издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Тайна одной записки

Всё началось со звонка в редакцию. «Представляете, рабочие на Спасе копали фундамент, вдруг – бутылка, – волнуясь, рассказал собеседник. – А в ней записка от студентов с посланием потомкам! 1979 год, три десятка лет прошло, а она почти целая. Там и фамилии сохранились. Слушайте, приезжайте на стройку, мы вам всё покажем. Здорово было бы найти тех, кто её написал. Что с ними стало сейчас?» Казалось, это невозможно – отыскать бывших студентов, да они могли быть где угодно и стать кем угодно. Но к поискам «Иркутского репортёра» подключилось не менее десятка людей – архивисты, строители, бывшие комсомольцы. И мы нашли.

«Разве же студенты чего потомкам оставят?»

Звонившим оказался глава ООО «Предприятие Иркут-Инвест» Александр Петров. Предприятие ведёт работы по укреплению фундамента Спасской церкви с 2007 года. Находили и  костяки, и монеты, и кресты. Но вот чтобы бутылку с посланием – это в первый раз. В субботу, 19 февраля, 25-летний рабочий-строитель Вадим Белоусов копал на одном из участков фундамента, и вдруг – бутылка. Горлышко заткнуто черенком от кисточки. А внутри – записка. 

«Идём, я сейчас покажу, где это было», – мастер Евгений Степанов ведёт нас в одну из крытых полиэтиленом «палаток» у стены Спаса. Внутри стоят тепловые «пушки». В раскопе видны огромные лиственничные бревна. Это, вероятнее всего, основание фундамента колокольни Спасской церкви, выше засыпанное известняком и битым кирпичом. Визжит пила, и мы видим совершенно чистые спилы брёвен, которые были заложены в фундамент более 250 лет назад. 

Дерево не тронуто гнилью. Евгений Степанов поднимает с земли щепочку: «Можете себе на память взять. Представляете, сколько лет этим брёвнам?» С учётом того, что  лиственница в Сибири может жить 500–900 лет, даже страшно представить, какого возраста эта щепочка.  

– На самом деле укрепление фундамента идёт как раз вовремя. Часть брёвен, конечно, цела. Особенно это касается южной стороны. Но вот северная уже в плохом состоянии, – Евгений Степанов подводит нас к краю раскопа. – Видите, яма между брёвнами? Там как раз и лежала бутылка. Эта часть фундамента при реставрации 1979 года, видимо, осталась нетронутой, студенты в шурф и заложили послание. Рядом, вон там, в соседней яме, нашли костяк. Кого-то тут хоронили. Но студенты этого знать не могли, у них был, скорее всего, узкий шурф. Вадим наш первый заинтересовался запиской. Да я сейчас вам его приведу. Вадима не видел? Вадим где?

– Ну, ты меня и подставил, – засмеялся Вадим Белоусов, увидев фотоаппарат и диктофон. Он ожидал чего угодно в разгар рабочего дня, но только не визита журналистов. Вадим признался, что в его жизни такая находка первая, хотя костяки, монеты на Спасской церкви приходилось видеть часто. 

– Бутылку мы сами открывать не стали, отдали сразу же археологам, – рассказал он. – Но потом уже мне стало очень интересно, что это за записка и кто её написал. Я даже думал, может быть, попробовать через Интернет фамилии поискать. 

Мы зашли в бытовку к археологам. Попали как раз на обед. Охотники за древностями накрывали стол «дошираком». «Для археологии эта находка особой ценности не представляет», – сразу заявил нам, отставив кружку с дымящимся чаем, аспирант кафедры археологии, этнологии, истории древнего мира ИГУ Иван Бердников. Что такое записка 30-летней давности по сравнению, к примеру, с нательными крестами 18 века, которых в раскопах у Спасской церкви нашли более двух сотен? Однако Бердников всё же сделал фотофиксацию объекта. «Бутылка оказалась из-под водки», – раскрыл тайну Иван. А Евгений Степанов, кстати, рассказал, что рабочие в этом же раскопе незадолго до обнаружения исторического послания нашли и другую бутылку – из-под яблочного вина. «Пустая была, – засмеялся Степанов. – Разве же студенты чего потомкам оставят?» 

– Ну а где сейчас сама записка? – горела я нетерпением, как Индиана Джонс перед святым Граалем.   

– Да тут она, – усмехнулся Иван. И достал из стола тетрадку. Между её страницами лежало то самое таинственное послание из 1979 года. Небольшой потемневший листочек, часть которого покрылась ржавыми натёками. Вероятно, испортилась та сторона, что оказалась ближе к горлышку бутылки. Но всё равно можно разглядеть слова, написанные простым карандашом: «13 июля 1979 года. Студенческий строительный отряд «Славутич-79» ветет реставрационные работы в Спасской церкви. Мы, бойцы (неразборчиво), посылаем наш горячий (неразборчиво) …. кам. Студенты Худоногов С. (неразборчиво), Лучкин А.Н., Донской А.Н.» (орфография записки сохранена). И росписи трёх бойцов. Видимо, студенты посылали «горячий привет потомкам», но ржавая влага съела часть слов. И главное – под натёками пропало название вуза или техникума. Как искать этих людей, если мы даже не знаем, где они учились?

