Нынче же этот полувек профессио-нального долга счастливо совместился с 75-летием. Взяв за точку отсчёта 1961 год, когда он с отличием окончил медицинский институт, и мысленно проследив вехи его судьбы, мы поймём: на всём пути Александр Александрович Дзизинский был и по сей день остаётся одновременно учёным, практикующим врачом и педагогом. Что-либо вычленить из этого триединства, определяющего внутренний смысл его существования, невозможно. Чего не сказать о разрозненных меж собой городах, составляющих вроде бы внешний пунктир его жизни: Киев, с которым не порвалась кровная связь и где могила матери; Новосибирск, в котором навсегда «прописалось» его студенчество; Вена, Берлин, Мюнхен, Гаага, принимающие у себя высокий медицинский синклит, к которому профессор Дзизинский, будучи членом Европейского общества кардиологов, принадлежит. Вот и сейчас он только из Парижа. Не удержавшись, спрашиваю:

– Наверное, возвращаясь домой, вы острее ощущаете заштатность Иркутска?

Медлит с ответом. Возможно, чтобы точнее и, главное, проще сформулировать мысль. (Много лет знаю этого человека. Приходилось видеть его в разных ситуациях. Но в научных ли диспутах, читающим ли лекции, решающим ли административные вопросы, в минуты ли отдыха – в его речи никогда не проскальзывают слова «на котурнах». Не терпит фальшь.) Наконец, после паузы:

– Я две трети своей профессиональной жизни отдал Иркутску. Как же он может быть лично для меня провинцией? Да и объективно наш город выдерживает сравнение со многими научными центрами мира. Хотя, признаюсь, ухоженности и внешнего лоска ему недостаёт.

Две трети профессиональной жизни почётного кардиолога России (среди многочисленных высоких званий Александра Александровича Дзизинского есть и такое) – это ровно 32 года, безраздельно отданные Иркутскому государственному институту усовершенствования врачей, ныне повысившему свой статус до уровня академии. Исторически сложилось так, что организованная им кафедра терапии и кардиологии явилась самой первой в новом для Восточной Сибири учебном заведении, предназначенном для повышения квалификации практикующих врачей и средних медицинских работников Приангарья. Собственно, не просто первой. Правильнее было бы сказать, что созданная Александром Александровичем летом 1979 года кафедра стала истоком этого вуза. Накануне наступающего 1980 года состоялся её первый выпуск. И это событие ознаменовало собой реальное, а не только на бумаге, рождение ГИУВа. Так что их справедливо можно считать ровесниками – кафедру терапии и кардиологии, по сию пору руководимую профессором Дзизинским, и саму академию.

Естественно, ей, правофланговой, пришлось труднее тех, что по возрасту младше её. Это сейчас вчерашний ГИУВ (сегодняшняя академия) – головное учреждением в системе переподготовки и профессионального обучения медицинских кадров Сибирского федерального округа. А тогда, 32 года назад, самая первая и единственная вузовская кафедра была неким подобием полигона, на котором испытывались новации профессионального медицинского обучения. Именно на ней с первых же недель врачам, прибывшим на повышение квалификации, начали читаться курсы по многим профильным терапевтическим специализациям. Пока не наступил час, когда от неё «отпочковалось» восемь молодых побегов: кафедры клинической аллергологии, клинической фармакологии, эндокринологии, спортивной медицины и ЛФК, семейной медицины, функциональной и ультразвуковой диагностики, физиотерапии и курортологии, геронтологии и гериатрии. 

Конечно, можно было бы так подробно их не представлять, ограничившись сухой констатацией: мол, путёвку в самостоятельность чуть ли не четверти вуза дала первая кафедра – терапии и кардиологии.  Но как иначе представить изначальный диапазон её научных интересов и объём необходимой информации, которой она не устаёт делиться с медиками, приезжающими за новыми знаниями?

