Последний рейс
Я держу в руках небольшой ветхий, местами надорванный листок бумаги. На разбитой пишущей машинке - казённый текст: «Сообщаем, что красноармеец Богородский Владимир Никандрович в боях с немецко-фашистскими захватчиками пал смертью храбрых. Похоронен: село Шабо Измаильской области Лиманского района». ППодпись и дата: 30.10.44 год.
Это о моём отце. Мне тогда было пять с половиной лет, и мне не сказали, что отца нет. Не сказали, наверное, потому, что мать с самого начала не поверила похоронке. Думаю, её насторожило слово «красноармеец». Отец воевал в морской пехоте, правильнее было бы его назвать краснофлотцем. И он был не рядовым, а лейтенантом.
И правда, отец был жив, и мы встретили его уже после победы, летом сорок пятого года. И я помню его рассказы о войне. В них не было ни надрыва, ни показного геройства. Повзрослев, я понял, что отец рассказывал мне не столько о войне, сколько о мире, то есть о людях на войне, о том, как относились друг к другу и как делали своё тяжёлое ратное дело. Один его рассказ мне помнится до сих пор – о черноморском капитане Георгии Степановиче (фамилию отец не назвал), вынужденном сделать свой страшный выбор.
Он командовал кораблём, вывозившим из осаждённой Одессы раненых и гражданское население. Не знал ни сна, ни отдыха – держался на одних нервах. В последний рейс из Одессы ушёл в октябре 41 года. Бои уже шли на самых ближних подступах к городу. Свою семью – жену и ребёнка – он отправил морем чуть раньше и убеждал себя, что с ними всё обойдётся.
Последний рейс начался спокойно. Машина работала ровно, мелкая зыбь на море плавно покачивала корабль. Вдруг дверь рубки распахнулась, вбежал вахтенный: люди за бортом!
Крики и плач доносились из темноты слева и справа по борту – это, торпедированный немецкой подлодкой, ушёл на дно корабль, на котором была его семья. И еще сотни одесситов, которые оказались в открытом море.
Он скомандовал: «Малый ход, шлюпки на воду». Надеялся спасти тонущих, но услышал крик тех, кто был в воде: «Капитан, полный вперёд, полный вперёд, не останавливайся». Погибающие думали не о своём спасении, а о тех, кто был на его корабле, за которым охотилась всё та же немецкая подлодка.
И капитан стал удаляться от страшного места. Крики стихли. С теми, кто был на торпедированном корабле, всё было кончено. Ну а он привёл свою морскую посудину по назначению и всех, кто был на ней пассажирами, спас. Только сам угодил в госпиталь, потом в больницу, в которой долго лечили его травмированную психику.
Война кончилась. Капитан, однополчанин моего отца, вернулся с неё не увенчанным славой героем, а обычным солдатом, сделавшим на войне свой нелёгкий выбор.