Мишелёвцы, так же как и их соседи из Хайты, Сосновки и ещё нескольких ближних посёлков, родились и привыкли жить в живом лесу, богатом ягодами и грибами. Они не хотят жить на вырубках. Но так уж получилось, что последние несколько лет их живописные леса, мысль о вырубке которых не приходила даже в самые алчные головы, заполнили лесорубы. Да не чужие. Свои! Жители этих же самых посёлков. И ещё будто бы приезжают из Усолья-Сибирского. И ещё, по слухам, черемховцы кое-где проявляются. А самое обидное и непонятное для местных жителей, как выяснилось нынешней весной, что леса за околицей вырубаются и не вопреки вовсе, как думали они, а в соответствии с действующим сегодня российским лесным законодательством. В соответствии с Лесным кодексом и даже «во исполнение» областных законов по обеспечению законного права граждан и фермеров на заготовку древесины для собственных нужд. 

Красивая дорога, много десятилетий бежавшая по сосновому бору, теперь уныло валяется среди пеньков. Привычная зелёная сопка на горизонте стала похожей на стриженый затылок каторжанина. И на всем известной лесной поляне, где ребятишки каждое лето устраивали палаточный лагерь, не осталось ничего, кроме порубочных остатков.

– Почему такое происходит? – спросил я в неофициальном разговоре знакомого лесовода, занимающего довольно высокую должность в иерархии лесной власти и в связи с этим, как я думал, способного одним росчерком пера остановить мишелёвский лесорубный разгул.

– Потому что «каждый гражданин имеет право», – ответил он, криво ухмыльнувшись. – Это печально, но Мишелёвка не исключение. Похожее легко найти почти в любом другом районе области и в большинстве регионов России. Просто в Мишелёвке нашлись активные граждане, которые обсуждают эту проблему не на кухне. Они пишут жалобы во властные структуры, вам звонят… 

Главную смысловую нагрузку в его ответе несли не слова, а интонации, которые я не умею передать на бумаге. Но именно по интонации профессионала я понял, что истребление лесов, разрушение традиционной среды обитания стало возможным на законных основаниях, потому что в теперешней России, ставшей правовым государством, разрешено всё, что не запрещено законом. Подумаешь, ребятишки 10 лет здесь свои палатки ставили. Что из этого? Полянка внесена в категорию особо охраняемых природных территорий? В законах есть запрет на вырубку сосен именно в этом конкретном месте? Тогда какие претензии? А при чём здесь глухариный ток? И в каком законе записано, что эти ягодники трогать нельзя? О пейзажах тем более говорить не стоит, потому что понятие красоты у всех разное. 

Леонид Ващук про леса знает многое

Это правда, что в соответствии с Конституцией РФ (ст. 42) «каждый имеет право на благоприятную окружающую среду, достоверную информацию о её состоянии и на возмещение ущерба, причинённого его здоровью или имуществу экологическим правонарушением». Но пеньки бензином не пахнут и диоксинов вокруг себя не распространяют – попробуй-ка доказать в суде вред здоровью или личному имуществу, причинённый вырубками. А главное, ущерб этот, по Конституции, должен быть причинён «экологическим правонарушением». 

Но лес-то вокруг Мишелёвки вырубается вполне себе по закону, потому что «каждый гражданин имеет право» купить себе на льготных условиях, по ультранизким ценам до 150 кубометров живого леса на корню для собственных нужд. Если же такая нужда пропала, пока законно купленный лес заготавливался, никто, наверное, не запретит гражданину продать – уже не лес, а собственную древесину – по рыночным ценам. А главное, что про ущерб (не материальный, и скорее даже не ущерб, а душевное огорчение), нанесённый другим гражданам без прямого правонарушения, ни в Конституции, ни в Лесном кодексе, ни в областных лесных законах ничего не сказано. Жаловаться населению не на что. Думаю, что надо просто правильно вести себя на выборах, чтобы не допускать подобных ситуаций в будущем.

