– К нам в 1999 году приезжали американские полицейские, делились опытом, – вспоминает Алексей Валерьевич. – Опыт интересный, но к нашим реалиям вряд ли применимый. Хотелось бы, конечно, когда-нибудь догнать их по уровню оснащённости. Там у каждого участкового полностью технически упакованный автомобиль с видеокамерой, которая автоматически фиксирует всё, с чем встретился страж порядка. Это ж как здорово для сбора доказательной базы правонарушения! Само собой, рация, компьютерная вооружённость (мы-то до сих пор в большинстве случаев рукой пишем). У меня, правда, с недавних пор ноутбук, удобно, ходит со мной по участку. Но вот что показательно. Если такой участковый (да и любой полицейский в Америке) застанет на вызове обычный домашний скандал, он просто развернётся и уедет, даже вникать не станет. Тем более если у людей какие-то проблемы возникли с бытом: сосед, к примеру, затопил и уклоняется от разговора, пострадавшие не знают даже, на кого претензию написать. В эти вопросы полиция не вмешивается. У нас, я думаю, так нельзя. Я в таких случаях иду выясняю, кто в квартире живёт, почему случилась неприятность, нельзя ли как-то её уладить, помирить соседей, не доводить до суда. Нам часто приходится замещать функции социальных служб, выступать неформальными миротворцами. Я считаю, это правильно, что люди обращаются к участковому с самыми разными вопросами. Ну, вот с такими, например. Собака у соседки всю ночь лаяла, спать мешала. Надо поговорить с хозяйкой собаки, напомнить о правилах общежития, а заодно и присмотреться, не случилось ли у неё чего, нет ли в доме тревожной обстановки. Надо всё знать о жителях своей территории, ну, по возможности. А такие вот «точечные» контакты с населением как раз и сближают и работают на доверие к нашей службе.

Ну, точно японский образец. В Стране восходящего солнца бытует пословица: «Околоточный ближе, чем родственник». Там омавари-сан (участковый) окружён таким же почтением и безграничным доверием, как у католиков ксёндз. Об этом как-то писал обозреватель «Российской газеты» Всеволод Овчинников, долгое время работавший в Токио. И приводил красноречивые примеры. Ему, иностранному журналисту, поселившемуся в границах его «дозора», околоточный давал самые подробные советы, помогающие освоиться на новом месте. Как парковать машину, чтобы она не мешала молочнику по утрам, как сортировать мусор. Заметив, что русский выбрасывает старые газеты и журналы, пригласил фирму, которая стала их у него покупать. Кому-то такая тотальная опека со стороны блюстителя правопорядка может показаться чрезмерной. Но, возможно, именно благодаря ей Япония лидирует среди развитых стран по уровню раскрываемости преступлений и правонарушений и слывёт государством с самой низкой преступностью и самой надёжной безопасностью жизни.

Кстати, примерно так же работали околоточные в Российской империи. Они должны были досконально знать все семьи на своей территории, быть осведомлёнными о характере деятельности своих подопечных, об их нравах и поведении. Тогда ни одна казённая бумага не попадала к адресату иначе, как через полицейского на участке. Вся жизнь околотка была у него как на ладони. Усматривать за всем помогали и дворники, которые выполняли функции, как мы сказали бы в наше время,  штатных «дружинников», получали за это до двух рублей в месяц жалованья (это были хорошие деньги при царе).  

Именно к такой системе, по мнению Алексея Кочнева,  надо стремиться и в сегодняшнем отечестве. Служба участковых должна стать вездесущей и всевидящей, охранять людей, как писалось в городовом уставе до революции, «денно и нощно», должна пронизывать все аспекты жизни микрорайонов.  Её надо укрепить дружиной. А ещё, считает майор, необходимо вернуть участковым реальные инструменты сдерживания преступности, эффективные методы её профилактики.

