Снег первозданной белизны. И копоть, жирным мазком перечеркнувшая имена на Стене памяти. Контраст, бьющий по глазам. И вопрос-заноза: к чему было так измываться над мемориалом? Ползти машиной больше трёх километров, свернув с Байкальского тракта в сторону Пивоварихи. Пешком месить ещё несколько десятков метров ушедшей в предзимье почвы. Вручную тащить канистру с горючим, стараясь раньше времени не пролить ни капли. Округ насобирать отсыревший по осени хворост, сложив его как можно ближе к памятнику. Облить бензином, чиркнуть спичкой. И ждать в предвкушении, пока не загорится.

Или кое-что было не совсем так? Например, мокрые ветки собирать не пришлось – сухую щепу привезли с собой, чтобы зря силы не тратить. Да и надёжнее: огонь займётся быстрее и будет злее и ярче. Вот только зачем?

Точно определить день, когда вблизи посёлка Пивовариха осквернили общий погост тысяч невинно убиенных, сами понимаете, невозможно. Ясно, что случилось это уже после 30 октября, когда по России отмечался День памяти жертв политических репрессий. Тогда вся территория мемориала была прибрана. Цветы – единственно возможное приношение общей горечи – лежали не только у самой Стены скорби, не только у стоящих чуть поодаль от неё небольших гранитных монументов, но и просто на земле. Хотя какая может быть «просто земля» здесь, сегодня почти в черте Иркутска, где что ни шаг, то холмик над расстрельным рвом шириной 3,5 метра, длиной 14,7 метра и глубиной 5 метров. Совсем как под Катынью и сотнями городов и городишек огромной страны, разработавшей оптимальные стандарты насильственной смерти даже раньше, чем сделала это фашистская Германия. 

Скорее всего, подлость, тупая и примитивная, свершилась на исходе минувшего года. Объяснить её – пустая затея: позывы тёмного подсознания часто не поддаются расшифровке. Гневно клеймить безликого, безымянного, беспамятного – тоже явная глупость: самые правильные слова от частого употребления стираются, как стираются, переходя из рук в руки, бумажные купюры. Может случиться, что всех нас, якобы здравомыслящих и не утративших пока нравственные ориентиры, в конце концов погубит безудержное словоблудие. 

Что же остаётся? Стоять сейчас, спустя семь или восемь десятков лет, у стены, на которой лица, имена, даты казней заляпаны въевшейся в бетон копотью. И привычно машинально нащупывать выход. Где местная власть, где шефствующие над мемориалом учреждения, где, наконец, ближайшие школы? Будто ребятня, изучающая отечественную историю по учебникам, в которых Сталин представлен «успешным менеджером», хоть что-то знает о трагедии 30–40-х годов прошлого века. Будто у администрации небольшого посёлка нет иных забот и расходов, как только содержать постоянный милицейский пост в месте массовых расстрелов «врагов народа». Будто есть в современной России, кроме общества «Мемориал», ещё какая-нибудь авторитетная и более финансово состоятельная организация, всерьёз озабоченная тем, чтобы эхо тех выстрелов, ночных чаще всего, не замирало под спудом проживаемых страной лет. Вот это, пожалуй, труднее всего. 

Уж больно велик соблазн «чуть-чуть» подправить прошлое – чем дальше оно, тем легче его «переписывая облегчить». Подумаешь, какая разница: на тысячу больше или меньше расстрелянных покоится во рвах под Пивоварихой. 

Уж очень пластично массовое сознание – случайно, что ли, в минувшем году голубой экран едва не нарёк Россию именем «учителя всего прогрессивного человечества». А ведь ничего странного: на исходе первого десятилетия нового века безликая, безымянная, беспамятная массовка вновь голосует за культ личности, перед которым так и тянет постоять на коленях.

В сравнении с этим стремлением вниз, к поклонению, оправдывающему всех перед всеми, попытка поджечь мемориал вблизи Пивоварихи – просто безобидная мелочь наших будней. Стоит ли говорить о ней всерьёз, тем более что успехом она не увенчалась. Огонь долго чадил, оседая трауром на Стене памяти. Даже стоящее рядом дерево, тоже облитое горючим, лишь почернев, осталось живым. Можно, конечно, представить разочарование поджигателя или поджигателей, но, думаю, они быстро утешились. Есть человеческие особи, которых возбуждает даже незавершённая пакость…

…Всего в трёх с небольшим километрах от мемориала неумолчно гудит облепленный торговцами Байкальский тракт. Почти рядом с мемориалом заканчивается взлётная полоса Иркутского аэропорта, и самолёты как раз над ним набирают высоту. А в нескольких десятках метров от Стены памяти, в том месте, где кончается автомобильная колея и начинается пеший путь, стоит камень, на котором высечено: «Родина, помни нас всех, кто погиб безвинно; будь милосердна и возврати нас из небытия». 

Только ей не до милосердия. Ей бы угнаться за временем. Где уж тут, задумавшись, оглянуться назад…