издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Сложности маневрирования

Грустная мелодия (казалось, кто-то рыдал, а двое других меланхолически утешали его) далеко разносилась по Ангаре. Неожиданное сочетание звуков (скрипка под аккомпанемент гармоники и гитары) резало слух, но странным образом завораживало, и гуляющая вдоль берега публика невольно умолкала. Лишь когда упал последний аккорд, она загудела с новой силой.

«И не спорьте, Викентий Аркадьевич!»

Высокий юноша в плаще заграничного кроя и модно примятой шляпе, словно бы очнувшись, увещевает свою спутницу:

– Этак решительно невозможно, Верочка: вы ничего не читаете, ни о чём не думаете!

Но эфирная барышня лишь кивает рассеянно, думая о другом. Её  внимание привлекла нарядная благоухающая пара с полным выводком отпрысков, разновозрастных, но чрезвычайно похожих друг на друга – будто живая матрёшка вышла на прогулку! А вот совсем другая картинка: хихикающие девицы, и рядом с ними  – два солдата, толкующие о вагонах и погонах. 

Чуть позади господин в котелке нетерпеливо перебивает своего собеседника:

– Но признайте, признайте: и вторая Государственная Дума продемонстрировала такую же политическую недоношенность, что и первая! И в ней явно стремление увеличивать смуту и тем самым разлагать государство! Нам должно радоваться, что с роспуском обеих Дум идея народного представительства не будет окончательно дискредитирована. Да-да, и не спорьте со мной, Викентий Аркадьевич!

При этих словах и поклонник Верочки Березовской (купеческий сын, студент Петербургского университета Илья) нервно передёрнулся и хотел оглянуться на отпетого ретрограда, но новый людской поток, вылившийся с Мыльниковской,  отрезал его, образовав ещё одну пёструю ленту. Молодой человек лишь сверкнул отливающим сталью взглядом:

– Должно быть, чиновник! Да, не более чем чиновник, хоть и пытается принять важный и значительный вид. Но сразу чувствуется: не имеет под собой никакой политической почвы!

Два последних слова означали, между прочим,  что за ними последует длинный, скучный монолог – в этом Верочка убеждалась не раз и поэтому стала думать о скорой поездке в Петербург. 

Теперь – хоть на погибель

С заходом солнца гуляющие постепенно рассеялись по окрестным улицам, и лишь господин, приветствовавший роспуск  Думы, всё вышагивал по набережной, вслушиваясь в негромкий баритон своего собеседника.

– Не слишком ли вы пессимистичны, патрон? – мягко вопрошал тот. – Ведь реальное соотношение сил таково…

Что представляло собой «реальное соотношение сил», так и осталось невыясненным  – грохот большого экипажа заглушил говорящего, и оба собеседника исчезли в клубах пыли.

И в уже наступающей темноте на небольшую скамью перед генерал-губернаторским домом опустилась качающаяся парочка: 

– Эх, Нилыч, да ведь я с тобой и на погибель теперь… Теперь, когда я понимаю весь буржуазный строй…

– Мил-лай, милай ты мой пролетарий, – из последних сил  отвечал Нилыч, подкладывая под голову экспро-приированный «котелок».

Стало совсем тихо, лишь на другом берегу охали и стонали паровозы. 

Уж больно он ловок – не находите?

В этот час в гостиной у Березовских Верочка делила внимание между Ильёй и молодым коммерсантом, которого все называли не иначе как Павлом Петровичем. Последний был не так хорош собой и не так родовит, как Илья, но очень, очень ловок. Даже с соперником ему удавалось поддержать отношения, хоть и раззвонил на весь свет, что «студента-то чуть не выгнали из университета».

Верочке Березовской очень-очень хотелось, чтобы дерзкий студент сделал ей  предложение. И сегодня был как раз подходящий момент: гости почти разъехались, родителей размягчил любимый «Сен-Рафаэль», и даже дверь, ведущая в садик, распахнулась приветливо…  

Но Павел Петрович был начеку и одной ловкой фразой так поддел конкурента, что Илья сразу сбился. А потом и вовсе потерял  берега.

– Да, я люблю безумную свободу, а жизнь наша теперь какая-то серая, будничная, осенняя, всюду слякоть, дрязги, мелочность!  –  яростно выкрикивал он. – И никто, решительно никто не протестует!  А я хочу, хочу, чтобы заклубились тучи, чтобы мощным громом потрясли они небосвод! Я бы встретил эту грозу песней, пусть я бы и сгорел в этом огне! Как сказал один поэт, в каждой мимолётности вижу я миры, полные изменчивой, радужной игры. И уж лучше сгореть в красивой мимолётности, чем влачить, как все вы, серенькое существование!