– Преступность надо предупреждать, – говорит полицейский. – И здесь мы, на мой взгляд, поторопились отказаться от ряда законодательных моментов. Раньше вот была статья за тунеядство. Не работал человек, вёл антиобщественный образ жизни – это преследовалось законом. Можно было и посадить. Пьяницу горького в ЛТП направить. А теперь каждый предоставлен сам себе. Хочешь деградировать – деградируй, наше дело – сторона. Я сегодня безработному могу только штраф выписать. Это что получается, я его провоцирую украсть, что ли? Так же, как штраф с наркомана за мелкие хищения. Чтоб заплатить  штраф за мелкое хищение, он, вероятно, пойдёт на более крупное хищение. Не продумано тут в законе.  За освободившимися из мест лишения свободы надзор стал мягче. За нарушения порядка их теперь тоже штрафуют, ну, могут ещё административный арест назначить на двое суток. А прежде бы нарушил дважды в течение надзорного срока – опять на год в тюрьму. Острастка была. Теперь демократизация. По моим наблюдениям, идёт она маленько не туда. 

– Растёт преступность, Алексей Валерьевич?

– Что ещё тревожнее, молодеет. А когда разговариваешь с подростками, многие из них какие-то уголовные правонарушения вообще за преступления не считают: «Подумаешь, кошелёк подрезал, двести рублей отобрал! Есть о чём говорить!» Нездоровая какая-то толерантность к беззаконию. За годы моей только работы (а я на этой территории с самого начала службы, тринадцать лет уже) вижу, как формируются криминальные династии. Мать сидела за кражи, причём не один раз. Умерла безвременно от алкоголя. Дочь пошла по её стопам и, что называется, приумножила славу: привлекалась за грабежи и мошенничество. Образ жизни, конечно, сами понимаете… Теперь уже её сын на учёте состоит, бродяжничает, дебоширит, на руку нечист – смена подрастает. Его судьба, можно сказать, предрешена.

– Как вы думаете, что надо сделать, чтобы такие вот дети не повторили путь своих родителей?

– Как ни страшно это звучит, решение может быть только одно: изымать из антисоциальной семьи. В той среде, среди оргий и криминала, ничего доброго не вырастет. Изымать, и как можно раньше. А вы знаете, как у нас с этим тоже непросто.

–  Да и куда изымать? Нужна система воспитания и реабилитации социальных сирот. А её нет.  

– Как и системы реабилитации освободившихся из мест лишения свободы, к слову сказать. Не все из них безнадёжны. Многие хотят наладить свою жизнь, восстановить доброе имя. А на работу их не берут (теперь и без судимости не вдруг трудоустроишься). Приходится помогать, искать понимающих работодателей, выступать поручителями. Мы постоянно этим занимаемся, все усилия прилагаем, если человек стремится к работе, к нормальной жизни.

– Не бывает, что такой протеже вас же и подводит?

– Бывает, конечно. Тут стопроцентных гарантий быть не может. Но человеку надо дать шанс подняться с колен, выдать, так сказать, кредит доверия. Если хоть один из ста выправится, вернётся в нормальную общественную колею – разве это не стоит усилий? Ко мне сегодня такой человек приходил на приём. Он питерский, отсидел, после условно-досрочного освобождения приехал в Иркутск к родителям, старики приняли. Мужчине всего 38 лет, ещё жить и жить. Вижу, хочет выкарабкаться. Уже устроился на работу грузчиком за 8 тысяч рублей. Ему по четвергам из-за работы на отметку ходить неудобно, является по субботам. Его надо поддержать, глядишь, толк будет.

– А были уже такие положительные примеры?

– И не один. Вот был у нас на участке парень, теперь уехал: квартиру в Ново-Ленино купил. Работает в приличной организации электриком, живёт с новой семьёй. Всё у него в порядке, уже шесть лет. А за плечами чего только не было! Он жил рядом со мной, всё на глазах происходило. Пил, убил человека по пьяни. Посадили. Жена ушла, забрав детей. Вернулся – как говорится, ни семьи, ни тёплой хаты. Устраивал я его на работу, сначала в ЖЭК, потом в трампарк. И кодироваться я тоже его возил. Пришлось повозиться. Оказалось, не зря.  