Сегодня на кафедре терапии и кардиологии Академии последипломного образования медиков, развёрнутой на базе Иркутской дорожной клинической больницы, ещё три профессора, два доцента и два ассистента – ученики и последователи доктора медицины Дзизинского. У них уже своё опробированное врачебной практикой имя и свой авторитет. Но по-прежнему, как и 32 года назад, интеллект Александра Александровича, его энергия, осмысление им сути лечебного дела будируют ускорение – научным новациям; неординарность – педагогическим разработкам; вдумчивое терпение – врачеванию. Чтобы последнее утверждение не казалось стёртым словесным штампом, замечу: на протяжении миновавших десятилетий будничная, даже рутинная лечебная работа сотрудников кафедры, естественно, и её руководителя «складывалась» из более чем шестидесяти тысяч трудных случаев. Хрестоматийно внятные врачебные эпизоды не в счёт. Для скрупулёзности: жизнь продлилась у 60358 пациентов, казалось бы, не имевших шансов на спасение.

Учёный, среди объектов научного интереса которого далеко не последнее место занимает человеческое сердце; врач, чуть ли не ежедневно сталкивающийся с капризами органа, дарующего энергию любому живому существу; материалист, не склонный ни в малейшей мере поэтизировать эту уникальную мышцу, увы, неспособную стать вечным двигателем, – Александр Александрович однажды признался в том, что его собственное сердце «всегда со дня рождения кафедры принадлежало и принадлежит только ей». В его искренности сомневаться не приходится. Хотя… Всё-таки хотелось бы кое-что уточнить: выносливость и верность его сердца заслуживают более высокой оценки. Ведь на протяжении 19 лет оно разрывалось между институтом и кафедрой и его преданной стойкости хватало на двоих.

17 февраля 1988 года Александр Александрович Дзизинский сменил на ректорском посту уезжавшего из Иркутска талантливого учёного и врача-невролога  Евгения Михайловича Бурцева. С этого дня вплоть до 2007 года на его плечах и, конечно, на сердце лежала двойная нагрузка. Строительство многоэтажного институтского корпуса, вплотную примкнувшего к комплексу Иркутской областной клинической больницы, и общежития для приезжающих на учёбу медиков; 26 новых институтских кафедр, развёрнутых на стационарных базах не только областного центра, но и Ангарска и Улан-Удэ; книги, среди которых написанная в соавторстве с академиком Валерием Павловичем Пузырёвым (тоже, между прочим, его учеником) монография, сказавшая новое слово в кардиологии, – «Наследственность и атеросклероз»; подробные руководства для практикующих терапевтов и кардиологов; десятки статей в профильных медицинских журналах – всё вобрали в себя эти 19 лет. И доказали: он просто не умеет существовать «про запас», экономя себя, что в его силах, то и отдаёт делу, уверен, так жить интереснее и даже легче.

– Александр Александрович, щемило сердце, когда передавали вуз своему преемнику – доктору медицинских наук, профессору Владимиру Викторовичу Шпраху?

– Не то чтобы щемило – оно просто поначалу не могло приспособиться к новому ритму. Я ведь привык работать по 12 часов в сутки, а тут иной режим. К нему нужно было привыкать, чтобы начинать ценить освобождение от административных и хозяйственных пут. Сейчас занимаюсь своей клиникой, кафедрой, учениками, пишу книги. Не поверите – за много лет у меня появились свободные от суеты часы…

Признаюсь, я действительно не верю. Разумеется, «вольная», избавившая от крадущей время сермяги, и для самого профессора Дзизинского как учёного, и для его учеников, и для его пациентов – для всех есть благо. Но представить себе человека, полвека отдавшего медицине, в свои 75 лет продолжающего верно ей служить, добровольно заточившимся в «академическом чертоге» невозможно. Ну просто немыслимо. Хотя бы потому, что почти ежедневно он встречается с докторами, работающими на периферии, приезжающими в академию на учёбу. За трудными судьбами многих из них различает одну из самых болезненных проблем провинциальной медицины. И чётко, как привык диагностировать тяжёлую хворь, объясняет: 

– Я ведь не только лечу больных. Ещё преподаю свои дисциплины приезжающим на учёбу коллегам. Учу их… учиться. Чтобы сухое «книжное» знание не застило им глаза, чтобы за страницей учебного пособия они видели живого человека. К великому сожалению, профессиональный уровень врачей, особенно сельских, очень низкий. Во многом это объясняется тем, что они не могут регулярно совершенствоваться – на время отсутствия их просто некем заменить: один кардиолог на район, один терапевт на огромный участок. Спрашиваете, почему не хватает врачей? Да в условия, которые им предоставляет местная власть, кто же поедет? 