Павел Петрович уже с нескрываемым торжеством посматривал на Березовских, а Верочка молила Бога: «Пусть бы кто-то пришёл и прекратил это всё!»  

В самом деле: позвонили, и сейчас же появилась Верочкина кузина – известная в Иркутске фельетонистка Левина.

Напала на тему – ура!

По давнему уговору даже и прислуга Березовских не знала, что она – «та самая Левина», и все думали: Лиза – просто племянница Бориса Григорьевича, занимающая две комнаты на втором этаже. Кстати, одну из комнат сама барышня называла фельетонной, потому что именно в ней и сочинялось всё – а в редакции лишь переписывалось набело. Попытки «работать на работе» заканчивались ничем, вот и сегодняшний день прошёл впустую: на третьей полосе осталась зияющая дыра. И Лиза, так ничего и не придумав, укатила домой. 

Сцена, разыгравшаяся в гостиной у Березовских, при появлении фельетонистки скомкалась: Илье Лиза сразу вручила отрывок из романа «Вперёд!», а Павлу Петровичу  шепнула, что у его экипажа крутятся подозрительные господа. Оба кавалера сразу же испарились, Лиза же села ужинать, а потом вместе с дядей принялась досматривать прессу. Часов в одиннадцать она вдруг вскочила и два раза обежала вокруг стола, жонглируя номером «Иркутских губернских ведомостей». Значить это могло одно: Лиза «напала на тему». 

Борис Григорьевич перечёл отмеченный фельетонисткой абзац: «Управление материальной службы озабочено решением вопроса, как списать 6 кубов дров, отпущенных полтора года назад начальнику дороги». И пожал плечами:

– Ну, никак не возьму я в толк, что тут может быть любопытного!

Здесь их гложет только мрак

Между тем в фельетонной в эту ночь вовсе не выключалось электричество и окно оставалось распахнутым. Утром дворник Карпыч доложил Березовской-старшей:                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                       

– Часов в восемь барышня вы-шли-с с бумагами, но вскорости и вернулись. Без бумаг. Просили раньше времени не будить. 

В гостиной Лиза появилась после двух пополудни, попросила  кофе – и упорхнула в редакцию. 

За конторкой секретаря никого, как ни странно, не оказалось, да и авторский диван пустовал; зато из открытого кабинета редактора слышался гомерический хохот, а короткие паузы заполнялись чтением… свежего фельетона. 

– Как разрешить головоломку?/ Тут надо тонко подвести,/ чтоб и невинность соблюсти, /и по традициям не сделать ломку, – декламировал хроникёр.  А секретарь, схватив со стола суконку, усиленно растирал хроникёру лоб. Сокрушаясь: 

– Фу, чёрт, не действует и это!/ Хоть для массажа приглашай атлета! – И, схватив со стола линейку, стал прицеливаться хроникёру в лоб.

Между тем редактор взял на себя роль бухгалтера и, разбрасывая бумаги, завопил: 

– Вишь, черти, видно, не смогли/ дрова списать насчёт убытка/ и в каверзу меня ввели,/ чтоб выскочить самим из пытки!/ Да ладно, дело в лес не убежит/ – и под суконцем с годик пролежит!

Хроникёр тотчас распластался у редактора на столе, изображая, по всей видимости, сукно. А секретарь, указывая на него обличительным пальцем, заорал: 

– Здесь немало он прикрыл/ дел и тонких, и солидных /и в могилу опустил/ их, для гласности завидных!

В довершение всего и редактор подхватил на мотив Мефистофеля:

– Здесь их гложет только мрак,/  здесь их гложет только мрак!

Мне сверху видно всё

Открылась дверь, ведущая из типографии, и наборщик с вытянутым лицом проскочил мимо Лизы. Когда он появился в проёме редакторского кабинета, секретарь тотчас принял серьёзную мину и строго спросил:

– Что, ещё сокращать?!

– Нет, встаёт чика в чику. – И рабочий конфузливо удалился. Все снова захохотали, а вместе с ними и Лиза. 

Вечером она ещё заскочила в музей Географического общества, но на этот раз лекция не заинтересовала её, и, не дождавшись перерыва, она вышла на балкон. Внизу фланировала нарядная публика: пёстрые многоголосые ленты, то расходясь, то сходясь, тянулись вдоль берега, напоминая какое-то чудовище. «Имя ему – толпа», – подсказала услужливая память.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры