Вполне естественно, что прогулка с Александром Гимельштейном начинается от редакции «Восточно-Сибирской правды» на улице Фурье. Однако мы сразу трогаемся в путь на левый берег Ангары, в Глазково.

– Из своих 43 лет я прожил в этом околотке 41, два года заняла служба в Вооружённых силах Советского Союза, – объясняет герой рубрики. – В пределах одного квадратного километра сменил семь адресов, и, похоже, ничто меня уже не сдвинет в центр или на правый берег. Хотя Студгородок относится к старому Глазково очень условно, его жители ещё считаются глазковскими, но с оговорками, а вот академовские уже не считаются вообще.

– У вас иркутские корни?

– Уже несколько поколений в моей семье уроженцы Иркутска, – по дороге рассказывает наш гид. – А первым упокоился в иркутской земле мой прадед. Его могила была потеряна с 1950-х, два года назад я её нашёл на старом еврейском кладбище, поставил памятник. Бабушка и дедушка по отцовской линии жили в деревянном доме на Ямской, у них были трое сыновей и дочь. Интересно, что в те времена в подвальном этаже тоже жила семья: в доме был не первый и второй, а нулевой и первый этажи. А через десятилетия этот уровень исчез. Всё же старый Иркутск уходит под землю. На месте нашего, так сказать, родового гнезда в прошлом году появился бизнес-центр. Дом и так продержался очень долго. 

Там же, в районе улицы Фридриха Энгельса (бывшей Жандармской), родилась и моя мама. Так что детство родителей прошло близко к центру города, хотя тогда центром считались площадь Кирова и несколько улиц вокруг.

«Драки бродовских с глазковскими, глазковских с первомайскими – это было нечто»

А Глазково к середине прошлого века  ещё только привыкали  считать городом. Теперь же, если не попадём в пробки, дорога из центра до Студгородка занимает примерно 7 минут. Прежде это была одна из деревень по левому берегу Ангары, причём очень старая – она впервые упоминается около трёхсот лет назад. Только в XIX веке она стала частью города, предместьем. 

Деревня между Глазково и Кузьмихой носила название Титова, в просторечии Титовка. Титов был кузнецом, его большая кузня стояла на месте нынешнего политеха (ИрГТУ. – «СЭ»), на перекрёстке дорог. Ещё в моём детстве дома вдоль Ангары между улицами Курчатова, Ивана Франко и Леси Украинки так называли. Теперь так не говорят. 

– Чем занимались ваши предки?

– О родителях тех, кто уезжал в Сибирь из Белоруссии и Украины в начале прошлого века, информации немного, осталось несколько фотографий. Судя по внешнему виду, они были мещанами, может быть, приказчиками. Родители отца были люди грамотные, но без какого-то систематизированного образования. У них была цель, на мой взгляд, не банальная: при всей бедности 20–30-х годов  дать  образование детям. Все дети получили высшее образование: старший сын много лет был главным государственным арбитром Иркутской области, средний – начальником лесоуправления «Братскгэсстроя», а затем заместителем генерального директора «Братскгэсстроя», руководителем представительства при Минэнерго. Младший – мой отец – занимался наукой и педагогикой, он химик, кандидат наук, работал  доцентом  в политехническом институте, ныне техническом университете. 

По линии мамы бабушка работала бухгалтером, мама окончила Институт народного хозяйства и тоже преподавала в политехе, но уже экономику. 

Отец начал работать в политехе еще до того, как институт был переведён из центра города на левый берег в конце 50-х, и преподавал там около 45 лет до выхода на пенсию. 

За окном проплывает 130-й квартал.

– Можно, я похвастаюсь? – спрашивает Александр Владимирович. – Горжусь несколькими успехами наименования, одно из них – «Иркутская слобода». Когда возникла тема, как всё-таки называть 130-й квартал, это было моё предложение назвать его «Иркутской слободой». Есть определённая историческая мотивация: это действительно была ремесленная слобода.

«Родители живут рядом, жене район очень нравится, ребёнок, будучи ужасно загружен,
ходит на разные занятия поблизости

 

Тема нейминга развивается, когда мы сворачиваем на новый, Академический мост:

– Мне кажется, напрасно назвали старый мост Глазковским. Небесспорная идея, хотя это и было мнение комиссии по топонимике. Вряд ли удастся это закрепить, потому что, во-первых, названия мостов вообще редко на языке, а во-вторых, если уж мы говорим «старый мост» десятилетиями, что-то иное, думаю, нам не стоит навязывать. Возвращение исторических топонимов, когда их прицепляют к объектам, которые не являются элементами исторической памяти, на мой взгляд, странно. 

Неудачно и наименование «Академический мост» – термина вообще нет на языке. Академгородок, который чаще называют «Академ», никто не воспринимает как Академический городок. Поэтому так натужно выговаривать «Академический мост». Не говоря уже о том, что он идёт на левый берег вообще, в основном в Университетский, Первомайский, а вовсе не в Академ. Логичнее и понятнее было бы переименовать этот мост в Верхний, старый оставить как есть, а так называемый новый мост  – в Нижний.

– Ваш интерес к топонимике связан с образованием?

– И это тоже, но прямого научного интереса к этой проблематике у меня нет. Наверное, всё-таки следствие отношения к Иркутску: меня волнует, что он из себя представляет, а в силу того, что я историк, есть ощущение, что мы многое можем потерять окончательно. Вообще с топонимикой в Иркутске, как известно, проблемы. Властям страшно даже подступить к теме возвращения исторических наименований улицам, а это как раз сохранение исторической памяти. Причём это не надо делать безоглядно, достаточно вернуть имена 10–15 центральным улицам, названия которых провоцируют на то, чтобы понимать, узнавать, что это такое. 

