– Софья Андреевна, когда вы выбирали будущую профессию, почему пошли именно в энергетику?

– В Ростове я окончила школу-десятилетку с отличием и имела возможность поступать в институт без экзаменов. Это было в 1937 году. Год страшный для страны.

Думали сначала, что я буду гуманитарием, поскольку очень увлекалась философией – уже в 15 лет прочитала философский трактат о религии Спинозы, интересовалась историей Шекспира и тому подобное. В общем, была своеобразная девушка. Но семья, в которой я была единственной дочерью, решила, что я должна остаться поближе к дому, и я поехала поступать в Новочеркасский индустриальный институт. Уже в институте обратила внимание, что 90% абитуриентов подаёт на энергофак. И подумала, что от меня ничего не требуется, кроме как подать документы и написать заявление. Вот так и стала энергетиком по образованию. А дальше получилось так, что в 40-м году вышла замуж за студента последнего курса того же института Якова Давидовича Карпеля. После окончания его распределили в город Уфу. Там был нефтеперегонный завод, который работает и сейчас. А в мае 41-го я отправилась в Уфу на практику. Меня определили на уфимскую ТЭЦ-1, обслуживающую НПЗ. И тут грянула война, и всех студентов закрепили за их рабочими местами. Меня оформили на работу техником электролаборатории ТЭЦ-1 со 2 июля 1941 года. Так и получилось, что в энергетику я пришла одновременно с войной. Так, с войной, и началась моя энергетическая служба.

– Вы так точно помните эти даты?

– Да, я помню всё, у меня очень хорошая память. Вы знаете, что характерно: народ был настолько непуганным, что в июле и в августе 41-го в магазинах было всё. Это потом я наблюдала, как из-за каждого «чиха» в политике все бежали в магазин и скупали мешки с крупой или сахаром. Мы жили тогда в брусчатом доме и занимали восемь квадратных метров – такой вот закуток на двоих. Опытный народ потихоньку набирал продукты – килограмм риса, килограмм сахара, так по пять килограммов домой из магазина и приносили. Я знала семьи, в которых гречневая крупа стояла вёдрами вплоть до окончания войны. Ну а я, как шибко молодая, и мой муж, такой же шибко молодой, – мы ничего не накопили. Мужа два раза отправляли на призывной пункт, но нефтяники его отбивали (он тогда был начальником смены электрохозяйства нефтеперегонного завода), и всю войну он работал на НПЗ. Потом началась очень тяжёлая зима 41–42 годов. Карточная система ещё не была как следует отлажена, а из магазинов и с базаров исчезло буквально всё. В 1943 году, когда был освобождён Ростов, я с дочкой вернулась домой. Вот и получилось, что уезжала на практику на несколько месяцев, а застряла очень надолго. Ростов был разбит наполовину, наша квартира занята. В общем, пришлось здесь пережить очень много тяжёлых минут и не менее тяжёлую голодную зиму. Я устроилась работать в «Военэнергомонтаж» мастером, а потом и прорабом на восстановлении завода «Красный Аксай», тогда же восстановилась в институте. Защищалась 8 мая 1945 года, нас из потока было всего несколько человек, так как война разбросала однокурсников по всей стране. После защиты снова уехала в Башкирию, где продолжал работать муж.

– Софья Андреевна, а как вы попали в Ангарск? Всё-таки Сибирь и Башкирия далеко не соседние территории.

– Подождите, сейчас расскажу. Моего мужа вызвал к себе Байбаков, который в то время был министром нефтяной промышленности, и предложил поехать в Ангарск, где создавался мощный промышленный узел. Тогда в Ангарске уже были построены первые кварталы, сооружалась ТЭЦ-1. Но мы «загремели» туда не сразу, сначала в январе 1952 года уехал в Ангарск муж, а в мае уже моё министерство переоформило меня на иркутскую ТЭЦ-1.

– Вам не кажется, что май для вас в разные годы был знаковым месяцем?

– Да, определяющим (смеётся). Всё в мае: защита диплома, дочь Людмила родилась в мае, из Ростова в 41-м уехала в мае и в Ангарск перевелась в этом месяце. В Сибирь я приехала уже с двумя детьми (к этому времени родился сын Леонид) и привезла с собой домработницу, поскольку без неё было бы невозможно работать на таком предприятии.

– Она согласилась поехать за вами в такую даль?

– Мы с ней сразу договорились, что если ей не понравится, то я отправлю её обратно, но в Сибирь я её везла как члена семьи.

– С чего началась ваша ангарская жизнь?

– Приехав в Ангарск, я попала в такое пекло… На работу мы уезжали в 7 утра, а приезжали в 11–12 ночи. Тогда на промплощадке находилось более 500 заключённых. Вообще, я в Ангрске прожила 20 лет, из них 12 «сидела» с заключёнными в одной зоне и хорошо знаю психологию этого народа. Принято считать, что большая часть заключённых были политическими, но это не так. В основном сидели люди за хищение социалистической собственности, были очень суровые законы за воровство. То есть если директор подписал на три тысячи рублей липовые процентовки, то его могли осудить на восемь лет. На мой взгляд, законы были очень плохие. Потому что за умышленное убийство тоже давали восемь лет. Условия на этой площадке были такие: если бригада заключённых выполняла норму на 150 процентов, то ей год считали за три. И получается, что бандит осуждён на восемь лет, а отсидел максимум три года.

Сама станция запускалась с большим трудом, с большими недоделками и не вылезала из аварий. И кончилось это катастрофой. 11 февраля 1953 года произошёл взрыв; как установила позднее рабочая комиссия, его причиной стала детонация угольной пыли. В этот день сотня заключённых обметала котлы и в воздухе котельного цеха стояла тяжёлая угольная взвесь. У меня в тот момент там работало довольно много людей (тогда я была начальником лаборатории). В это время я прошла по котельному цеху, посмотрела, где работают мои люди, что они делают, и поднялась в управленческий корпус в лабораторию. И вдруг затрясло здание и торцевая стена восьмиэтажного котельного цеха рухнула от взрыва внутри. На улице тогда было 43 градуса мороза, и весь котельный цех сразу замёрз. Пострадали около 100 человек, 13 погибли. Самое страшное – почти две недели не могли запустить станцию. По результатам расследования несколько человек было отдано под суд, но в марте, после смерти Сталина, они попали под амнистию. На моё счастье, моя релейная защита и оборудование сработали как надо и меня не тронули.

Софья Мотыгина: «Я всегда считала, что у меня должна быть такая команда, которая сможет заменить меня в любую секунду»

– В 1960 году вы перешли работать главным инженером на строящуюся ТЭЦ-9, а позднее вас назначили её директором. Вы помните свои ощущения, ведь это очень большая ответственность, плюс ещё и нетипично для того времени – женщина в роли руководителя энергетического предприятия. Не было страшно?

– Я вам скажу так: я этого дела не признаю. Если есть у вас мозги, то не важно, какие брюки вы носите – женские или мужские. Работать мне было всегда просто. По одной причине. Понимаете, я умела как-то так разговаривать с людьми – одинаково, независимо от их ранга. Мне было безразлично, говорю я со своим сварщиком или передо мной секретарь обкома партии. Всегда так считала, может, потому что это была Восточная Сибирь, и она такой свободный народ воспитала, но дальше самой Сибири не пошлют, мы уже и так здесь. И это мне было по душе. А во-вторых, уж такой характер: не боялась «ни бешеных псов, ни пьяных мужиков». Поэтому мои выступления на всевозможных совещаниях и форумах были довольно своеобразными.

– Софья Андреевна, а как вы думаете, в кого у вас такой характер?

– Даже и не знаю, думаю, в нашей семье я такая всё-таки одна (смеётся). Мама у меня педагог, отец был талантливым человеком и самородком, у него не было высшего образования, но он заведовал архитектурным планировочным сектором областного управления. До революции был столяром. Затем участвовал в революции как анархист и последователь графа Кропоткина. И потом, он никогда не был в коммунистической партии, в то время как я вступила в партию в 1946 году глубоко идейным человеком. Вот такая примерно я. В своей жизни любила работать с очень сильными людьми. Поэтому на моей станции собрался такой кулак, который потом управлял всей энергосистемой: Филатов, Боровский, Варнавский. Я всегда считала, что у меня должна быть такая команда, которая сможет заменить меня в любую секунду. И действительно, так оно и получилось.

– В вашей биографии был и опыт научной и преподавательской деятельности. Как вам было в этой роли?

– Параллельно с работой я окончила аспирантуру в Московском заочном всесоюзном энергетическом институте. Написала диссертацию, руководителем у меня был профессор Сыромятников, очень известный энергетик в России. Когда получила учёную степень, меня «заел» горком партии. Тогда в Ангарске открыли филиал института, и он меня, можно сказать, «тащил». Даже два года была завкафедрой. Но потом я отказалась, потому что надо работать там, где ты нужен. Осталась только преподавать по вечерам после работы. Мне дали выпускной курс. Литературы не было, к каждой лекции нужно было кучу всевозможных циркуляров перелистать, чтобы найти нужную информацию. И я написала книгу (смеётся). В Москве пришла в издательство «Энергия» и сказала: так и так, я примерно подумала и решила, что нужно написать книгу по эксплуатации электрической части тепловых электростанций, на которых я проработала всю свою жизнь. Ограничилась тогда 12 печатными листами, и когда в издательстве посмотрели, что я хочу опубликовать, то посмеялись и в договоре дали мне 25 листов. А на самом деле книга получилась на 30 с лишним листов. Она имела большой успех у эксплуатационников. А потом договорились до того, что нужно выпустить второе издание, и уже в двух томах. Самое смешное, что второе издание всё же вышло, но в Ростове, куда меня прислали на строительство ТЭЦ-2. Кстати, когда после Сибири я приехала в Ростов, то не могла понять, в этом ли я государстве или в другом. Когда приходишь в какую-то организацию что-то решать, в ней начинают разговор: «ты – нам, а мы – вам».

