первая полоса газеты ВСП 14 апреля 1961 года

[/dme:img_group]

СМОТРЕТЬ ВСЮ ПОЛОСУ

На редакционной летучке редактор сказал:

– Сегодня мы все пойдём на улицы Зимы, будем спрашивать людей, как они воспринимают первый полёт человека в космос. Записывайте – лучшие интервью опубликуем в ближайшем номере. Сопроводим их фотоснимками ТАСС.

Задание, конечно, было не из сложных. Любой встречный говорил охотно, восторженно, все повторяли, каждый по-своему, то, что в эти апрельские дни 1961 года говорилось Левитаном. Только успевай записывай!..

Увидел я знакомого учителя Владимира Полякова. Он преподавал рисование и черчение в школе и ходил в литературное объединение при газете, которым руководил я как вчерашний выпускник филологического факультета Иркутского университета.

Запыхавшись от быстрой ходьбы, Володя сказал:

– Послушай новые стихи. Только что написал, вот и спешу в редакцию.

– Читай!

– Всё будет: межпланетный старт-перрон, 
Космический корабль «Земля – Луна».
История уже взяла перо,
Чтобы вписать отважных имена…
Ну, а пока проводятся бессчётно
В земных лабораториях расчёты,
Герой гуляет с кем-то допоздна
И чутко спит далёкая Луна.

Космонавт № 1 среди китайских экскурсантов

Я похвалил его за стихи, отметив особенно удачные строчки о будущем освоении космоса после первого полёта в его пространство, и взял листочек со стихами с обещанием напечатать.

В начале 1960-х годов районные газеты повсеместно имели слабую полиграфическую базу, поэтому печатались в основном снимки фотохроники ТАСС. А я уже умел прилично фотографировать и давал в свою газету снимки, которые, кстати сказать, сам же и «нарезал» на цинке электронно-гравировального автомата, а потом, при вёрстке полос, метранпажи наклеивали пластины на марзан – и снимки шли в печать.

Записывая в блокнот впечатления людей о подвиге «человека в космосе», я тут же фотографировал их, но не переставал думать: как бы сделать какой-нибудь оригинальный снимок для газеты? Событие того стоило – уникальный полёт Гагарина в космос… Но от Зимы до Москвы, где столица чествовала первого космонавта планеты, было пять тысяч километров, и в Зиме никаких космических примет нет. И всё же было огромное желание найти что-то интересное, неординарное. 

Казалось, судьба повела меня за руку. Я брёл по зиминской улице, как вдруг увидел группку мальчишек лет 8 – 10. Они окружили своего сверстника и что-то просили у него. А тот, независимо и дерзко, отказывал. На голове у мальчика – я это быстро увидел, потому что остальные ребята были без головных уборов, – была великолепная новенькая фуражка лётной формы, с высокой тульёй, «крабом» и «крылышками» над блестящим козырьком. Фуражка ему была явно велика, но мальчишка лихо сдвинул её на затылок и крикнул обступившим его друзьям:

– Я тоже Юрий Гагарин!

При этом он улыбнулся, видимо, увидев объектив  моего фотоаппарата, сработавшего точно в этот миг.

В номер пошли стихи и снимок этого мальчика с горделивой, солнечной улыбкой, под стать гагаринской.

Подпись не пришлось придумывать, она уже была: «Я тоже буду как Юрий Гагарин!» Не знаю, кем стал в жизни этот зиминский пацан, не названный мною в газете даже по имени и скрытый за словом «фотоэтюд». Сейчас ему уже лет 60. Но для меня слова «Многие мальчишки 60-х годов мечтали стать космонавтами» – это не миф, а реальность, запечатлённая на снимке.

И, конечно, я не мог даже подумать тогда, что всего лишь через полтора года сам увижу Юрия Гагарина, прикоснусь к его плечу и даже сфотографирую.

А случилось это в Ленинграде, где я проводил второй в жизни отпуск. На этот день, 25 августа 1962 года, я наметил экскурсию на Пискарёвское мемориальное кладбище.

Экскурсовод в тишине музейного зала рассказывала нашей группе, сколько бомб сбросили фашисты на осаждённый город, показала дневник Тани Савичевой, на листке календаря, где она с печальной точностью отмечала, кто и когда умер из её родных, всех потряс 125-граммовый кусочек блокадного хлеба… И вдруг в стороне от нашей группы в зале раздались аплодисменты. Все обернулись – и зааплодировали тоже. Потому что в это время по музею, повторяясь, неслось: «Гагарин! Приехал Гагарин!».

Он вошёл в музей в сопровождении двух полковников, молодцеватый, улыбчивый, источавший, как на снимках, энергию обаяния.

Первыми его увидели китайские экскурсанты, они и зааплодировали и попросили сфотографироваться с ним.

Полковники из окружения Гагарина возразили:

– Пусть Юрий Алексеевич вначале послушает рассказ.

Какое-то время он находился в глубине зала. А я поспешил к ближайшему киоску купить подходящую от-

крытку для автографа, возможно, с его портретом, – и нашёл без труда. Но, главное, надо было самому сделать снимок Гагарина (фотоаппарат был уже расчехлён).

Китайские экскурсанты ожидали Гагарина на выходе из музея. И когда он появился, окружили его, а потом образовали полукруг, чтобы все вошли в кадр (у них был свой фотограф). В этот момент я успел сделать несколько снимков общего плана. Приблизился, чтобы выхватить кадр покрупнее, но, как назло, кончилась плёнка…

Юрий Алексеевич вернулся в музей, чтобы сделать запись в книге почётных посетителей. Я поспешил за ним. Видел, как он писал, потом размашисто вывел букву «Г» в своей фамилии. Любители автографов притиснули меня к нему так, что моя открытка оказалась в поднятой руке. Но и это не помогло.

Вежливые полковники умело  оттеснили всех, сказав, что у Юрия Алексеевича сейчас нет времени давать автографы, и вместе с ним поспешили к машине.