Со школьных лет помню устойчивое словосочетание про «букву и дух» закона, на основании которых должны были принимать решения советские суды. В современной правовой России слово «дух» по отношению к новым законам никому и на дух не нужно. Осталась только «буква». Но и её, как показывает действующий Лесной кодекс, наши думцы прописать как следует не умеют. Я думал, что они, принимая этот кодекс в 2006 году, просто подмахнули то, что принесли им лоббисты от частного лесного бизнеса. Но это, наверное, не так, если даже Олег Владимирович, да, тот самый, нелюбимый сибиряками Дерипаска, у нас на Байкале на неработающий Лесной кодекс президенту страны жаловался. А пока ловкие адвокаты, в совершенстве владеющие искусством демагогии, следуя «букве без духа», запросто превращают закон в полную противоположность цели его принятия: из лесоохранного – в лесорубный.

Представители лесных властей Усольского района объясняют, что качественные лесосырьевые базы на их территории, как требует того современная лесная политика государства, уже раздали лесорубам в полувековую аренду. Незакреплёнными остались лишь леса в районе Мишелёвки и где-то ещё, но там – далеко. А местному населению древесина тоже нужна на ремонт и строительство жилья, на благоустройство своих усадеб. Фермерам и всяким прочим сельхозпредприятиям тоже больше нравится лес рубить, чем редиску на курином помёте выращивать. Вот и отправляют их всех в окрестности Мишелёвки. С искренней болью признают, что Мишелёвская лесная дача, если судить о её сегодняшнем состоянии по здравому смыслу, эксплуатируется сверх допустимой меры. Ремонтно-строительный бум в посёлках при этом визуально не просматривается. «Собственные нужды» у большинства граждан чудесным образом исчезают сразу, как только купленный у государства живой лес превращается в мёртвый товар, в древесину. Когда-то леса, прилегающие к населённым пунктам, воспринимались общим достоянием, поэтому и охранялись они не только лесниками, но и всем миром. Теперь деревья неведомо чьи: приезжают незнакомые люди, не спросясь рубят сосны за околицей, а потом платят деньги не в «сельсовет», а соседу. Оказывается, это он выписал по дешёвке лес, как будто бы себе на баньку, и продал втридорога. А я чем хуже? Желающих всё больше, а сосен поблизости остаётся всё меньше. Заторопились – вдруг всем не достанется! И вот уж затянула, запутала леса и сёла паутина слухов. Где ложь, где правда – не понять. И люди чаще смотрят друг на друга как пауки… 

Конечно, чешутся руки у лесных чиновников, большинство из которых пришли в лесное хозяйство по искренней любви к живому, а не к срубленному лесу, остановить очевидную профанацию. Но на рабочем столе – Лесной кодекс 2006 года, сборники других законов и подзаконных актов федерального и регионального уровней. А в них сплошные бездушные «буквы», которые позволяют привлекать и наказывать за мелкие нарушения, но не позволяют изменить ситуацию в принципе. Поэтому в мыслях – раздрай. То ли, наживая инфаркты и инсульты, продолжать бесплодные попытки защитить хоть что-то, то ли выбросить из головы всякую чушь про «дух закона» и, вступив в «Народный фронт», подчиниться «букве», чтобы стать в глазах «верхнего» чиновника перспективным кадром. То ли вообще уволиться и от отчаяния – «так не доставайся же ты никому» – самому взять в руки топор. Чтобы жена наконец-то перестала штопать мужнины штаны да носки детям… 

Как раз там, в Мишелёвке, два человека независимо друг от друга рассказывали про какого-то лесника, живущего в одном из соседних посёлков. Защищая лесные интересы государства, он, говорят, всегда был нищим. Но несколько лет назад, как раз с вступлением в силу нового Лесного кодекса, уволился со службы государевой. Купил бензопилу. Позвал друзей. Теперь у бывшего лесника шикарный коттедж и жутко дорогая иномарка. Со стороны буквы закона к нему претензий нет. В отличие от местных жителей, которые его не сильно уважают.

– Да не должно такого быть в Усольском районе, чтобы древесину было негде заготавливать, – не сразу поверил моему рассказу Леонид Ващук, главный инженер Прибайкальского филиала ФГУП «Рослесинфорг». – Не так уж много там арендаторов, чтобы местные жители были вынуждены вырубать леса вплоть до самых дорог… Но давай лучше посмотрим.

Леонид Николаевич пробежался пальцами по клавиатуре компьютера, пощёлкал «мышкой». 

