Когда я отправилась к заведующему лабораторией геохимии щелочных пород Института геохимии им. А.П. Виноградова СО РАН доктору геолого-минералогических наук Николаю Владыкину, то шла просто к интересному человеку. И не ошиблась. Открываешь двери – а там всюду маски, китовые усы, расписная галька и десятки минералов. Как будто попал не в лабораторию, а в какой-то фантастический музей. Камни, камни, камни. Поражаешься, когда Владыкин берёт наугад один из них, невзрачный, и рассказывает: «А вот очень интересная штука – ксенолит мантии. В Монголии мы собирали. Обломок горной породы, захваченный магмой. Кусочек этот с глубины около 70–80 км вынесен наверх базальтовым вулканом. Помните, у Алексея Толстого в «Гиперболоиде инженера Гарина» учёный Манцев открывает под земной корой «оливиновый пояс»? Так вот, удивительно, но автор предугадал правильно: главный минерал вот в таких вынесенных кусочках – оливин-хризолит».

– Сколько вы вот так, на глаз, можете минералов определить?

– Сейчас, наверное, не менее тысячи. Просто я каждый день с ними работаю, моя специальность по образованию – минералогия. Принесите мне камень, я вам скажу, из чего он состоит, какие минералы и нужен он или не нужен. Я с детства геологией был увлечён. Зачитывался книгами Александра Ферсмана «Занимательная минералогия», «Занимательная геохимия», он много чего в Крыму описывал. Я сам из Крыма, в Симферополе жил до 18 лет. В седьмом классе сестра меня взяла с собой в поле на вулкан Кара-Даг. А в восьмом я уже сам выращивал кристаллы. Когда поступил в Ленинградский университет, там, в Питере, нас серьёзно «дрессировали». Нужно было на глаз определять 300–400 минералов. Первые 10 лет проработал по минералам редких металлов – цирконий, ниобий, к примеру, искали. Это такое интересное дело. 

На его рабочем столе под стеклом – фотография «матросика Владыкина»: в 1966 году, сразу после университета, его забрали в армию на Северный флот. «А потом мне повезло сильно, – рассказывает он. – Все хотели в Сибирь – романтика! Я распределился в Иркутск, в Институт геохимии. С 1968 года начала работу знаменитая советско-монгольская комплексная геологическая экспедиция, куда и попал Владыкин. Монголию, которая была для геологов тогда «белым пятном», изучали 20 лет, там было открыто множество месторождений из очень необычных пород. «У нас была своя большая тема – мы работали по всем гранитам Монголии, – рассказывает Николай Владыкин. – Там около трёхсот таких массивов». Сам Владыкин 10 лет занимался акцессорной минералогией – минералами, которые концентрируют редкие элементы. Совсем недавно при поддержке Минералогического музея имени Ферсмана вышла монография «Минералы Монголии», которую Владыкин с коллегами написал 25 лет назад. Сейчас он планирует вернуться в Монголию в рамках нового интеграционного проекта СО РАН. Хочет побывать в местах прошлых работ и завершить исследования с применением современных методов. Около 40 лет назад он и не знал, что скромный коричневатый минерал, найденный им, будет пленять журналистов не одно десятилетие. Вот что значит правильное название. 

«Срочно меняй название минерала»

У каждого минерала под микроскопом свой цвет. Красота необычайная!

На карте Монголии есть красный кружок – это Хан-Богдинский гранитный рудоносный массив, богатый на редкие металлы – цирконий, ниобий, минералы редких земель. Вот с него-то и началась история армстронгита. «Мы попали на массив в самый первый сезон и сразу нашли. Вот он, мой цирконосиликат кальциевый. – Он берёт с полки неприметный камень. – Видите, коричневатый какой. Отполированный он очень красив, благородный цвет такой».

Вообще-то стажёру Владыкину поручено было искать вовсе не новый минерал, а уже открытый – гагаринит. Его нашли в 1961-м на похожем щелочном массиве в Казахстане. Учёный достаёт старенькую вырезку из «Востсибправды» 1973 года. Там он назван «первооткрывателем», а армстронгиту даётся такая характеристика: «по своим свойствам он напоминал гагаринит». «Это неправда, – смеётся учёный. – Он совершенно другой. Гагаринит – фторид редкоземельных элементов. Он легко растворим, из него очень хорошая руда на редкие земли, а они – стратегическое сырьё. Ракеты, телевизоры, электронную технику делают с применением этих элементов». Потому у геологов в Монголии и стояла задача найти как можно больше редкоземельных объектов. «Здесь, на Богдо Хане, должен быть гагаринит! Ищи мне его, хоть застрелись», – требовал от стажёра начальник группы будущий академик РАН Вячеслав Коваленко. Но гагаринита не было. И появился армстронгит.  