«Славутич» нашёлся

Вадим Белоусов настолько заинтересовался запиской,
что готов был искать её авторов через Интернет

Была одна зацепка – узнать, в каком вузе был «Славутич». В Иркутском штабе студотрядов меня отправили к ветерану движения Геннадию Пахомову. «Да что вы говорите? Записка? Это же какой подарок, мы только отметили 90 лет иркутскому комсомолу! – обрадовался он. – «Славутич», «Славутич»… Стоп, что-то помню, я вам точно говорю – это или строительный техникум, или политех». Пахомов созвонился с Госархивом новейшей истории Иркутской области и попросил поднять областной отчёт стройотрядов за 1979 год. Там точно должно быть что-то о «Славутиче». Бойцов, вероятно, не найти, так хотя бы узнать фамилию командира отряда. Но тут случились праздники, и мне пришлось ждать. Я, как маньяк, снова и снова разглядывала фото записки. Вдруг после слов «студенты» я увидела в ржавых наплывах какие-то буквы – «и», «о»? – и что-то ещё, но последние чёрточки уже нельзя было разобрать совсем. Что это за «ио»? 

– К сожалению, сведений по отчётам стройотрядов за 1979 год не обнаружилось, – заявила начальник отдела информации, публикации и научного использования документов Государственного архива новейшей истории Иркутской области Альбина Неудачина. И у меня опустились руки. 

– Но «Славутич» нашёлся! – продолжила Альбина Иннокентьевна. Я, если честно, внутренне уже била во все барабаны, но сохраняла вид серьёзного журналиста. 

– Так-так, и что? – спросила я равнодушно и солидно слегка пересохшим от волнения голосом. 

– В прошлом году к 90-летию иркутского комсомола выпустили книгу «Третий трудовой. Очерки о ССО». Я её пролистала, и представьте себе – в ней нашлась перепечатка статьи 1976 года о том самом «Славутиче»! Статья, кстати, из «Стройфронта». Вы, молодые, не можете его помнить. А мы помним: «Строй-фронт» был приложением к «Советской молодёжи». Так вот, «Славутич», судя по статье, в 1976 году начинал работы по собору Богоявления, а потом, видимо, перешёл и на Спасскую церковь. 

– И кто организовал этот отряд? 

– Иркутский строительный техникум. 

Так вот они, эти странные буквы после слова «студенты». В записке было написано совсем не «ИО», а «ИСТ»! Это были студенты Иркутского строительного техникума. Дальше я отправилась в архивное агентство Иркутской области. «Это точно был строительный техникум? Давайте фамилии, попробуем помочь», – сказал руководитель агентства Сергей Овчинников. Прошёл день, другой. Звонки в агентство заканчивались раз за разом одним: «Ищем, не беспокойтесь». Через неделю я уже отчаялась. Ну, в самом деле, как можно найти людей, окончивших техникум 30 лет назад? Кто поручится, что в ИСТ вообще сохранились их данные? А если их и найдут, то кто в техникуме будет хранить телефоны и адреса людей, учившихся так давно? И наверное, на этом бы всё и закончилось. Но никто не мог предполагать, что в строительном техникуме учится сын одного из тех, кто написал эту записку. Невероятно, но это так.     

«Я писал, мои загибулины»

Записка из 1979 года лежала в бутылке,
заткнутой черенком от малярной кисточки

«Нашли, – звонок Сергея Овчинникова в девять утра заставил меня подпрыгнуть. – По Худоногову никаких сведений нет, с Донским нет связи. А вот Лучкина, мы выяснили, зовут Александр Николаевич. Есть даже телефон». И вот я набираю номер Александра Лучкина. 

– Журналист? Нет, я занят, – говорит суровый голос.

– Вы работали в стройотряде «Славутич»? 

– Ну, было дело. А что?

– Вашу записку в бутылке нашли! Помните, в Спасской церкви?

Пауза, а потом на том конце взрыв смеха: «Где? В Спасской? Да вы что? Ничего себе. Я вам перезвоню». Видимо, тогда Александр Николаевич и сам не поверил. Но через два дня он приехал в редакцию «Иркутского репортёра». 

– Я, если честно, и забыл совсем об этой бутылке, – признался он. – Жене рассказал, а она говорит: «Ты же сам мне рассказывал, что оставил послание потомкам!» 

Я отдала ему фото записки. Он смущённо засмеялся. Видно, что ему приятно. «Дайте-ка глянуть. О, похоже, я писал, мои загибулины, – качает головой бывший студент. – А вот и ошибки, грамотей. «Ветет» вместо «ведёт» написал. «Мы, бойцы, посылаем…». А вот что посылаем, уже совсем непонятно… Надо же, тридцать лет прошло».  