– Смотри, – он жестом приглашает к монитору. – Видишь, это карта Усольского лесничества. Закрашенное – это площади, взятые в аренду лесозаготовителями. Разные цвета – разные арендаторы. Их здесь раз, два… десять… 

Мы знакомы давно, и за консультацией я обратился именно к нему не случайно. Во-первых, потому что не только я, но и большинство сегодняшних лесоводов области признают его профессионалом высшей квалификации, каких в лесном хозяйстве всей страны если и осталось, то… пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать всех поимённо. Во-вторых, потому что он относится к тем людям, про которых говорят: «Честен до неприличия». В-третьих… Так я могу дойти и до «в-десятых», но главное, что он всегда говорит то, что думает. И, ещё важнее, – то, что знает. А знает он про иркутские леса больше всех. 

– Да. Леса вокруг Мишелёвки действительно свободны от аренды, – подтверждает Леонид Николаевич, рассматривая карту. – Но смотри, вот здесь (авторучка Ващука, используемая в качестве указки, ткнула в бесцветное пятно в верхнем углу монитора) тоже не закрашено. Хотя это, пожалуй, далеко. Но и вот здесь, возле Тальян, и ещё за Тальянами, видишь, леса тоже свободны. Зачем же всех гнать в Мишелёвку? Смотри-ка, вот Белая. Не закрашено. И здесь чисто. То есть, если основываться на данных этой карты, не обязательно было рубить леса на собственные нужды именно вокруг Мишелёвки… 

Леонид Ващук делает короткую паузу, смотрит в глаза, ждёт реакции. А я в растерянности. Мне же говорили, будто все территории, где можно заготавливать древесину, отданы в аренду, потому что такова лесная политика России: чем больше лесов будет передано в аренду частному лесному бизнесу, тем меньше будет болеть голова у правительства по поводу сохранения оставшихся. На арендаторов возложена обязанность за счёт собственных денег охранять леса от пожаров и заниматься лесовосстановлением. Под это дело новым Лесным кодексом даже упразднена в России лесная охрана и кратно сокращена авиапожарная служба. Но на этой конкретной карте я визуально вижу, что не менее половины лесных площадей Усольского лесничества свободно от закрепления за арендаторами.

– Да, свободных площадей полно, – подхватывает мою мысль Ващук. – Но другое дело, что здесь, в этих местах, которые на карте выглядят такими девственно чистыми, лес, может быть, уже… вырублен. Смотри (он меняет масштаб, и на месте Усольского лесничества видно уже половину области). Видишь? Вдоль железной дороги, казалось бы, самые лакомые места для заготовителей древесины – арендаторов нет. Почему? Да потому что рубить там нечего. В советское время и в 90-е годы всё вырублено. 

– Получается, что территории, где сохранились достаточные объёмы деловой древесины, государство отдало под вырубку частным лесозаготовительным компаниям. А остальное, что требует бюджетных затрат, но на чём невозможно заработать, передано в управление региональной власти и местному населению? 

– Абсолютно верно. Леса наши истрёпаны рубками вдоль и поперёк. Если проанализировать карту Усольского лесничества по закреплению территорий за арендаторами, то, смотри (собеседник подносит ручку к монитору): общая площадь лесничества 525 тысяч 642 гектара, а за арендаторами для заготовки древесины закреплено всего-то 214 тысяч га – 40 процентов. Но это не значит, что 60 процентов древесины осталось местным жителям. Если на незакреплённых площадях растёт хоть какой-то чапыжник или ненужная лесозаготовителям берёза, эта территория называется лесом. А хороший строевой лес в Усолье теперь, скорее всего, редкость. Сам помнишь огромный Широкопадский леспромхоз, который гремел трудовыми успехами с 30-х годов прошлого века. Твои предшественники в «Восточке» много писали про 200 процентов плана по заготовке древесины. И продолжалось это аж до 90-го года. 60 лет по две нормы гнали. А если бы тогда работали нормально, то, может быть, и сегодня здесь было бы всё хорошо.

Авторитет Леонида Николаевича, как профессионала лесного дела, для меня неоспорим и незыблем. Но в этот раз я не согласился с его последним предположением. Думаю, что если бы во времена СССР лесозаготовители рубили здесь не 200, а только 100 процентов плана, то сегодня в Усольском лесничестве в аренду было бы передано не 40, а, как минимум, 80 процентов лесных площадей. В соответствии с проводимой лесной политикой. А граждане, имеющие право, всё равно были бы вынуждены рубить леса вдоль дорог да у себя за огородами. Не столько для ремонта и строительства жилья, сколько для продажи, чтобы не обременять правительство страны необходимостью создания для них постоянных рабочих мест.