– А чем вам была интересна работа на ростовской ТЭЦ?

– Она была экспериментальной, чем и привлекла моё внимание. Должны были опробовать опытные образцы котлов, выпущенных таганрогским заводом. Котлы с производительностью 500 тонн в час высокого давления с вихревой топкой. Но они малогабаритные – в два раза ниже, чем были на ТЭЦ-9. Эти котлы мы пустили в 1977 году, и они прекрасно работают и по сей день, хотя на тот момент их никто не признавал за котлы. На ростовской ТЭЦ-2 в должности заместителя директора по капитальному строительству я и дорабатывала до пенсии.

– Куда вы девали свою энергию после выхода на пенсию?

– Когда я пришла оформлять пенсию, то со всеми моими регалиями – Сибирь меня наградила орденом Ленина, потом дали орден Красного Знамени, звание «Заслуженный энергетик» – мне предложили персональную пенсию. Это те же 120 рублей, но в отличие от простых пенсионеров, которые могли занимать только рабочие должности, я могла работать инженером или проектировщиком, но не имела право занимать руководящую должность. Управляющий «Ростовэнерго» Кульчицкий Анатолий Иванович предложил мне пост референта управляющего. Я так удивлённо на него посмотрела, ведь я всё время была каким-то начальником и довольно свободна в своих действиях. Как сказал мой муж, «будешь как учёный еврей при губернаторе», он у меня был остряк. Но всё же я согласилась при условии, что мы будем работать, понимая друг друга, и одинаково смотреть на один и тот же вопрос. Так я проработала восемь лет.

Я по натуре человек простой. Вот смотрю на тех, кто миллионы зарабатывает, и думаю: куда они их девают? У меня сейчас пенсия со всеми доплатами чуть больше 20 тысяч, а трачу я в месяц от силы шесть. На остальные деньги путешествую. В последние годы очень много езжу по другим странам – была в Китае, Японии, странах Европы и Африки, в Турции, Англии. Больше всего мне понравилась Италия – это удивительная страна. Вы знаете, я такая храбрая женщина, что, не зная языка, поехала в Рим и убедилась, что даже так всегда можно попасть туда, куда хочешь. Итальянцы очень приветливые люди. Был случай, когда я села в автобус и засомневалась, правильно ли еду, и там сразу образовалась инициативная группа, которая очень горячо обсуждала и принимала активное участие в моей судьбе.

– Какие страны ещё планируете покорить?

– Хотела бы побывать в Норвегии, посмотреть фьорды, но нужно добираться через Ленинград, это всё-таки мне тяжело. В Швеции я уже была, в Дании и Финляндии тоже. Поэтому мне очень сложно выбрать маршрут, чтобы он был интересен. Но думаю, что-нибудь я для себя всё равно найду.

– А что для вас сейчас самое главное?

– Сейчас? Если серьёзно, то самое главное для меня – благополучие моих ребят. Семья у меня такая: две внучки, один внук, пять правнучек, два правнука, и, кроме того, старшая правнучка родила мальчишку – праправнука. Я их как-то считала по головам, получилось вместе с жёнами и мужьями около двадцати. Вообще, я воспитала всех своих правнучек. Я живу рядом со школой, поэтому они все «паслись» в моей квартире. Я смотрю, кому совсем плохо, тому помогаю. А что сделаешь? Кроме меня, никто не поможет.

– У вас так получилось, что энергетику вы выбрали всё-таки случайно. Никогда не жалели об этом выборе?

– Нет, я с первого дня работы очень увлеклась этим направлением и работала всегда с большой любовью. Наше время обвиняют в том, что это было время высокой ответственности, а я считаю, что это большое счастье, что была высокая ответственность. Безответственность – это очень вредное явление в государстве, которое приведёт к катастрофе. Мало снять виновных с поста, намного важнее заменить их людьми действительно знающими. Я считаю, что прожила очень хорошую жизнь, работала чёрт знает в каких тяжёлых условиях, но выдержала.

Я вам напоследок ещё один случай расскажу из последнего круиза. В один из вечеров проходил конкурс «Мисс Круиз», на него побежала вся молодёжь, а я обычно рано ложусь спать, и тут меня приглашают прийти в музыкальный салон на «чествование», но я отказалась – «зачем попу гармонь?». А утром мне в каюту принесли медаль «Мисс Круиз-очарование». Вот такая история (смеётся).

– Софья Андреевна, спасибо большое за интересную беседу, и, поздравляя вас с юбилеем, желаю вам здоровья и новых открытий.

Фото из архива ТЭЦ-9