– А у кого возникла идея оставить послание?

– Ой, да я уже не помню! Нам ведь было всего по 18 лет, мы были молодые и глупые. Хотелось оставить какую-то память. Взяли бутылку, из-под того самого. А в то время было принято писать такие послания. Но, если честно, я не ожидал, что такое может произойти. Когда мы закладывали эту бутылку, даже не думали, что потом она вернётся.

«Нам ведь было всего по 18 лет, мы были молодые и глупые. Хотелось оставить какую-то память», – вспоминает Александр Лучкин

Сейчас боец «Славутича» – заместитель начальника цеха обеспечения ремонтов Ново-Иркутской ТЭЦ. «Я как заработал первые свои деньги в 15 лет на стройке, так в своей, строительной, стезе и работаю до сих пор», – говорит он. Сразу после техникума он ушёл в армию, а затем отец сказал: «Давай-ка ты попробуешь поучиться». И Александр поступил в политех на строительный факультет. Бутылка всё лежала. Потом был «Иркутский Промстройпроект», где Лучкин занимался обследованием и реконструкцией промышленных предприятий – БрАЗа, ИркАЗа. А послание всё ждало своего часа. Затем строитель пришёл на Ново-Иркутскую ТЭЦ… «У нас вся семья со строительством связана, – рассказывает он. – Жена моя – проектировщик. Брат заканчивал радиотехнический факультет политеха и всё равно сейчас работает в строительстве. Сын на всё это посмотрел и тоже в строительный техникум поступил. Стройка нужна всегда, профессия хорошая у нас». 

– Помните, как всё было на Спасской церкви?

– Помню хорошо. Здание было очень красивое, необычное. Мы когда с сыном мимо церкви едем, я ему всегда говорю: «Вот там моя пилястрочка, которую я самолично делал!» У Спаса ведь очень интересный фундамент. Он в своё время был сделан просто на песчаной глыбе. Но город строился, поднимался уровень воды, нужно было делать усиление, потому что фундамент уже «гулял». Этим мы и занимались. У церкви в своё время был пристрой со стороны Ангары, мы разбирали его. Вместе с нами работала реставрационная бригада из Ленинграда. Они делали роспись всех внутренних помещений, а мы колокольню белили. Реставраторы учили нас почти ювелирной работе. Вы думаете, это так просто – выстучать кирпич, выбрать раскрошенную часть и заменить? Это очень сложная, интересная работа. Наши ребята ремонтировали купол над помещением алтаря, маковку сооружали. 

– Вы видели эти здания без куполов…

Никто не знает, сколько ещё тайн у этой церкви

– Что вы! Не только. В соборе Богоявления в своё время рухнули перекрытия одного из сводов, свод упал вниз. Мы разбирали весь этот кирпич, а наши ребята заливали новый свод. Там вообще очень много интересного. Знаете, а ведь прямо в стене собора есть ход на верхнюю площадку. Не знаю, закрыт он или нет сейчас, а тогда мы ходили по нему. Работа была очень интересной. Находили мы и кресты, и костяки, и обломки надгробных плит. Жили все вместе в общежитии. Была у нас своя агитбригада, танцы. Жизнь не кончалась, это была не зона и не армия, как многие сейчас думают о комсомоле. После «Славутича» я ещё и в «Модулоре» был, это стройотряд на базе архитектурного факультета политеха. Так ребята из «Модулора» в учебном году  полностью делали проект детской площадки, а потом летом его внедряли в жизнь. Площадка, которую я с ребятами строил, ещё сохранилась в Первомайском по улице Вампилова. Конечно, может быть, мы тогда и политизированы были. Но мы были комсомольцами, это было так здорово! Идея была большая – построить жизнь. И мы её построили.  

Всё, что на Спасской церкви он тогда заработал, отдал после армии отцу на машину. За реставрацию Спаса Александр Лучкин получил знак «Молодой гвардеец пятилетки». «Где же он теперь, знак мой? – улыбается он. – Где-то у родителей лежит, надо найти. Хорошее было время, живое, интересное».

– А сейчас не хотели бы ещё одно послание заложить?

– Да запросто. Только это уже вашему поколению интересно должно быть – оставить послание потомкам. А мы своё оставили. 

– Что же стало с Худоноговым и Донским?

– Я не знаю. Эти ребята были не из моей группы. Они шли по параллельным потокам. До армии мы ещё поддерживали отношения, а после армии не получилось. Там уже были другие друзья, другая учёба. Я ещё пытался одного из них найти через общего знакомого, но не повезло. Телефоны уже старые, не отвечают.

В архиве сообщили, что по Худоногову известны только инициалы – С.Е. (или С.Д.). А вот Донского звали Александр Николаевич. Наверняка они должны найтись. Ведь нашлась же записка. 

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры