– А господину офицеру везёт! – рассмеялся молодой наборщик, показывая сотруднику редакции листок с другим объявлением: «Отдаются 2 большие комнаты в интеллигентном семействе, с хорошей обстановкой и отдельным ходом для одинокого или для двоих, желательно военных. Луговая, 16».

Рота нас ещё могла бы спасти…

Через день полковник снова был у штабного квартирмейстера, и тот с явным удовольствием вычеркнул Яровца из списка остро нуждающихся в жилье. Правда, заметил при этом:

– Ваше жалованье да то, простите, что у вас нет детей, только и позволяют устроиться с удобствами, а что делать какому-нибудь штабс-капитану, обременённому большим семейством? На жалованье в 98 рублей можно позволить две сырые комнаты, одно платье в год для жены, один зонтик в пять лет. Да и то при условии, что супруга – и горничная, и няня, не бывает в театрах, не принимает гостей, не шлёт телеграммы родственникам. Коротко говоря, ежели не получит наш штабс-капитан через год-другой роту, то и дети его останутся безо всякого образования! 

Следующий день был воскресный, но обустройство на новом месте так утомило супругов Яровцов, что знакомство с Новым театром Гиллера решили отложить. После прогулки по набережной жена устроилась в кресле с журналами, а полковник ощутил вдруг охоту передать на бумаге мысли, копившиеся все последние дни. И в два приёма написал: «Очень часто приходится слышать жалобы военнослужащих, коих судьба закинула в здешний край, на дороговизну жизни и невозможный квартирный вопрос в городе Иркутске. Между тем в военном ведомстве (и более, чем в каком-либо другом) существуют офицерские собрания, офицерские экономические общества, товарищества и особые капиталы, дающие беспроцентные ссуды на постройку офицерских домов. Но, к сожалению, в здешнем крае все эти меры не только не проведены в жизнь, но о них как будто и забыли». 

Если только распорядиться с умом

Дальше он хотел дать расчёт, показывающий возможность удешевления офицерской жизни, но нужных цифр не было под рукой, и Яровец огорчился. На другое утро, только-только явившись в штаб, он добыл все необходимые сведения и очень быстро прибросил: если каждый из 700 расквартированных в городе офицеров позволит себе внести в кассу общества только десять рублей, то уже можно будет рассчитывать на 10 тысяч рублей банковского кредита. Что отнюдь не мало, если этой суммой распорядиться с умом. В самом деле, помещение под офицерское собрание можно получить безвозмездно, хотя бы и на первое время. Обслуживать его смогут нижние чины, что опять-таки даст экономию, так что весь капитал можно будет употребить на постройку квартир.

Закончив статью, Яровец задумался и решил не подписывать её полной фамилией, а поставил только «Д.М.Яр-ц». Такая «конспирация» очень позабавила его супругу, Александру Фёдоровну, но вида она вовсе не подала.

Указ, которого не было

В штабе округа полковника для начала посадили на жалобы и обращения. Защитники Порт-Артура, из выживших и вернувшихся, приносили истрёпанные бумажки, на которых записан был номер (238) высочайшего повеления, объявленного по Квантун-скому укрепрайону 24 августа 1904 года. Под этим номером, поясняли солдатики, «и давался указ снять со всех нас и подати, и сборы, и службы». Но, как и предполагал Яровец, ни высочайшего повеления, ни воинского приказа об этом не отдавалось. Вероятно, в какой-то сложный момент армейские командиры выдали желаемое за действительное, и теперь штабным, и причастным, и непричастным к обману, приходилось его признавать – публично, через газеты, «в устранение излишней переписки и в интересах заинтересованных лиц». 

От предшественника, месяц назад переведённого в Пермь, Яровцу досталась обширная переписка с нижними чинами. Большая часть вопросов оставалась ещё без ответа, но, в сущности, речь шла об одном: запасные просились из казарм по домам – и потому, что война кончилась, и потому, что их ждали огромные семейства. Действительно, в 1904 году некоторых многодетных крестьян освобождали от приёма в войска, но делалось это как исключение и «не имело уже силы в будущем», как объяснили полковнику в штабе. И теперь он каждый день диктовал штабной машинистке: «По действующим правилам исключение нижних чинов из запаса по семейному положению вовсе не допускается». 

