«Самый добрый человек на свете»

– Какие планы на сегодня, братцы? – по всему было видно, что после полуторачасового концерта Игорь Саруханов отдыхать, лёжа на гостиничном диване, не намерен. Он кивнул на директора своего коллектива и сообщил: – Ларик хочет в клуб, но у нас пост, так что мы в баню собираемся. 

Услышав про пост, я тут же решила задать первый вопрос на эту тему. В других интервью Саруханов сам подчёркивал, что он глубоко верующий человек, значит, тема для него не запретная. Думала, скажет что-нибудь трогательное, что задаст тон беседе.  Однако интервью сразу пошло не по плану и безобидный вопрос «Вы на самом деле поститесь?» вызвал совсем неожиданную реакцию.  

– А что, кажется, что я вру? – в ответ поинтересовался Игорь Саруханов, тут же забыв про баню и сконцентрировав внимание на мне. – А почему я должен врать? Хочешь, я сам отвечу на этот вопрос? «Все вы врёте, мужики, козлы». Так ведь? 

– Конечно. А мужикам-артистам верить вообще нельзя. 

– А откуда вы знаете? Скажите, вот вы физиономист? Нет? По вам сразу видно. 

– По физиономии? – попыталась отшутиться я. 

«Мы шли создавать новое и надеялись только на лучшее»

– Нет, – очень серьёзно и проникновенно продолжил объяснять Саруханов. – Вы должны были угадать, что я самый-самый добрый человек на свете.  Как Дед Мороз. А Деда Мороза обижать нельзя. 

– Ну, это серьёзный аргумент, тогда я вас обижать не буду, – пообещала я. 

Певец разулыбался и продолжил уже добродушным тоном:

– Вы знаете, с годами понимаешь, что лучше говорить правду. Я могу это доказать. Вот давным-давно я был молодой и холостой, и у меня была девушка. И приехал я в какой-то город на гастроли, ну, допустим, в Иркутск. Девушка моя звонит в гостиничный номер, говорит: как дела, чем занимаешься? А у меня в гостях другие девчонки сидят, и с ними ребята-музыканты, фрукты, шампанское, всё как надо. Я своей говорю: «Ну вот, девчонок позвали и сидим, пьём». Она отвечает: «Ну ладно, хорошо» – не поверила! 

А вообще, я не считаю, что все музыканты врут. За всех коллег по цеху не скажу, но вот за нескольких могу поручиться. Например, Иосиф Давидович Кобзон не врёт. И Валерка Меладзе. И Саша Маршал. Им этого просто не нужно. Потому что люди врут только от отсутствия ума и опыта или от того, что боятся. 

– Вы ничего не боитесь? 

– Ну а чего мне бояться? Я должен бояться дурака с пистолетом, который сейчас войдёт, выстрелит и скажет: «Эх, перепутал люксы!». Вот этого я боюсь. Что моя дочка без отца останется. 

Ещё очень боюсь, что у меня в зале, не дай Бог, не будет людей. Тогда мне надо будет профессию менять, думать, чем заниматься. 

– А если людей будет мало?

– Это тоже плохо. Я максималист. Я хочу, чтобы всего было много. Я знаю в этом толк, я выступаю уже 30 лет. 30 лет, это же кошмар! С шестого класса пишу песни! 

– Что же вы в шестом классе написали? 

«Кто в армии служил, тот всё умеет»

– Ну, меня угораздило влюбиться в десятиклассницу, и по этому поводу я сочинил песню. Надо сказать, я тогда вообще непростой парень был! В шестом классе руководил ансамблем, причём на бас-гитаре у меня играл парень из 10-го, а на барабанах – из 9-го класса. То есть я учил старшаков, потому что в музыкальную школу ходил, и слово моё было закон. И эту девочку никто не мог тронуть. 

– А девочка наверняка другого выбрала? 

–  Не просто другого, а студента первого курса! Десятиклашка эта. Маришка. А главное, что потом, когда я в университет поступил,  этот парень начал работать у меня в ансамбле. 

– Тогда-то вы на нём и оторвались? 

– Ну, нет. Он был хорошим парнем. И потом, к тому времени старшие друзья мне уже объяснили, что девочкам нравятся взрослые. А к чему я это всё говорил? Не помню. Ну, вы продолжайте, у вас прекрасно получается. 

«Цветы!» – крикнул я и «накаркал» 

– Раз мы заговорили об университете, скажите, вы же его так и не закончили? 

– Нет, не закончил. Хотя это был «папин вуз»: он там диссертацию защитил, преподавал, и весь педагогический состав, вплоть до ректора, были его дружки. (Отец Игоря Саруханова, Армен Ваганович Саруханян, был учёным, кандидатом технических наук, занимался биотехнологией, микробиологией, проблемами питания в космосе и на Земле. – «Иркутский репортёр»).  Конечно, меня быстренько запихнули в университет, но я-то хотел играть на ги-та-ре! Поэтому вуз я в итоге бросил. Получил по шапке от отца, который спросил: «И что ты собираешься делать?» А я ответил, что хочу играть в профессиональном ансамбле. «В каком ансамбле?!» – возмутился отец. «Цветы!» – крикнул я. И «накаркал». 

«Я играл на гитаре, и надевать серенький костюмчик
из «совкового» магазина было нельзя»

А произошло так: у меня на носу была армия, и так не хотелось от неё косить, получать дурацкие билеты, что я шизик, и потом не водить машину… Поэтому я родителям сообщил, что в армию пойду. Мама сразу в крик: «А-а, что он с нами делает? Из института ушёл, в армию собрался! Кошмар!». И она побежала на третий этаж нашего дома, где жил Владимир Андреевич, трубач из ансамбля песни и пляски. Он быстро позвонил, договорился, и я отправился служить в Москву, под боком у мамы, в ансамбль песни и пляски ордена Ленина Московского военного округа.

Причём прослушивал меня молодой парень Саша Стриженов – музыкальный руководитель ансамбля «Цветы»! Я когда увидел это, просто обалдел! Говорю: «Мама, ничего себе, куда ты меня направила!» 

Ну вот, стою я как-то на «тумбочке» дневальным. Под боком гитара лежит. И вдруг слышу: кто-то поднимается по ступенькам. Я вытянулся – и вдруг заходит Стас Намин! (Создатель «Цветов», гитарист и автор песен. – «Иркутский репортёр»). Ну, думаю, это уже перебор! А он такой: «О, привет! Ну, сыграй что-нибудь?» – ему, оказывается, про меня Сашка Стриженов говорил. И я начинаю играть Элтона Джона, аппликатуру с фортепиано, переведённую на гитару.  Он послушал и говорит: «О-о, молодец! Как тебя зовут?». Я со страха заикаюсь: «М-меня з-зовут И-и-игорь…». А он: «Играй, Игорь, у тебя очень хорошо получается, я о тебе слышал». 

В общем, демобилизовался я в ансамбль «Синяя птица», а после того как там месяца четыре поработал, меня позвали в «Цветы». 

– И всё-таки потом вы ушли из «Цветов» –  за год до того, как окончился период гонений группы.  Учитывая, что до этого вы так же решительно покончили с наукой и бросили университет, можно предположить, что вам свойственны импульсивные поступки, круто меняющие жизнь? 

– Так это ни фига себе поступок, это очень серьёзный шаг. Просто мне захотелось играть свою музыку. Ну да, я, наверное, безбашенный. Никто ведь меня не гнал. И мы не знали, куда уходим. Но шли создавать новое и надеялись только на лучшее. 

Скрипка или колесо 

– А можно я глупый вопрос задам? Наверное, у вас его постоянно спрашивают…

– Как всё-таки поётся в песне «Скрипка-лиса»? Да! Страна огромная, 15 лет я туда-сюда езжу, и меня всё канают, скрипка там или скрип? В альбоме написано «Скрипка-лиса». И есть люди, которые отлично объясняют эту фразу: говорят, это образ доброты. Потому что дальше идёт: «Всё, что не склевали злые вороны в нашей судьбе». Вороны – это образ зла. Но есть и другие люди, которые спорят со мной! Говорят, там же «лужи и грязь дорог», значит, «скрип колеса». 

– Понятно, что это сознательная игра слов, но какой смысл у этой фразы был изначально? 

– Изначально, конечно, «скрип колеса, лужи и грязь дорог». А потом, когда мы думали, как назвать песню, зашла моя бывшая жена Лена Ленская и говорит: «Ребят, что вы мучаетесь, напишите «Скрипка-лиса», это же такой образ!»

Вообще, знаете, песня эта полна образов. Вот «Цирк-шапито» – это же тогдашняя жизнь: кошмарный дефицит, где ничего нет, где не существует прав человека. Я думаю, эта песня посвящена тем, кто не выдержал того строя и уехал. И я честно говорю, что я, наверное, уехал бы  тоже, если бы не играл в группе «Цветы».  Потому что это была слишком успешная команда. Денег было очень много. Вдумайтесь: отец мой зарабатывал как профессор 350 рублей в месяц, мама как учитель – 120, а я – две тысячи. А потом всё больше и больше. 

Поэтому в 1985 году я пришёл к папе и спросил: «А ты не хочешь уйти на пенсию пораньше и маму заодно прихватить?». Он вначале, конечно, открещивался, что, говорит, ты мне предлагаешь? Я секретарь парторганизации в институте, я просто так уйти не могу! Но тут я вынул сумочку и говорю: «Здесь твоя годовая зарплата. Я тебе каждый месяц буду привозить такую сумку. И никаких твоих пенсий по 100 – 200 рублей. Просто уйди. Положи партбилет им на стол и уйди. Пиши свои труды, зови студентов домой, читай прямо там лекции, если им надо. И думай, куда ты поедешь отдыхать и когда». Он помолчал, а потом говорит: «Я должен подумать». И через два дня уволился из института.  

Я им с мамой тут же шмоток привёз, два телевизора, видеомагнитофоны и кассеты. И жили они до ухода шикарно. Правда, всего пять лет. Не знаю до сих пор, почему мать в 58, а отец в 60 лет ушли. Но пожили, как хотели, на мои деньги, а не на эту государственную пенсию. Я счастлив, что смог обеспечить им это. 

Модельер Саруханов 

«С годами понимаешь, что лучше говорить правду»

– В советские дефицитные времена вы сами придумывали себе стиль и по вашим эскизам вам шили костюмы. В итоге это увлечение вылилось в создание собственного ателье… 

– Ну да, я всегда придумывал себе образ сам. Я ведь играл на гитаре, и надевать серенький костюмчик, который продавался в «совковом» магазине, нельзя было.  А джинсы тогда можно было купить только на «толкучке», за большие деньги. Поэтому я зарабатывал, играя на танцах, покупал себе джинсы, а остальное мне по моим эскизам зачастую шил мой друг Олег Слепцов, тот, что играл позже в «Самоцветах». Он такие костюмы делал! Расклешённые, приталенные! 

А несколько лет назад Танюша, мама моей дочки, говорит: «Игорь, давай сделаем собственное ателье, раскрутим бренд!». Я денег дал – и вперёд. До рождения дочери мы особенно активно развивались, наняли замечательных закройщиков, создали собственные ткани, за два года сделали четыре показа. У меня там такие мастера есть, могут всё, что хочешь, сшить! 

Помню, после одного из показов, где у нас был аншлаг, продюсер «Недели моды в Нью-Йорке» подошёл ко мне и пригласил с этим показом в Америку. Я говорю: «В Америку – это очень приятно, а дальше-то что? Зал какой?» Он отвечает: «Ну, на две-три тысячи персон». Спрашиваю: «Сколько билеты стоят?» Ну, столько. Интересуюсь, а сколько нам заплатят? И тут мне отвечают: «А зачем? Вы же в Америку приедете…». Я говорю: «Сынок, иди, гуляй, в Америку я могу и сам прямо отсюда приехать». А то они все думают, что мы тут на медведях катаемся и не видели Америки!  

– А вы сами-то умеете кроить, шить? Или только придумываете?

– Слушай, кто в армии служил, тот всё умеет, – певец притворно нахмурился и забасил: «Рядовой Саруханов! Два шага из строя! Почему это форма висит на тебе, как мешок? Даю пять минут, быстро ушить, погладить и вернуться в строй!». Вы, девочки, никогда этого не поймёте. Хотя я служил в ансамбле песни и пляски, мой старшина, Шабалтай Пётр Михайлович, служил в Кантемировской дивизии. Он на нас так поездил, будь здоров. Мы там и мыли, и шили, и драили.

А вообще, и вязать и шить меня научила ещё моя мама. Я ей часто тогда говорил: «Мама, ну роди ты дочку! А то мы с братом уже и готовим, и убираем, и шьём!». Зато сейчас я готовлю с закрытыми глазами. По стаканчику не мерю: 150 граммов этого, 100 граммов того… Всё на глаз. Каждый раз, когда спускаюсь на кухню – я в собственном доме живу, –  придумываю какой-нибудь новый рецепт. 

«Всё зависит от вас»

– Свой дом вы тоже строили сами? 

– Ну как сам? Сначала, естественно, я попал на деньги, вернее, научился  за собственный счёт. Если проще – меня обманули. Сказали, мол, мы всё построили, а когда я приехал, то обнаружил домик на курьих ножках, который надо было разбирать, потому что иначе он упал бы. Людей, его построивших, я, конечно, не увидел. Вначале позвонил своему близкому другу, он замначальника ГУВД по Москве, говорю: «Саша, нужно срочно их найти!». А он отвечает: «Игорь, подумай: я этого человека посажу в тюрьму, семья лишится кормильца, он отсидит два-три года, а потом твой  дом случайно сгорит. Тебе это надо? Ну вот, успокойся и забудь. Считай, что ты научился».

После той «учёбы» я строил сам. Вначале нарисовал эскиз здания, а потом работал прорабом на своей стройке. Дом у меня замечательный получился: деревянный, тёплый, изнутри кипенно-белый. Я построил его для себя  и для тех, кто мне близок. Там я отдыхаю, там слышится крик моей дочери, везде её игрушки. 

Дочка Люба – это та тема, на которую Игорь Саруханов может разговаривать часами. Он строил уморительные рожицы, подскакивал и взмахивал руками, картавил и говорил детским голосом, изображая свою маленькую девочку. 

– Ей два с половиной годочка, она уже шантажирует меня и маму! – с умилением рассказывал он. – Говорит, что если вы не дадите мне «котеку» – то есть конфету, то я тогда буду плакать! Очень громко. А делает она это так: «Аааа!» – и Саруханов изобразил, как его дочка закрывает личико ладошками, громко кричит, а сама сквозь пальчики подглядывает, подействовало это на родителей или нет. 

Выросший в совершенно другое время и в других условиях, певец не перестаёт удивляться своему ребёнку. 

– Ну, во-первых, Ipad у меня она забрала сразу. Пришлось себе купить второй. Она уже говорит: «Папа, загузи новую погамму». Два с половиной года, господи! Удивительный ребёнок! Нас из первой группы садика попёрли во вторую. Говорят, здесь нечего вашей дочке делать, ей скучно. Просто мы с ней всё время разговариваем, объясняем все свои действия. И никаких нянек, ни в коем случае. Я и Танюша – мы сами её воспитаем.  

Я не могу долго дома отсутствовать. Если два дня есть – я к ним лечу. Меня спрашивают: «Балуете ли вы свою дочку?» Да это риторический вопрос! А что же ещё мне делать? Я мечтаю, чтобы она не росла, чтобы я мог её кусать, целовать, купать! Но, конечно, она вырастет – и это будет другая радость. Она будет умненькая, будет правильно говорить. Я хочу, чтобы она была лучше, чем мы. Хочу, чтобы она росла в тёплой атмосфере. Вот мы с Татьяной, например, ни разу не ругались. 

– Такого не бывает!

– Бывает! Всё зависит от вас. Когда вы говорите: «Нет, это не так!», вы прекрасно знаете, что дело может кончиться скандалом, хотя не уверены, что добьётесь своего. И, тем не менее, делаете этот шаг в никуда. Что после точно будет? Ссора. А потом вы хотите, чтобы мужчина первый подошёл, боитесь, вдруг он не подойдёт, и накручиваете себя: «Вдруг ему всё надоело, и, может, я действительно конченая дура». 

Теперь представьте такой результат и скажите: «А мне это надо?» Поэтому мягче надо быть: «Да, ты прав, дорогой», «Да, дорогая, ты права. Права, моя девочка. Конечно! Но только не сегодня». Зачем обижать друг друга? 

В общем, я пришёл к выводу, что надо попробовать анализировать свои действия. А то мы анализируем всяческие экономические, политические события в мире, а собственной жизнью заняться не можем. А стоило бы обратить внимание именно на неё.