«Чтоб не маралось»

– И не пойдёт, – с иронией замечал Аверкиев двум своим подмастерьям. – Для того чтобы дама в штанах прошлась по Большой, и всем другим надобно современнее одеваться. А у вас тут (Семён Порфирьевич не так давно приехал из Москвы) и женские пальто норовят покрыть грубым сукном. Да ещё и подвести под них толстый слой ваты!

– Так то ж для тепла, Семён Порфирьевич. – Фомка Копылов удивлённо приподнял брови. – Да чтоб не маралось…

– Чёрный гарус для школьных фартуков – это тоже «чтоб не маралось»? – Аверкиев почти рассердился. Но именно в этот момент дверной колокольчик звенькнул и показалась дама в новом демисезонном пальто, отделанном выхухолевыми лапками. 

– Домовладелица. Двухэтажный деревянный дом на Дворянской. Две дочери во второй гимназии, – тихой скороговоркой  сообщил Копылов.

Аверкиев так и расплылся: вторая гимназия переходила на новую форму, а у него как раз залежался большой кусок утверждённой для младших классов  красно-зелёной шотландки. 

Не рассчитал

В Сибирь Аверкиев попал по нужде: «взять» Москву с первого захода не получилось, а возвращаться в Кострому он не хотел – вот родственники и посоветовали отправляться на заработки в Иркутск.  И «для разгону» дали две большие коробки удешевлённых воротничков. Фасоны оказались чудные, сохранность отменная (хотя пролежали на складе несколько лет) – Аверкиев не сомневался, что провинция всё сметёт за неделю. И всю главную витрину отдал под образцы, собственноручно подписав каллиграфическим почерком: «Магда», «Ева», «Иветт», «Эдвиж», «Эдлих», «Мей». Но первые же посетительницы скривили губки: «Где они откопали эти воротнички? Лет пять уже, как такие совершенно вышли из моды!»

Но самый большой конфуз случился с рекламным объявлением. Дело в том, что по дороге, в поезде, он наслушался о китайцах и решил, что они-то и составляют здесь большинство населения. Потому и рекламу заказал исключительно в восточном стиле. Наборщики переглянулись, но ничего не сказали. А Семён Порфирьевич ещё неделю недоумевал, «куда исчезли из города все монголо-китайцы».

Позже, когда Семён Порфирьевич познакомился со столичным парикмахером Хорошуновым, тот рассказал ему, что московский взгляд на провинцию для Иркутска не подходит совсем. Что в этом городе надобно сперва хорошо-хорошо оглядеться. И Аверкиев  предпринял-таки  экскурсию по городу.

Крой и перекрой портновского рынка

Заказы на военное и партикулярное платье принимались в магазине Шнейдера. Тут же имелся большой выбор фуражек всех форм и ведомств, шитые воротники всех классов. Портной Лейбович принимал заказы на дамское верхнее платье  в доме на углу Амурской и Театрального переулка. Место само по себе было бойкое, однако и в этой мастерской перебивались главным образом чисткой одежды и выведением пятен.

До недавнего времени популярностью пользовалась модная мастерская г-жи Яблковской – как оказалось, из-за низких цен. Но потом обнаружилось, что юные мастерицы (все польки, плохо говорящие по-русски) работают до тринадцати часов в день при весьма скудной пище и грубом обращении. После того как правда попала в газеты,  состоятельные заказчицы объявили Яблковской бойкот. Что же до элегантных дам с небольшими доходами, то они и раньше попросту прибегали к журнальным выкройкам. 

Каждый номер московских женских журналов предлагал десяток моделей, срисованных с последних европейских образцов. Правда, собственно выкройки и руководство к ним полагались лишь годовым подписчицам – и потому за помощью обращались на курсы кройки и шитья.

В угоду публике их называли совершенно бесплатными или же бесплатными для всех бедных, но обычно занятия завершались всё той же продажей выкроек (только по ценам, в 4-5 раз превышавшим журнальные). 

Свой ответ всевозможным конкурентам Семён Порфирьевич Аверкиев дал новой вывеской «Лёгкий и приятный способ очаровывать всех», под которой красовалось детское бальное платьице с маленькой припиской: «Продано». Образец в самом деле удался – целый месяц Аверкиев не знал передышки.

Шляп и туфель столько же, сколько дней в году

Кстати, общаясь с матушками юных модниц, он обратил внимание на то, что почти все они носят в ридикюлях карманные, но прекрасно иллюстрированные издания г-на Суворина. Особенной популярностью пользовались «Дамские моды XIX века». Не обнаружив их в книжных лавках, Cемён Порфирьевич записался в городскую библиотеку. Правда, её подборки, по общему признанию, отличались большой серьёзностью,  и Семён Порфирьевич даже несколько засмущался, объясняя предмет своего интереса.  

– «Дамские моды XIX века» – это историко-художественная монография, рассчитанная на читателя с аналитическим складом ума, – улыбнулась заведующая. – Это ясно уже из предисловия. Вот, прочтите!

И Семён Порфирьевич не только два раза перечёл, но даже и выписал наиболее удививший его абзац: «Если бы кому-нибудь вздумалось составить полный библиографический указатель изданий по истории мод и костюмов, то все были бы поражены, до чего этот вопрос занимал самые серьёзные и положительные умы. Люди строгих правил, учёные, даже суровые монахи посвящали время и труд исследованию этого вопроса, признавая его важным фактором в развитии общественной жизни».

Кстати, в одном издании, взятом Аверкиевым на дом, обнаружился вот какой любопытный пассаж: автор, явно ретроград и ханжа, утверждал, будто бы появление женских велосипедов положило конец женской стыдливости. И что «вся жизнедеятельность, даже мозговая и сердечная, переселилась в ноги велосипедисток – поэтому барышни и дамы приобрели мальчишеские замашки и манеры, граничащие с наглостью и бесстыдством».  

Когда Аверкиев стал зачитывать этот абзац подмастерьям, у него вдруг мелькнула идея выставить в витрине костюм велосипедистки. И приманка подействовала: на другой же день появились две юные леди в пальто спортивного покроя. Семён Порфирьевич ловко снял с полки заранее приготовленную ткань, дабы продемонстрировать её плотность, но сейчас же заметил, что обе заказчицы смотрят в противоположную сторону – туда, где красуются лёгкие и легчайшие ткани. 

Она ещё и спасает!

Семён Порфирьевич даже не пытался скрыть разочарования, зато подмастерья немедленно подскочили к барышням, и пока один из них сооружал из небесной тафты некое подобие воротника, другой тараторил без умолку:

– Сенсационная новость сезона: по борту жакета кладут тонкое кружево одного тона с жакетом! А юбки ставят на шёлковую подкладку или поддерживают низ рубцом из тафты… 

Велосипедистки и опомниться не успели, как заказали два платья фасона «шантеклер». И, натурально, проторили дорогу другим! Копылов так и говорил потом, что «эти барышни принесли нам удачу». Аверкиев кивал, но как-то без энтузиазма: в отличие от подмастерьев он регулярно читал местные газеты, не пропустил и заметку под названием «Жертва моды»: «На днях порывом ветра уронило даму в платье «шантеклер». При падении узкое платье разорвалось, и моднице пришлось взять извозчика».

«Неприятно, конечно, хотя как знать: скандал может привлечь к «шантеклеру» внимание,  – размышлял Аверкиев. – Выросла ведь торговля шляпами с булавкой после того, как в Покровской церкви одна барышня чуть не проткнула глаз гимназисту! Да и сам я купил себе чёрную трость по одной лишь причине – о точно такой же написали все местные газеты…».

Историю с тростью точнее всего описал хроникёр «Сибирской зари»: «Нападение. В субботу около 8 час. вечера на проходившего по Сарайной улице г-на А. напал неизвестный злоумышленник, вооружённый кинжалом. Но г-н А. ударом трости выбил из руки нападавшего оружие, после чего последний скрылся».

Автор благодарит за предоставленный материал организаторов выставки «Из истории одежды», работающей в редком фонде областной библиотеки им. И.И. Молчанова-Сибирского.