– В доме интенданта не говорят о ревизии… – с удовольствием перечёл Гарри С.С. свою первую строчку и, хохотнув, продолжил: – Как поставщик аукнет, так интендант и откликнется. Береги честь до интендантства! Назвался интендантом – иди под суд! Новый интендант чисто берёт! По интенданту и шапка…

– А также и сапоги, и шинель, и палатки, и походные кроватки, – смеясь, подхватил хроникёр. – Недаром «Интендантский курс» рядом с Главным военно-судебным управлением помещается!

Философия «межевания»

В конце лета нынешнего, 1909 года в Иркутске ожидали чрезвычайных разоблачений, справедливо связывая интендантский разгул с недавней войной и революцией, сломавшими и простейшие механизмы экономического контроля. Другим, ещё более страшным следствием стало выхолащивание местного общества. Лучшие силы были просто выбиты, те же, что оставались ещё, несли совсем уж иную энергию – раздрая. Общественных собраний теперь было два, и в ту пору, как первое искало источники для содержания огромного здания, второе искало, где приткнуться. 

Во все группы промышленного училища, равно как и во все классы гимназий, записалось на нынешний учебный год более чем по сорок человек, а оставшиеся за бортом надеялись лишь на открытие новой гимназии по Графокутайсовской. Она и в самом деле объявила приём – но лишь для деток членов Союза русского народа.

– И это не местная особенность, а лишь отражение общей политики центральной власти, – прокомментировал сотрудник «Восточной зари» г-н Звездич.

– Отчего же такая категоричность? – попробовал было усомниться его коллега Михайлов.

– А оттого, что речи на открытии этой гимназии говорились весьма и весьма характерные и, заметьте, все они покрывались дружным «Ура!» После чего начальнику края поднесли звание почётного блюстителя «истинно русской гимназии» – и он с готовностью его принял. А знаете, кто совершал молебен по случаю открытия? Сам архиепископ Тихон, известный доныне своей толерантностью.

Не делится!

Но всего более угнетала вдруг обозначившаяся трещина между общественными силами и коммерсантами. Все предшествующие годы они прекрасно дополняли друг друга, вместе развивали добрые начинания, до которых не доходили руки властей, – теперь же не осталось и простого согласия. Летом нынешнего, 1909 года это остро ощущалось в Интендантском саду, где хозяйничали, с одной стороны, Общество народных развлечений, а с другой – коммерсант Коршунов. Члены общественного правления обивали пороги газет, рассказывая, что вместо двух платных гуляний в неделю предприниматель устраивает четыре, охотно выплачивая при этом ничтожные штрафы. А подогретый разоблачительными публикациями Коршунов распоряжался не пускать «щелкопёров» в сад без билетов, забирать часть общественной выручки и ни в коем случае не делиться доходами от буфета. 

Редакция «Восточной зари» и это охотно доводила до сведения читателей. Хотя издатель Лейбович, лично знавший, почём фунт коммерческого лиха, и говаривал:

– Так ведь ежели Коршунов нынче прибыль недоберёт, на другой год он не сможет уже ни почистить пруд, ни покрасить беседки, ни скамейки отремонтировать! Я не говорю уж о поддержке ажурных ворот, которые этот Коршунов установил перед главной аллеей. Погодите, бросит он это дело, а другой уж и не возьмётся, перепуганный нашей общественной самодеятельностью. Так и развалится всё и сгниёт всё на самом корню! Э-эх, не понимают у нас, что не следует даже и превосходным пирожникам приниматься шить сапоги. А ведь сколько говорят уже, кажется, про это самое… как его?

– Разделение труда, – подсказал редактор. Но при этом всем своим видом дал понять, что такое разделение распространяется и на печать и не следует господину издателю подменять господ журналистов. На том и порешили. Но типограф Лейбович всё-таки остался при убеждении, что «иркутское общество нынче уже не то». А владелец гостиницы «Гранд-Отель» пошёл ещё дальше и при каждом удобном случае замечал, что «не только местный, но и приезжий люд измельчал: вот уж и цены я сбросил на все номера (притом, что каждый недавно отремонтирован!), и в ресторане у меня чистота, порядок и неприличная дешевизна, а ведь не селятся, черти!»

Весьма характерный «почерк»

Падение авторитета общественных организаций было зафиксировано и в криминальной среде. Средь бела дня на глазах у работников Общества народных развлечений неизвестный господин снял театральный занавес, аккуратно свернул его и лёгкой трусцой пустился по направлению к Казарминской улице. Спустя час он вернулся и на глазах собравшихся на репетицию забрал новую лампу – собственность общедоступных курсов. 

– По почерку преступлений можно делать очень точный и весьма долгосрочный прогноз, – резюмировал на одном из журфиксов сотрудник «Восточной зари» Звездич. Присутствовавший при этом Лейбович промолчал, но про себя-то уже начал просчитывать варианты вывоза капитала. 

Что до самих общественных организаций, то их всего более беспокоила нехватка подходящих, то есть с большими залами, помещений. Много сил отнимали и политические дискуссии. К примеру, говорили о том, что выборы в Государственный Совет проходят как-то слишком уж незаметно. «Почему в газетах нет никаких следов предвыборной агитации, не публикуются списки кандидатов, не печатаются воззвания?!» – шумели организаторы общедоступных курсов. И редакции отвечали им: «Тишина, сопутствующая выборам в Государственный Совет, объясняется очень просто: членов Государственного Совета избирают незначительные группы лиц: земства, профессорские корпорации, духовенство, дворянские общества и биржевые комитеты. К примеру, отец Епифаний Кузнецов стал выборщиком от 22 и 25 благочиния Забайкальской области для избрания члена Государственного Совета от забайкальского духовенства. При существующей системе выборов невозможен широкий общественный контроль».

Очень рыхлый фундамент

Между тем именно пресловутый общественный контроль и представлялся для большинства фундаментом нового общества. Та же «Восточная заря» утверждала, что общественные организации безо всяких затрат для казны могли не только определять и отслеживать все налоговые сборы. «Министерство финансов в своём попечении о росте государственных доходов занято в настоящее время выработкой одной меры, которая должна, по его мнению, привести к самым благим результатам, – писала она в номере от 2 сентября 1909 года. – Речь идёт об увеличении штатов наших фискальных чиновников, улавливающих содержимое обывательских карманов. Мы уже не раз указывали в «Восточной заре» на необходимость привлечения к делу обложения общественности. Выборные представители населения лучше тройных и четверных штатов податных инспекторов смогут определить, что и кто укрывается от обложения. Где надо ослабить нажим податного винта, а где его надо усилить. И содержание таких общественных организаций ничего государству стоить не будет. Усиление общественной самодеятельности за счёт административной опеки и создание системы обложения налогами на фундаменте общественного контроля источников доходов – эти задачи выдвигаются на очередь всем ходом нашей жизни. И они неотложно нуждаются в скорейшем разрешении».

– Ох, доведёт нас такое разрешение до дна пропасти! – сокрушался ректор Иркутской духовной семинарии. На нынешний учебный год он добился от Синода введения нового предмета – «Обличение социализма». Правда, за время хождения всех бумаг по инстанциям (и в Святейшем Синоде своя бюрократия!) чёткое название обрело размывающую прибавку, так что вышло в конце концов «Обличение социализма в его социал-демократическом понимании. Не касаясь сущности социализма».

Нарождающееся в Иркутске Общество обывателей и избирателей также внушало ректору семинарии опасения, и когда губернатор притормозил регистрацию, архимандрит посчитал таковую осторожность во благо. Но радость оказалась, увы, преждевременной. Уже 3 сентября «Восточная заря» выступила с заявлением: «Мы слышали, что встретились препятствия к утверждению устава Общества обывателей и избирателей. Напоминаем поэтому, что можно обойтись и без регистрации, открыв общество без капитала. Такой явочный порядок установлен 1-м разделом Временных правил о союзах и обществах».

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.