В памяти мелькали отдельные фрагменты того, что я знала о Китае. И Олимпийские игры, проходившие в Пекине и ошеломившие весь мир своей пышностью, особенно церемония открытия; и миниатюрные китаянки с перебинтованными ножками и грудью, чтобы разместиться в цветке лотоса; и вкус жасминового чая. Что-то ждёт меня там, в колыбели загадочного Востока?

Международная выставка, как и сам фестиваль, проводилась в одном из окраинных районов Пекина Тонг Цхоу, в так называемой деревне художников Сонг Цхуанг. Из Иркутска нас было трое: Александр Муравьёв, Регина Присяжникова и я. А как потом выяснилось, нас было трое не только от Иркутска, но и от всей России. Всего же в выставке участвовали 15 государств: Америка, Франция, Италия, Индия, Таиланд, Грузия, Корея и др. Нас встретили известный галерист, коллекционер русского искусства господин Цэлунь Ван со своей супругой, очаровательной переводчицей Ин Цзы, которая и вела с нами переговоры.

Устроители выставки для экспозиционного зала приспособили бывший развалившийся завод. Руководствуясь принципом «используй то, что под рукой», они нарастили толстый слой ржавчины на скрипучих тяжёлых дверях, оставили нетронутыми полы и стены, на щитах-выгородках разместили картины и экраны для видеопроекций. Скульптуры установили на полу в центре залов. Получился урбанизированный, скорее даже брутальный стиль – неожиданно, эпатажно, смело, выразительно.

Как приятно чувствовать себя гостем в чужой стране, причём вип-гостем. И это подтверждали выданные нам нагрудные знаки и пригласительные билеты, изготовленные по последнему слову технического исполнения на прекрасной рисовой бумаге, а также места в первом ряду рядом с центральным телевидением. Церемонию открытия начал девяностолетний художник-каллиграф: «Искусство – это свободное царство. Художник пишет, а правительство создаёт условия для того, чтобы тот мог быстро и спокойно создавать свои произведения». Да, думаю, у нас бы так! Да ведь совсем недавно и было так!

Двенадцать районов Пекина, где работают художники, представляли двенадцать красавиц. Они были одеты в специально для них изготовленные ведущими дизайнерами-модельерами фантазийные костюмы: высокие воротники, замысловатые причёски, шарфы, веера и шлейфы. Затем выступали знаменитые люди Китая: министр культуры, секретарь компартии, руководители провинций. Ин Цзы мне на ухо переводила: «В искусстве дороже стало цениться время, проще – исполнение». После этого был концерт монгольских участников. Шоу закончилось грандиозным фейерверком, заглушившим гром аплодисментов, вызванных дуэтом популярного китайского певца и негритянки.

Дальнейшая программа свободного общения предполагала посещение мастерских. Около тысячи художников со всего мира за шесть тысяч долларов в год могут снимать здесь мастерскую и работать по своему усмотрению, причём художественное образование не требуется. С волнением предвкушаю, что сейчас я увижу что-то такое, что поразит моё воображение. Заходим в первую мастерскую. Условия действительно прекрасные: просторно, высокие потолки, передвижные столики для палитры и красок, устойчивые двусторонние мольберты на колёсиках, стены увешаны картинами. Подхожу ближе. И что?! Лучше бы я этого не видела: полуистлевшие тела, кишки, развешанные по кустам, младенцы и эмбрионы с огромными фаллосами. В следующей мастерской то же самое. Всё искорёженное, уродливое, мерзкое. В лучшем случае декоративные коврики. Для себя пытаюсь объяснить: может быть, это какой-то мощный механизм, запущенный на самоуничтожение цивилизации; может быть, это духовная деградация Европы, культ безобразного на фоне всеобщего благополучия, мода, определяющая тенденции современного искусства, а может быть… они просто не умеют рисовать. По сравнению с ними богами на высоком Олимпе кажутся наши Голубкина, Серов, Репин, Врубель, Суриков и даже наш  иркутский Турчанинов. Действительно, современный мир – мир контрастов. Рядом находились мастерские китайских художников, работающих в традиционном стиле го хуа. Виртуозное исполнение, поэтичность образов, нарочитая недосказанность. Иероглифы изысканным орнаментом вплетаются в поле изображения. Трепетные мазки цветной туши как будто передают волнение души самого художника. На редкость широк диапазон разных стилей, манер, направлений и техник исполнения. Выразительна и экспрессивна скульптура Кореи и Индии, прямо на улице перед мастерскими сидят и стоят «глиняные люди» в натуральную величину. Панно с пришитыми пуговицами и металлическими шипами, втиснутые в коробки человеческие фигуры. Так называемой «фигуративной» реалистической живописи немного, в основном её представляли воспитанники высших учебных заведений Китая и некоторых европейских школ. Конечно, есть чему поучиться. Как интересно они работают с фактурами, с композиционным расположением планов и пространством, мастерски владеют ракурсом.

На выставке наши иркутяне были представлены в отдельном зале: до боли знакомые, с ходу узнаваемые картины Сергея Жилина, Геннадия Кузьмина, Александра Муравьёва. Цэлунь собирает произведения русского искусства уже более шести лет, сейчас он делает описание своей коллекции и готовит альбом. Он сам живописец и фотохудожник, а его ближайший друг и помощник – молодой график Фан-Тао. В разговоре с главным организатором фестиваля рождается творческий проект: а не сделать ли нам совместную выставку в Иркутске с ответным приглашением на пленэр на Байкале и в Аршане с программой обмена культурами и обрядовыми церемониями?

Неделя пребывания в Пекине пролетела как один миг. Наши китайские друзья оказали верх гостеприимства. Они обеспечили нам осмотр всех достопримечательностей, начиная от Китайской стены, императорского дворца, куда я так стремилась, и до музея Конфуция, шёлковой фабрики – жемчужины шёлкового пути, Нефритового музея, где тут же при нас нам изготовили именные печати, музея чая. Мы даже успели поучаствовать в аукционе. Незабываемыми остались в памяти маленькие ресторанчики. Хозяева дали нам возможность попробовать настоящую пряную китайскую кухню с экзотическими приправами, порой состоящую из сорока блюд.

И вот мы снова в Иркутске. Вместо 34 градусов жары у нас всего плюс четыре. Звоню в Пекин: «Долетели благополучно, родные встретили», – и слышу в ответ ставший родным мягкий женский голос с мелодичным китайским акцентом.