– А как вы определили, что нашли новый минерал? 

– В природе примерно четыре тысячи минералов. Нужно доказать, что у него другой химический состав, чем у тех, что уже встречаются. Второй признак – рентгеновская характеристика. Она тоже индивидуальна для каждого минерала. Вот у меня эти два параметра тогда сошлись. Правда, никто не поверил. Молодой стажёр, первый год работает, и вдруг уже собственный минерал. Но я молодой был, меня это не волновало. Я этот минерал определил в 1969 году, вернувшись из первой экспедиции. А тогда что-то в воздухе витало. Гагарин, космос, Хан-Богдинский массив  же в Гоби, там практически лунный пейзаж, серые обнажённые граниты. И тут в «Комсомолке» появляется короткая заметка о старте «Аполлона-11». Я её сохранил, потому что в советских газетах почти ничего тогда не сообщалось о высадке на Луну. И меня осенило: «А почему бы не армстронгит?» Гагарин – первый человек в космосе, а Нейл Армстронг – первый человек на Луне. 

Это было очень смело – во времена Брежнева, «холодной войны» с США предложить назвать минерал именем американца. Высадка США на Луне была «пощёчиной» СССР. «Я и сам боялся, – признаётся Владыкин. – А для того чтобы утвердить минерал, существует две комиссии по новым минералам и названиям минералов. Одна – российская, вторая – международная. Но на первом этапе его должен был согласовать директор института Лев Таусон. Я его сильно опасался. Долгое время ждал, чтобы он 

уехал в командировку, а я бы отдал заявку нашему замдиректора, председателю партбюро Борису Шмакину. Он был известным минералогом, мне казалось, он меня лучше поймёт». Однако Лев Таусон, как назло, никуда не собирался, сроки поджимали, и молодой учёный понёс бумаги ему. И вот картина в институтской канцелярии. Стоит Таусон, а рядом Борис Шмакин. «Посмотри-ка, Борис, молодой назвал минерал в честь американца! Что будем делать?» – рассказывает Владыкин. – И тут я слышу, что Шмакин, на которого я так уповал, категорически против: «Это что такое? Не положено, нехорошо!» Только гляжу, Таусон-то лист уже подписал. Пока они беседовали, я лист вытащил потихоньку и ушёл. И сразу отправил заявку в комиссию». 

Однако вскоре над армстронгитом нависла новая угроза. Минерал-то был обнаружен в 1969 году, но работы по его утверждению шли три года. За это время в свет вышла книга об «Аполлоне-11», и там сообщалось, что на Луне нашли новый минерал, названный армолколитом – в честь Армстронга, Коллинза и Олдрина. «А ну-ка срочно меняй название минерала!» – категорично заявил Таусон. Но Владыкин упёрся. Коллеги из Ленинграда поддержали: «Стой на своём, ты первооткрыватель, твоё право на-звать. Если что, скажи: документы уже ушли за границу». Он так и сделал. «Лев Владимирович, – слукавил геолог. – Уже все документы отправили в Америку, международный скандал будет». На что Таусон, слабо веря, что минерал молодого стажёра вообще утвердят, махнул рукой: «Да бог с ним». 

Но была ещё одна загвоздка. Если минерал называли именем человека, требовалось его согласие. Но как советский геолог свяжется с Нейлом Армстронгом? Помог глава международной комиссии. Он передал письмо Николая Владыкина Нейлу Армстронгу. И астронавт ответил иркутскому геологу. Причём дважды. В первый раз написал, что очень рад и безусловно согласен дать своё имя минералу. А второй раз, когда учёный отослал ему образцы армстронгита, американец благодарил за подарок и сообщал, что передал минералы местным геологам. Астронавт, как известно, ведёт очень закрытый образ жизни и с прессой не общается. Так что эти письма – большая ценность. Учёный достаёт старые конверты с пометкой «USA». И показывает фотокопию первого письма и ксерокопию второго.

– А где вы храните настоящие письма? 

– Оба подлинника писем Армстронга пропали. Я отдал их на время завкафедрой иностранных языков ИНУ показать на её уроке английского, а после этого она сказала, что письма потеряла где-то дома. Позже пропала связь и с ней самой – женщина уехала в США. Я ещё раз писал Армстронгу – на один из юбилеев полёта «Аполлона-11». Но тот ничего не ответил. Честно говоря, сейчас бы я минерал уже не назвал армстронгитом. Потому что полностью уверен, что Армстронг на Луну не садился. Слишком много нестыковок в этой истории.  

После армстронгита Николай Владыкин открыл ещё два новых минерала: монголит, названный в честь Монголии, и коваленкит – в честь академика Вячеслава Коваленко. Согласие на монголит Владыкин получал у самого Юмжагийна Цеденбала. Письмо от генерального секретаря ЦК МНРП он хранит до сих пор. Но славу армстронгита новые минералы так и не затмили.

Чароитовая комната

У Николая Владыкина есть одна идея – чароитовая комната. Идея по-явилась после 20 лет его работы на Мурунском массиве, на границе Иркутской области и Якутии. История такова: в начале 70-х супруги-геологи Роговы открыли там «сиреневый камень» – чароит. Кстати, право на его регистрацию чуть было не похитили проворные американцы, которые якобы «обнаружили» новый минерал прямо в рюмочке или чашечке из чароита, купленной в сувенирной лавке. Это дело у них не прошло – советские учёные вовремя среагировали. 

– Чароит – минерал необычный, – уверен Николай Владыкин. –  Он очень красив. И розоватый бывает, и голубоватый, и фиолетовый, и с вкраплениями полевого шпата, тинаксита, кварца, со сферолитами пироксена. Это когда из точки начинается очень быстрая кристаллизация и получаются игольчатые «звёзды». Потрясающей красоты камень! Только год назад удалось расшифровать его структуру, используя современные приборы. Он крайне сдвойникован, нет монокристаллов, потому с ним было трудно работать. Видите, на его срезе идут чудесные мягкие «волны». Если вы заглянете в микроскоп с увеличением не менее чем в 100 раз, там тоже будут такие же разводы. 

За четыре десятка лет не то что других месторождений – даже зёрен чароита нигде на планете не нашли. А на Муруне разрабатывать коренной чароит стали совсем недавно, а так брали прямо в глыбах. «В своё время там была найдена глыба синего чароита весом 120 тонн! Как комната, в которой мы сидим», – говорит учёный. Николай Владыкин рассказывает, что сами породы там необычны. Это лампроиты, щелочные глубинные породы, которые, как и кимберлиты, способны выносить из мантии на поверхность алмазы. Мурунский массив – один из крупнейших лампроитовых массивов в мире: 150 квадратных километров. «Когда магмы долго остывают, они начинают дифференцироваться, – говорит учёный. – Сначала одни минералы образуются, потом другие, накапливаются остаточные редкие элементы. Я считаю, что только благодаря этому большому объёму и длительной дифференциации и образовались чароитовые породы. Просто в мире нигде не было таких магм и такой долгой их кристаллизации. Потому чароит уникален». 

– Откуда возникла идея чароитовой комнаты?

– Чароит активно продавали за границу. В своё время появился такой слух, что Форд отделал свой личный кабинет чароитом. Тогда мы с Львом Владимировичем (Таусоном. – Авт) и загорелись идеей сделать такую комнату у нас. Стали искать музей, который бы согласился на этот проект. Дело в том, что академик Александр Яншин, глава советско-монгольской экспедиции, вместе с Таусоном готов был, будь на то согласие одного из музеев, выйти в правительство с просьбой сделать госзаказ под добычу чароита для такой комнаты. Я даже ездил в 80-х на приём к директору Эрмитажа Михаилу Пиотровскому. Но тот отказался. Отказались от проекта и в Русском музее. А идея вполне могла состояться. Как-то я оказался в одном самолёте с бывшим мэром Иркутска Владимиром Якубовским. Я с ним поговорил, пытался предложить сделать такую комнату в Иркутске. Можно ведь и спонсоров найти. Но он сказал, что денег нет и ничего не будет. А какая могла быть комната, единственная в мире!  

