Официально сквер не был передан городу, но оставался круглый год открытым для публики. И хотя никаких сословных ограничений не устанавливалось, как-то само собою сложилось,  что здесь собирались главным образом книгочеи, влюблённые и дети, предоставленные самим себе. И если от первых и вторых прибывала благодать, то от мальчишеских вылазок оставались вырытые у корней ямы, срезанная кора и окурки. Приезжая в Иркутск, Владимир Платонович по обыкновению нанимал бригаду и лично наблюдал за восстановительными работами. И сегодня управляющий его иркутским «имением» в считанные часы организовал с десяток разворотливых молодых людей.

Уборка спугнула публику, но один господин (как оказалось, хроникёр газеты «Восточная заря») с самым невозмутимым видом остался сидеть на скамейке. Зная безграничное любопытство частной прессы, Сукачёв был очень сдержан в ответах; конечно же, умолчал и о том, что этот приезд в Иркутск пришлось несколько ускорить. И причиной тому послужили именно местные газеты, аккуратно пересылаемые ему в Петербург.

И чтобы ни одного их провода не осталось!

Всю первую половину лета нынешнего, 1909 года иркутская пресса писала о том, что с приближением срока пуска городской электростанции (событие это было заявлено на 1 августа) вопрос с электричеством всё более осложняется и запутывается. Правда, городской голова Исцеленов это всячески отрицал и намекал на козни недоброжелателей: «Может быть, имеются лица, которым желательны запутывание и осложнение данного дела…» Конечно, он имел в виду владельцев частных электростанций Плотникова, Замятина и Полякова, которым постановлением думы было велено уже к 1 августа очистить город от своих «проводов». 

То есть, в сущности, дума обрекала не успевших (или не пожелавших) подключиться к городской станции остаться и вовсе без электричества. Но и успевшие оказывались наказанными: в расчёте на отсутствие конкуренции гласные утвердили монопольные цены и на проведение электричества от линии до квартиры, и на аренду счётчика, и собственно на энергию. Освещение магазинов предполагалось по 12 рублей в год за каждую лампочку, для частных же абонентов каждый киловатт-час теперь должен был обходиться  в неподъёмные 35 копеек.

Было очевидно, что дума, превысившая смету на строительство электростанции, ищет способ быстро компенсировать траты. «И как же странно, что гласные не понимают: они и себя, и обывателя загоняют в тупик! – недоумевал Владимир Платонович. – Не говоря уже о том, что не миновать нам судебного иска от  владельцев частных электростанций». 

Могут возникнуть большие недоразумения 

Один из них, Иннокентий Николаевич Плотников, ещё два года назад активно выступил в печати с весьма обоснованной критикой будущей электростанции; правда, оказался не понят – и обиделся. Другой «продавец света», по фамилии Замятин, пока не высказывался публично, но, всего вероятнее, вёл скрытые манёвры. Что же до третьего, Полякова, то он  пошёл уже в наступление, обещая думе скорую судебную перспективу. «До той же поры все мои «провода» будут оставаться на месте!» – решительно заявил он в управе. И городской голова, несколько встревожившись, в тот же вечер переговорил с городским юрисконсультом, а на ближайшем заседании думы попросил поддержки у гласных. Вопрос не был предусмотрен повесткой, и гласный Поляков, не взявший с собой никаких документов, вынужден был оппонировать лишь эмоциями. И это ещё более заострило конфликт.

Что говорить, владельцы частных электростанций у многих в Иркутске вызывали зависть – их доходы казались завышенными и вообще искусственными, – в особенности же у владельцев магазинов, привыкших, что товар всегда можно потрогать и почувствовать. И такая надуманная неприязнь не позволяла господам коммерсантам замечать очевидное: чем больше «продавцов света», тем их товар дешевле и качественнее. Прозрения не случилось и на заседании думы 7 июля 1909 года. После доклада городского головы сразу несколько гласных (Шастин, Можаров и Люблинский) заявили, что «решение обрезать все частные провода состоялось, и причин возвращаться к нему нет». Гласный священник Азлецкий был более сдержан, но выказал убеждение, что, если один только частник Поляков возмущается, а остальные молчат, значит, наше дело правое. 