Между тем мы уже в Свердловском районе, выходим на улицу Игошина. Справа – политеховские общежития, слева – сам вуз. 

– Улица называлась всю жизнь Студенческой, – говорит собеседник «СЭ». – Идём к так называемому «Серому дому». Это было первое здание, которое построил институт для своих сотрудников, в нём же поселился ректор, профессор Игошин, а вон в том подъезде – мои родители. Дом примечателен ещё тем, что построен совсем без балконов. 

Напротив – политеховская фабрика-кухня, которая по совокупности заслуг получила  «почётное» наименование «Бухенвальд». 

Люди стремились тут жить, хотя с транспортом было плохо: ходили, может, три автобуса в день. Вокруг ещё совсем ничего не было, тут же, рядом с домом, преподаватели сажали картошку. 

Когда умер Игошин, улице дали его имя, хотя лучше бы присвоили его институту, а улицу оставили Студенческой. Бог с ним, человек достойный. В музее политеха есть записка, которую он написал, когда уже знал, что не вернётся: у него было онкологическое заболевание. Там нет пафосных слов – просто какие-то поручения по делу, но всё это очень достойно и драматично. 

– Как вышло, что вы всю жизнь живёте рядом с политехом, а окончили совсем другой вуз? 

– Моя сестра окончила политех, кибернетический факультет, стала доцентом и кандидатом экономических наук. А я чуть было не выбрал специальность отца, поскольку после школы поступил на химический факультет, но госуниверситета. Хотя папа, надо отдать ему должное, выражал аккуратное сомнение в том, что я правильно определился в жизни. Не думаю, что стал бы блестящим химиком и вообще работал по специальности. Помогла всё изменить родина: после первого курса мы пошли ей служить. После армии я уже не вернулся на химфак, но так как на неродственные факультеты не переводили, пошёл на рабфак, сдал выпускные экзамены и автоматически был зачислен на исторический факультет. А сейчас мы заедем в интересное место.

На неровный бетонный забор, ничем не примечательный, после такого предупреждения я смотрю с недо-умением: что в нём может быть интересного? А вот что: 

– Это так называемая «радивка», – объясняет Александр Владимирович. – Детьми мы тут играли, нас гоняла охрана. Можно сказать, это памятник советской империи – давно не работающая система, та самая, которая глушила на весь Иркутск и окрестности вражеские радиоголоса. 

Двигаемся дальше, по улице Ломоносова. На месте современных домов столетие назад был любимый горожанами парк «Царь-девица». По легенде, у того самого кузнеца Титова была дочь. Когда он куда-то уехал по делам, разбойники попытались разграбить кузницу, но девушка дала им отпор, получив за это прозвище Царь-девица. В начале прошлого века в парке были ресторация и фотосалон. Горожан привозили на пикники два парохода.

Среди многоэтажек обнаруживаются стайка берёз и ограда небольшого мемориального кладбища – это уже другая иркутская история, советского периода, говорит Александр Гимельштейн: 

– Глазково, Титова и Кузьмиха – места боёв с семёновцами отрядов самообороны большевиков-железнодорожников. В августе 1918 года здесь были расстреляны белогвардейцами первый председатель Сибирской ЧК Иван Семёнович Постоловский и его товарищи. Братской могиле без малого сто лет… 

Покинув мемориал, отправляемся в сторону сердца этого района – технического университета.

– Недалеко ещё замечательное учреждение – гидрометеорологический техникум, – с улыбкой рассказывает по дороге Александр Гимельштейн. – В части моей биографии знаменит тем, что я здесь работал сторожем, параллельно учась в университете. 

Иван Михайлович Головных (ректор ИрГТУ. – «СЭ») сделал большое дело: на том этапе, когда вокруг был пустырь, здесь располагался маленький деревянный корт, где мы играли в хоккей, затем много лет – фермы долгостроя, а сейчас стоит замечательное явление под названием технопарк, где размещается и совместный учебный центр ИрГТУ и «Иркутскэнерго». 

Хорошее место – парк при политехе, такой кусочек негорода в городе, здесь много белок и удобно гулять с детьми. 

Идём дальше – улица Курчатова, где прошла взрослая часть моей жизни. Вот она, Титовка, нежно любимая. 

Спускаемся между коттеджами Титовки XXI века к реке. Ветрено, лают деревенские собаки.

– Есть ли разница между жителями левого берега и правого?

– Если бы дело было в 70–80-е годы, молодёжь сказала бы, что есть, и ещё какая. Драки бродовских с глазковскими, глазковских с первомайскими – это было нечто. 

– Дух этого района изменился?

– Наверное. Но это Студгородок, и главное, что тут было всегда, – студенты и преподаватели. Они жили как-то иначе: их было видно на улицах, сейчас разве что в футбол играют студенты. Но опять появилось много иностранных студентов. 

Гимельштейн смотрит на отражение огней Академического моста в вечерней Ангаре.

– Люблю левый берег, это моя среда обитания. В детстве здесь было хорошо с сеткой-авоськой и бидончиком бежать за молоком и сметаной. А молоко если в бутылке, то обязательно с крышкой из фольги. И мороженое с деревянной палочкой в бумажном стаканчике. За более 40 лет жизни, 20 из них имея свободу выбора, ни разу не чувствовал желания отсюда уехать. Родители живут рядом, жене район очень нравится, ребёнок, будучи ужасно загружен, ходит на разные занятия поблизости. Нам тут хорошо.