Участковый Кочнев сам живёт на своем участке. Квартиру по службе получил, очень доволен, что в своём же околотке поселился. Так сподручнее: все 24 часа на подшефной территории, и люди тебя лучше знают. Случается, заходят прямо домой, если что-то срочное. Жена не ворчит, понимает.  В ведении её мужа – большой участок на 3,5 тысячи жителей, под его руководством работают пятеро участковых уполномоченных. У каждого в более пристальном досмотре – персональная территория поменьше. Алексей Валерьевич знает лично порядка тысячи семей, сотни – досконально. Есть такие, что под особым присмотром. К ним заходить приходится постоянно. Чтоб чувствовали: стражи закона рядом. Это проблемные квартиры, где часты попойки, собирается неработающий контингент. От безделья, уверен участковый, все беды. По таким «проблемным» адресам полицейские ходят, как правило, по двое, а то и большим составом. Всякое может случиться. Было дело, одному из сотрудников в такой гоп-компании серьёзно угрожали, нож воткнулся в папку с бумагами. После чего он уволился, сказал, что риск не оправдывается. Нашего май-ора подобные ситуации как-то обходили, хотя применять силу приходилось, когда дебоширы сами нарывались. Но чаще он старается действовать убеждением, весомыми аргументами и внушительным видом. 

Был в практике Кочнева случай, когда он без помощи следственных органов раскрыл преступление на участке буквально через не-сколько часов после совершения. 

– В 2000 году это было, – вспоминает Алексей. – У меня на территории человека насмерть порезали. Я как раз обходил квартиры, в первую очередь «шумные». В одной такой сидят несколько человек, гулеванят. Смотрю, один как-то занервничал. Стал документы проверять: он из Кемеровской области. Я его пригласил в участок: надо, мол, пробить по базе вашу личность, раз вы не местный. Пока шли, он во всём и признался. Разговорил я его, поймал на его же путаных рассказах. Убедил оформить явку с повинной. Он мне доложил даже, куда нож выбросил. Я туда сразу отправился, нашёл и запротоколировал, не дожидаясь следаков. За сутки преступление было раскрыто.

– А часто приходится участвовать в следственных действиях?

– Нередко. Любое происшествие на нашем участке фиксируется вместе с нами. По поручению следователей помогаем проводить опросы людей, поиск свидетелей, осуществляем выемку улик, ищем пропавшие ценности по ломбардам. Много чего делаем. Это кропотливая работа. Порой много ложных следов проверишь, пока на верный набредёшь. Наркоманы, к примеру, сплошь и рядом не могут вспомнить, где они что взяли и куда потом сбагрили. Побегать надо. Вообще, у участкового обязанностей – воз и маленькая тележка. Дремать некогда. 

В «Историческом очерке образования и развития полицейских учреждений в России» есть пафосная цитата: «Полицейская деятельность государства, как известно, имеет своей задачей, с одной стороны, предупреждение и пресечение действий, нарушающих существующее благосостояние, а с другой – содействие дальнейшему развитию народного блага».

Наш скромный герой о таких высоких материях не философствует. Работает на совесть, в каждом частном случае человеческой беды или нужды видит точку приложения сил. Жалеет, что нет у него времени, как у легендарного Анискина, лишний раз по душам поговорить с одинокой бабушкой. Испытывает неловкость, когда по возмущённым звонкам жильцов вынужден в тридцатиградусный мороз выводить из тёплого подъезда несчастного бомжа. Хвалит врачей скорой помощи, которые в таких ситуациях никогда не отказывают пристроить бродягу хотя бы в больничку, в приёмный покой до утра. В общем, служит с душой, неформально. В условиях, когда само «существующее благосостояние» сомнительно, содействует народному благу в меру своих сил и полномочий. И даже за их пределами. Провожая журналиста (не подведомственную территориально гражданку), сказал напоследок: «Обращайтесь, если какая возникнет нужда, защитим, поможем. Хотя, конечно, лучше б не было повода».