И только гласный Русанов, у которого деловой интерес всегда шёл впереди, поставил несколько неудобных вопросов и сделал неприятные выводы: 

– Хотелось бы выяснить, когда же именно начнётся работа городской электрической станции. Тут говорят, будто весь механизм уж опробован – но отчего же тогда господин губернатор разрешения не подписывает? Я и не удивлюсь, если наш губернатор переправит бумагу господину министру внутренних дел – и тогда всё отложится до неопределённого времени. И ещё вопрос: отчего это наша комиссия по осмотру электрических проводов состоит лишь из двух электротехников, да и те, сказать правду, привлечённые  с телеграфа и с железной дороги? В общем, коротко говоря, я считаю, что не надо спешить расставаться с частными станциями. А то снимем их провода, а своей энергии не окажется.  

Такая перспектива не прельстила городского голову Исцеленова – и он тут же предложил «отнести электрический этот вопрос на следующее заседание, когда он станет яснее». 

«Этюд», так и не ставший «картиной»

В бытность Сукачёва городским головой Исцеленов был прекрасным исполнителем отдельных поручений, которые с неизменной настойчивостью доводил до ума. Порой не хватало отпущенных денег – и Исцеленов охотно добавлял их из собственного портмоне. Без особой надежды вернуть обратно. Это умиляло, конечно, но за всё время в управе он так и не поднялся над отдельными поручениями, не перешёл от «этюдов» к видению общей картины развития города. Вот и в нынешнюю встречу Исцеленов рассказывал о рисунке с изображением Петра I, выгодно прикупленном для управы в память 200-летия Полтавской битвы, о других копеечных экономиях – на вопрос же о частных электростанциях отвечал не задумавшись: «Мы их принудим закрыться!» И Сукачёв  вдруг поймал себя на неприятной мысли, что на посту городского головы даже природная настойчивость может обернуться заурядной упёртостью. «Но ведь подавал же надежды! Впрочем, надо понимать: каждый берёт, сколько может и готов принять».

После визита в городскую управу Сукачёв отправился в колонию малолетних преступников, открытую на его земельном участке и носящую имя его отца. 

– Прямо неудобно, Владимир Платонович: опять ведь перед самым вашим приездом сбежали несколько подлецов, – стушевался начальник.

– Но и пойманы ведь?

– Да, пренепременно! Задержаны и Коля Бобков, и Филипп Селифонтьев, и Кеша Юркевич, и Абрам Левин! Но нам их пока что не возвратили: успели «молодцы» попасться на  кражах. И чего им нужно – прямо в толк не возьму! Когда бы мне да такую библиотеку в их возрасте, я бы разве сейчас здесь сидел?! Да, вот что ещё, Владимир Платонович: я тут думаю всё, как бы нам, используя ваше влияние, устроить в колонии настоящий сеанс кинематографа. Ведь наших-то беглецов отловили в театре Интендантского сада – смотрели иллюзион за пятнадцать копеек.

– А что, все сбежавшие сироты?

Отчего она так красива и молода

– Кроме одного. Но он-то ещё хуже, чем сирота: отец нищенствует с 11 лет, а мать, сколько её помню, обитает в домах терпимости. Когда Кешка-то убежал, мы первым делом к ней бросились – а она вся в слезах: клиент, говорит, обманул, не только не расплатился, но и украл кубышку. «А там ровненько было на японский крем для лица». – И подаёт нам вырезку из газеты: «Крем Пат ниппон, шедевр косметики. Не может быть сравним ни с одним из европейских кремов. Он хорош также и потому, что устраняет вред, который причинён ранее употреблявшимися косметиками. Требуйте, русские женщины, во всех парфюмерных и аптекарских магазинах! По сообщении адреса  вы получите немедленно и бесплатно книгу знаменитой японки Ионачивары Масакадо «Отчего я так красива и молода». 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы 

и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.