Впрочем, и на его собственном долгом пути под ноги стелилось куда меньше роз, чем шипов. Их уколы саднят даже сейчас, на вершине лет. Наверное, одна из самых болезненных, по сию пору ноющих «ран» осталась после того, как тихо, не оставив следа, угасла в России, естественно и в Иркутской области, целевая программа по профилактике гипертонии. В начале нулевых годов её, рассчитанную на семь лет, с большой, как это только у нас умеют делать, помпой принимали на самом высоком уровне. 

Я помню, каким воодушевлённым, полным планов и энергии был в то время ректор ГИУВа, доктор медицинских наук, врач высшей категории Александр Александрович Дзизинский. Наконец-то в открытую, на всю страну прозвучала давно гложущая его тревога по поводу, как он сформулировал, «величайшей в истории человечества неинфекционной пандемии, определяющей структуру сердечно-сосудистой заболеваемости и смертности». Интересная подробность: когда в 2002 году только начала разрабатываться в Москве федеральная программа по профилактике гипертонии, Иркутским ГИУВом, его кафедрой терапии и кардиологии уже была представлена до деталей продуманная областная. А теперь послушайте самого профессора:

– Нам тогда удалось пробить через Законодательное Собрание под рассчитанную на семилетку программу 29 миллионов рублей. На год приходилось совсем немного, но мы радовались и этому. Открыли кардиологические кабинеты в Заларях, в Братском районе, в Саянске, в нескольких иркутских поликлиниках; у себя в институте начали готовить врачей-кардиологов. В первый год мы получили денег столько, сколько планировалось. Во второй год – ровно вполовину меньше. А на третий не получили ничего. Конечно, мне было больно. Я отдавал программе все силы. Оказалось, впустую. Теперь понимаю: шумиха вокруг открытия целевой программы была просто формальной акцией. А проблема сегодня стала ещё острее. Нельзя в двадцать первом веке верить мифам Средневековья – гипертония, как и любая другая тяжёлая немощь, подобной доверчивости не прощает…

Да, он не приемлет показухи, шумливой суеты, прожектов, оборачива-ющихся страданиями хворающих людей, ради которых и льются потоки словесной шелухи. Считает приятие правды, какой бы трудной она ни была, одним из обязательных условий исполнения врачебного долга. Наверное, поэтому и говорит о себе и своих переживаниях напрямик: «Я не идеалист: чувствую, что с каждым новым поколением, приходящим в медицину, моральные заветы нашей профессии звучат всё глуше. Уже сегодня после окончания медицинских вузов только половина выпускников остаётся в нашей профессии. Остальная распыляется по более хлебным местам. Если так пойдёт дальше, то мы вскоре тоже приблизимся к «рублёвому», то есть утратившему нравственные ориентиры, врачу. И это будет очень горько. Потому что рубль, вложенный государством в развитие здравоохранения, и рубль как символ в душе врача несопоставимы».

Но при этом внутренний стержень, не позволяющий ему прогибаться перед годами, всё-таки несколько иной. Сдаётся мне, доминирует в его характере мужество. Ведь шаг за шагом и год за годом следовать раз и навсегда принятой позитивной жизненной программе – такое по силам только отважной личности. «Делай, как я», – вслух размышляет о главном принципе в медицине врач и учитель – профессор Дзизинский. И продолжает:

– Врачебные профессии действительно особенные: в них возраст никогда не повод для пессимизма. Потому что отдать ученикам всё, что накоплено тобой, передать по наследству не только знания, но и нравственный свой капитал, повториться в них – разве не в этом смысл прожитых лет?