Солдатики, приходя за ответом, кивали растерянно и всё спрашивали: «Ежели нас держат, значит, скоро опять с японцами штыковать?»

– Может, и обойдётся ещё, – смягчал Яровец. Он и сам хотел бы в это поверить, но газеты прямо писали, что «Япония поведёт войну при первом же удобном случае». Что, «наблюдая реорганизацию китайской армии под японским руководством, не нужно быть пророком, чтобы понять: именно мы находимся на линии наименьшего сопротивления смелой политики недавнего врага». А «Иркутские губернские ведомости» со ссылкой на «Осаки Асахи Симбун» сообщали, что с целью подготовки к войне в главном японском штабе решено заменить часть армейских лошадей на автомобили. А также обеспечить войска переносной железной дорогой. 

Что дано старожилу – не положено новичку!

В эту самую пору полковник русского Генштаба Дубенский составлял «Памятку для запасного», в которой на конкретных примерах простым и понятным языком рассказывал обо всех правах нижних чинов, отвечал на многочисленные вопросы, задававшиеся солдатами. Руководство разрешило эту книжку к печати, но денег на издание не дало. Дубенский пошёл на заём, отпечатал необходимый, то есть очень большой, тираж – и, натурально, «затоварился». Потому что у нижних чинов просто не было денег выписать эту «Памятку» из Петербурга. 

Правда, несколько сотен экземпляров появились в Иркутске, в недавно открывшемся военном книжном и географическом магазине. Он занял довольно большую площадь в пассаже Юциса, и полковник Яровец с удовольствием посетил его вместе с супругой, вызвал хозяина и сказал ему несколько слов о «подвижничестве, совершенно необходимом при общей некультурности края». Книготорговец стушевался и отвёл гостя в сторону: 

– Верно, вы недавно ещё в этом городе? Понимаю, понимаю и хотел бы предупредить: старожилы не прочь выказывать недовольство, но от нас, новичков, ожидаются лишь дифирамбы «культурной столице Восточной Сибири». 

Только теперь полковник догадался, почему его публикация в «Губернских ведомостях» вызвала и косые взгляды, и туманные возражения на страницах газеты. Конечно, он огорчился и даже объявил жене, что уж более никогда ничего не напишет. Александра Фёдоровна этому, разумеется, не поверила и попросила «не торопиться с окончательными суждениями». Она, как всегда, оказалась права – и двух месяцев не прошло, как те же «Губернские ведомости» сообщили: «Штабом округа разослан на заключение командиров частей, начальников управлений и заведений военного ведомства проект устава Иркутского экономического общества. Оборотный капитал (более 110 тыс. руб.) предположено образовать путём отчислений из экономических сумм войсковых частей, из членских взносов и взносов годовых подписчиков. Хотя устав подлежит утверждению военным министром, к концу года общество планирует открыть свои действия». 

Приказы  – как обёрточная бумага

Вдохновлённый, Яровец заказал праздничный ужин, а в воскресенье утром вызвался сопровождать супругу по магазинам. Воздух был так хорош, что, пройдясь по Большой, они свернули и к Мелочному базару, где в одной из лавок приглядели очень крупные яйца, по всему видно, с двойным желтком. У хозяина лавки Абрама Степмана нашлась и небольшая корзинка очень аккуратной работы. Она оказалась под ворохом бумаг, средь которых полковник приметил и бланки управления воинского начальника. А всего при осмотре обнаружилось: 54 увольнительных билета, 20 призывных карт, 1 свидетельство о выполнении воинской повинности, 1 отпускной билет, 193 послужных листа, 2 приказа главнокомандующего армией генерала Леневича и 25 экземпляров книжки «Нравственный подвиг японского народа». 

Свою докладную полковник написал под копирку и второй экземпляр сразу же доставил «Иркутским губернским ведомостям». Конечно, он сомневался, насколько это оправданно, но пришёл к убеждению, что одну неприятную новость вполне уравновешивает другая: нижние чины первой роты 16-го Восточно-Сибирского стрелкового полка передали с ним в редакцию 10 рублей 60 копеек – в пользу голодающих Европейской России.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников библиотеки Иркутского государственного университета.