И умчал отца навечно эшелон...
Как сегодня помню тот промозглый осенний день, когда моего отца, бывшего лётчика-испытателя с Иркутского авиационного завода, воинский эшелон навечно увёз на запад, под Сталинград. Сборы были недолгими. Пришли родные – бабушка, дядя с супругой и ещё кое-кто. Все молчали. Да и о чём говорить – не на отдых ведь провожали. Потом все вместе пошли на станцию в Иркутск II.
На станции народу было видимо-невидимо. И гражданские, и военные. Женщины, дети, старики, как и мы, пришли проводить своих мужей, отцов, братьев, сыновей. Вдоль перрона стоял длинный-предлинный состав из коричневых теплушек. Дымили костры, у которых в кружок стояли и сидели люди. Грелись, что-то варили, кипятили чай. Отец сказал, что пойдёт отметиться в комендатуре, что прибыл к эшелону.
– Папка, и я с тобой, – кинулся я к нему.
Немалое расстояние прошагали мы до приземистого зданьица с побелёнными стенами. Я остался у двери. Вокруг огромная толпа людей, большей частью в военной форме, тревожно ждала чего-то. И вдруг над привокзальной площадью зазывно прозвучал горн и послышались команды: «Приготовиться к построению!», потом – «В колонну по три становись!»
Что тут стало твориться! И военные, и провожающие заметались по перрону, как в потревоженном улье. Отец выскочил на крыльцо, крикнул на ходу: «Погоди, сынок, сейчас приду…»
Я застыл на месте, боясь потеряться из виду. В тишине было слышно, как кто-то из главных военных чинов произнёс короткую напутственную речь отъезжающим на фронт и раздалась команда: «По вагонам!». Послышался женский вой. И тут появился отец. Подняв на руки и сильно прижав к себе, он стал целовать меня. По лицу его текли слёзы.
– Прощай, сынок! – шептал он. – Передай маме, бабушке, младшеньким, дяде Грише и остальным, что напишу письмо, как на место прибуду. А как победим немцев, сразу к вам вернусь. Маму слушайся. Ты, как старший, помогай ей и за сестричками присматривай…
Паровоз, дав протяжный гудок над присмиревшим перроном, с лязгом дёрнул состав. Отец, поставив меня на землю, ещё раз крепко поцеловал и протянул руку товарищам в теплушке, чтобы помогли подняться наверх. Я долго смотрел вслед уходящему поезду. А наши где-то затерялись в толпе…
Вот так и увёз военный эшелон моего любимого отца далеко на запад, откуда он больше не вернулся и не вернётся никогда. Лишь в мае победного сорок пятого из Ленинского военкомата Иркутска пришла похоронка с известием, что он ещё в марте 1943 года «геройски погиб в бою за деревню Кресты Всходского района Смоленской области». И покоится его тело с тех пор в братской могиле, в которой захоронено более семи с половиной тысяч советских воинов. О том лишь недавно мне стало известно из писем и фотографий, присланных добрыми людьми из Смоленщины после публикации в их местной газете «Рабочий путь» заметки о том, что многие десятилетия я ищу могилу своего отца. Имя его высечено на мемориале около Иркутского авиационного завода.
Не вернулись с полей сражений и семеро из десяти братьев моей мамы. Погибла на войне и невеста дяди Гриши Шура, которая добровольно ушла на фронт медсестрой. Его самого не отпустили с авиационного завода как высококвалифицированного специалиста по сборке сложных узлов самолётов. И дедушек своих я не знаю: где-то без вести пропали ещё в финскую войну. Вот так война опустошила нашу семью.
От редакции: Михаил Галеевич Халиулин родился в Иркутске, работал на стройках, на авиационном заводе, в период учёбы в Иркутском политехническом институте был комиссаром студенческих отрядов на строительстве дороги Абакан – Тайшет, в 1974 году в составе первого областного отряда им. ХVII съезда ВЛКСМ поехал на строительство БАМа, через несколько лет стал редактором казачинско-ленской районной газеты. Недавно ушёл из жизни, похоронен в родовой деревне Харгилок Боханского района.