– Почему сейчас этот проект не предложите новому мэру? 

– Знаете, я устал уже предлагать. Чароит – это малая часть того, что можно было взять на Муруне. У нас в регионе три громадных алюминиевых комбината. А руду возят до сих пор из Гвинеи, да ещё есть район Кузнецкого Алатау, где имеется щелочной массив с нефелином. А в Сибири разведаны три громадных массива щелочных пород на алюминиевое сырьё:  один, Сыннырский, на границе Иркутской области и Бурятии, второй, Сакунский, – на границе Читинской области и Якутии, третий – тот самый Мурун. Там есть сынныриты, это породы, состоящие в основном из алюминия, калия и кремния. Сыннырский массив огромен – 600 квадратных километров, и треть его – сынныриты. При добыче карьерным способом месторождение не иссякнет около 300 лет. Но никому ничего не надо. В 2009 году Иркутский геолком с учётом наших наработок пытался выбить средства на разработку сынныритов в регионе. Даже вставили этот проект в планы развития области до 2020 года. Но правительство сказало, что денег под это не даст, а алюминщики заявили, что им предложение не интересно. 

«Вот поэтому я и геолог»

«А что мы об этих странных людях? Чиновники наши геологию производственную развалили, теперь к научной геологии подбираются. Фурсенко, тот, уж извините меня, по-моему, агент ЦРУ. – Он машет рукой и смеётся. – Бог с ними, давайте я вам что-то интересное покажу». И достаёт тонкую пластинку на стёклышке. «Это называется шлиф. – Он кладёт пластинку под микроскоп. – Вот так мы работаем с минералами редких металлов. Срезают пластинку толщиной три сотых миллиметра. Именно на этой толщине начинают проявляться оптические свойства минералов. Сейчас я вам ввожу призму Николя – устройство для поляризации света. Смотрите!» Серо-бурая пластинка вдруг вся вспыхивает яркими полосками и звёздами – синими, зелёными, фиолетовыми. Всё сверкает, переливается. «У каждого минерала под микроскопом свой цвет. Красота необычайная», – улыбается Николай Владыкин, весьма довольный произведённым впечатлением.   

Глядя на него, если честно, начинаешь слегка завидовать. Четыре десятка экспедиций. Вся Россия, Италия, США, Канада, Бразилия. Он бывал на базарах ЮАР, ел острые блюда в Индии и сладчайшие мандарины в Парагвае. Не был пока в Арктике, Антарктиде и Австралии. Его геологическая нога ступала на мыс Доброй Надежды и мыс Дежнёва. Он видел самое восточное сооружение Советского Союза. «Не знаю, как сейчас, а тогда это легендарное сооружение находилось уже за меридианом 180. Это туалет, – смеётся он. – Причём направленный в сторону Америки». На стенах кабинета – африканские, венецианские маски, кусок гобийского саксаула. Рядом – чеканки друга из Симферополя, одного из десяти лучших советских спелеологов Геннадия Пантюхина. 

Здесь же, в лаборатории, у Владыкина свой музей минералов. В его коллекции есть даже породы из Антарктиды. Он достаёт плоский каменный кружок, на его обороте цифры – 11 км 600 м. «На Кольском полуострове пробурена самая глубокая скважина, 12 километров, – рассказывает он. – Это мне сестра подарила, она тоже геолог, работала на самом-самом севере Кольского». «А это с Везувия. – Он берёт в руки чёрную черепашку. – Она из щелочной лавы. А вот вулканический туф из Италии. Взвесьте на руке – он очень лёгкий, пузырчатый. Помпею засыпало такими туфами, но их температура была 900 градусов». На соседней полке – «чёртов палец», найденный в Якутии, раковина головоногого моллюска белемнита, жившего около 200 млн. лет назад, в мезозое. А рядом – кимберлиты, чистый углерод – шунгит, астрофилиты – сверкающие «солнечные камни». «Вот поэтому я и геолог», – говорит он, оглядывая свой музей. Сейчас Владыкин очень хочет попасть в Гренландию, говорит, там  «хорошие породы». Что-то мне подсказывает: и в Гренландии он тоже побывает. Потому он и геолог. 

Источник: http://godkota.ru/