничества, в соответствии с действующим Лесным кодексом не имеют никаких специальных лесоохранных прав. Как и все остальные граждане России, включая меня и водителя Дмитрия Ерофеева, они имеют право разве что сообщить в полицию о «предполагаемом лесонарушении». 

Выехав из Куйтуна в сторону Анзавода, мы очень скоро наткнулись на тракторный след по свежей пороше, уходящий с трассы в лес. Свернули на него, и уже минут через 10 – вот он, резво волочит длинное лиственничное бревно. Сухое. Разрешительных документов на заготовку дров у добытчиков нет. Это нарушение, но в сравнении с тем, что творится теперь в российских лесах, не очень серьёзное. Поэтому государственный лесной инспектор ограничивается профилактической беседой. 

Проехали чуть дальше и наткнулись на след тяжёлого грузовика, скорее всего лесовоза. Члены рейдовой бригады, похоже, поднаторели в автомобильных следах не хуже, чем опытные охотники в звериных. Даже не выходя из машины, они легко определяют марки недавно проехавших автомашин, тракторов. А однажды, внимательно изучив рисунок протектора, назвали даже имя лесного нарушителя: «Это же Мишка. У него одного такая резина». 

По новому следу мы смогли про-

ехать не больше километра. На одном из поворотов дорогу перегородила свежеспиленная (опилки – поверх ночной пороши) сосна. Судя по толщине, ей не менее полутора веков. Значит, из семечка она проклюнулась здесь не позже 19-го века.

Даже для меня очевидно, что эту сосну спилили не ради дров, как ту лиственничную сухостоину. Но и не ради древесины, а лишь для того, чтобы, преградив путь другим машинам, избежать нежелательной встречи с государственными лесными инспекторами и с лесной полицией. Предосторожность почти излишняя, потому что лесников, которые до принятия современного Лесного кодекса были в каждой деревне, больше не существует. А лесных инспекторов в Куйтунском лесничестве всего-то 10 человек, из которых пятеро практически не имеют возможности выезжать в рейды, так как заняты составлением огромного количество обязательных отчётов и другими камеральными работами. А лесная полиция здесь и вовсе экзотика. Её представляют… два человека. 

– И часто вам «чёрные лесорубы» дорогу перегораживают? – спрашиваю Станислава Панковца.

– Да едва ли не в каждом рейде, – отвечает. – Только сегодня мы, можно сказать, по-лёгкому отделались. Всего лишь одна сосна. Бывает, что десятком сосен метров по 300 дорогу заваливают. А теперь у них стало модным «шиповать» лесные дороги. Гвозди, набитые в доску, – это самое простое. Иногда сегменты от сенокосилок ставят. Бороны маскируют. Тогда резина восстановлению уже не подлежит. Пока денег на новую найдём – «уазик» в простое. 

Сосна хоть и одна, но положили её «чёрные лесорубы» мастерски, профессионально. На «уазике» не объехать, а «пропиливаться» у нас нет времени. Определившись с кварталом, чтобы вызвать сюда другую бригаду, разворачиваемся. 

По пути ребята рассказывают, что в последние годы вал лесных преступлений быстро нарастает благодаря почти полной безнаказанности криминальных лесорубов. Задержанные на воровских делянах лесовозы, трактора и бензопилы полиция возвращает хозяевам иногда уже на следующий день или в течение недели, объясняя, что техника, как правило, является собственностью не тех граждан, которых задержали на месте преступления, а взята на время у «третьих лиц», которые «даже не догадывались о целях её использования». Поэтому одни и те же механизмы нередко задерживаются на лесосеках и второй, и пятый раз, чтобы через несколько дней вернуться к владельцу. Уголовные дела против «чёрных лесорубов» возбуждаются полицией не всегда, а реальные сроки лишения свободы и вовсе редкость. От бешеной прибыли и безнаказанности профессиональные лесные преступники всё больше наглеют.

– Вот недели две назад был случай, когда мы застали лесовоз на погрузке, – рассказывает Станислав. – Там парень сидел на «хапуге». Это манипулятор, которым «КамАЗ» брёвна загружает. Так он поднятым бревном от нас, можно сказать, отмахиваться пытался, не давал подойти к «КамАЗу». 

– Лесная милиция ездит в лес с оружием. А вы? – спрашиваю ребят. Они в ответ хмыкнули, переглянулись.

– Нас вроде тоже таким правом наделили, – отвечает после короткой паузы государственный лесной инспектор. – У нас, по идее, дубинки должны быть и наручники. Только, дав право, не объяснили, где взять деньги на реализацию этого права. Поэтому нет у нас оружия. Нет дубинок. Нет наручников. Есть только удостоверения…

– …И главное, дух! – подсказывают Станиславу коллеги. Все весело хохочут.

Под смех, уже почти как анекдоты, вспоминают нелепые истории про «фишки» и «чёкеров» – так они называют наблюдателей, которых нелегальные лесозаготовители часто оставляют с рациями или телефонами на дорогах, чтобы те вовремя предупредили о приближении инспекторов. Про глушители на бензопилах. Как вдвоём, благодаря фактору неожиданности, сумели задержать четверых (два отца и два сына) порубщиков. Рассказывают про приехавшего из Тулуна самого крупного и самого известного в районе лесного преступника по прозвищу… Назову его «приватизатором», поскольку этого организатора криминального лесного бизнеса здесь называют именем нелюбимого в народе, но широко известного в России политика и олигарха. Про «повязанного» летом на деляне (вместе с его лесовозом) полковника полиции, заместителя начальника Куйтунского РОВД, который благодаря тому задержанию так и не стал полицейским.

А наш «уазик» тем временем выскочил из одного массива леса и направился к другому через широченное, поросшее высоким бурьяном поле по едва заметной в снегу грунтовой дороге. 

Вдруг далеко впереди – колёсный трактор. Идёт навстречу. Нас тоже заметили. Трактор остановился. Из тесной кабины выскочили трое – и бегом назад, в берёзовые перелески, подальше от дороги.

– О, так мы его задерживали уже, – узнал брошенный хозяевами трактор кто-то из нашей бригады. 

– Точно! Эти клычья с другими не спутаешь.

Клычья – это специальные, самодельные навесные «вилы», как у автопогрузчиков, только короткие. С их помощью лес на деляне складывается в штабели перед вывозкой. 

Хозява разбежались. Вопросы задать некому. Поэтому едем дальше. И вдруг…

– Да вот же они! Вот же они! – кричит Станислав Панковец. 

Слева от нас без дороги, по заснеженному бурьяну в чистом поле бегут-спотыкаются две чёрные фигуры.

– Давай, Терентьич! Напрямую, по полю! Давай-давай! 

Только Дмитрия Терентьевича, проработавшего водителем в Куйтунском лесхозе уж три десятка лет, подгонять нет смысла. «Уазик» уже прыгает по скрытым снегом и бурьяном колдобинам. И трёх минут не прошло – перед нами… перепуганные восемнадцатилетние пацаны. Хватают от-

крытыми ртами воздух. Вдоха и на пару слов едва хватает. 

– Нет, трактор не наш. Тракторист попросил помочь и убежал от вас куда-то.

– Почему убегали?

– Да фиг его знает. Испугались почему-то…

– Ну и ладно, бегайте и дальше, если это вам так нравится, – иронично предлагают мальчишкам инспекторы, записав фамилии и выяснив, когда и к кому они «приехали в гости из Тулуна».

– Опять Тулун, – вздыхает инспектор. – Они, похоже, у себя уже весь лес выхлестали, теперь наш район оккупировали.

А вырубка у водозабора, про которую рассказала мне по телефону жительница Куйтуна, поражает масштабом. От сплошных промышленных рубок она отличается только вопиющей неряшливостью. Официальные арендаторы, пусть даже самые плохие, самые недисциплинированные, всё равно хоть мало-мальски, но на своих лесосеках прибираются. А здесь – завалы из сучьев, брёвен и вершинника высотой, может быть, и побольше двух метров. Даже сейчас, зимой, страшно представить, что может произойти здесь летом, если всё это, подсохнув, полыхнёт…

Вернулись в контору лесничества около трёх часов дня. А там полно чужих, непонятно одетых людей. Кто-то в милицейских штанах. Кто-то – в бушлате без погон. Кто – в почти полной полицейской форме, а кто – в гражданке. И в кабинете у начальника лесничества полно людей. Ещё не понимая, в чём дело, подошёл к окну, поджидаю, пока Вадим Вячеславович подпишет документы, которые подаёт ему женщина. 

– Приглашённые понятые, объясняю вам… 

Оказывается, это… обыск! Непонятные люди – представители тулунской полиции, потому что своей в Куйтуне теперь нет. После переименования милиции в полицию здесь осталось только отделение, подчинённое Тулуну. А женщина, которую я вначале принял за бухгалтера, – следователь. 

Мужчины в штатском, узнав, что я журналист, запретили мне говорить по телефону, заставили вытащить батарейки из диктофона. Фотоаппарат я и сам доставать не стал, опасаясь остаться без отснятого в лесу фотоматериала. Потом вразнобой то разрешали, то запрещали выйти из кабинета, хоть я и пытался объяснить, что на три часа дня назначена наша встреча с Андреем Полониным, мэром Куйтунского района. Потом, покинув кабинет, я терял время на спор с дежурным на выходе, который не решался выпустить меня из здания. Решающим доводом оказался мой вопрос к полицейскому: чему, на его взгляд, следователь Максименко будет больше рада – присутствию журналиста при обыске или отсутствию? Он отвечать не стал, просто открыл дверь. 

– Что? У Серкова в кабинете обыск?! – изумился Андрей Полонин, когда я объяснил ему причину своей задержки. – Но это же провокация! Чтобы его каким-то образом скинуть, дискредитировать. Он не даёт ворам развернуться в полную силу. Мы все знаем, что Серков на себя лес не заготавливает. Не рубит он лес. У него отец лесник, вы же, наверное, знаете об этом. И мать у него лесник. Очень уважаемые люди в лесном хозяйстве. Эти люди хранили лес три поколения. Охраняли. Сегодня мы ловили тулунчан как раз там, где отец Вадима Вячеславовича саженцы сажал. А они инкриминируют ему то одно, то другое. Кто в этом деле заинтересован, кто занимается кражей леса – вот там и надо искать корни. 

Андрей Иванович рассказывает про «воровские лесные базы» в посёлках Куйтунского района, о которых знает всё местное население, но к ликвидации которых никаких серьёзных мер полиция не принимает. Про транспорт и технику, возвращаемую «чёрным лесорубам». Про того самого, совершенно обнаглевшего от безнаказанности «приватизатора», которого один только Станислав задерживал в лесу… не менее пяти раз.

По словам мэра, он «прямо среди деревни сделал себе воровской штабель», незаконный пункт хранения древесины, который грозит пожаром: «Бурьян прямо под штабеля. Представляете, если в деревню придёт лесной пожар и эти штабеля леса ворованного запластают!» Мэр вместе со своим замом и председателем районной Думы попытались летом организовать вывозку этого леса, а «он приезжает, берёт видеокамеру, снимает». Он не прячется. Наоборот, нападает. Лесной вор нападает на власть! 

– И вот недавно возвращались мы с Татьяной Иннокентьевной Виноградовой (председатель районной Думы. – Авт.) с предновогоднего мероприятия и встретили его лесовозы. Остановили, перекрыли им дорогу. «Приватизатор» тут же приехал, возмущается: «Вы мне надоели! Вы мешаете мне работать!» Этот человек, житель Тулуна, открыто ворует лес, а у тулунской полиции нет оснований его наказать?! И ещё в Тулюшке есть похожий, которого все знают. И такой же наглый. И тоже для полиции недосягаемый… И остальные наглеют всё больше и больше. Их все боятся, потому что понимают, что у лесных воров есть покровители, которые их «крышуют». А Серков пытается с ними бороться… 

Любопытные цифры вычитал я как-то в докладе заместителя руководителя агентства лесного хозяйства Иркутской области, подготовленном для губернатора. За неполных 7 месяцев нынешнего года (по данным на 25 июля) в правоохранительные органы подразделениями агентства было направлено 1158 материалов по фактам незаконных заготовок древесины. А привлечено к уголовной ответственности всего-то 285 человек…