Один и без оружия

Инспектор ОДН ЛОВД Иван Каваляускас торопливо переодевался из цивильной одежды в форму и рассказывал:

– Извини, что пришлось ждать. Я парня на Ленинградскую отвозил (там находится Центр помощи детям. – Прим. авт.). Представляешь, вчера задержали на вокзале 15-летнего подростка с гитарой и торбой. В торбе какие-то дневники, ноты, носки, мелочь всякая. Доставили его в отдел, стали разговаривать. Оказалось, зовут Антон, он автостопом добирается из Красноярска в Киренск. Там целая история приключилась. В общем, он каждое лето ездил в Киренск к бабушке с дедушкой. А в прошлом году, как он сам выразился, «накосячил» – не помогал по хозяйству, спал до обеда, возвращался за полночь. Поэтому в этом году мать его наказала, не отпустила в Киренск. А мальчик, что называется, неформал – играет на гитаре, пишет песни, любит погулять. Ну и удрал – накопил 500 рублей и уехал автостопом. До Иркутска добрался, здесь деньги кончились. Я его спрашиваю: «Что дальше бы делал, если бы не задержали?». Он отвечает: «Я бы тут неделю постритовал (стритовать – играть на гитаре и петь на улицах за плату. «Иркутский репортёр» писал об этом в № 22 от 28 июня 2010 года. – Прим. авт.), накопил бы ещё «пятихатку» и поехал дальше, в Киренск». 

Антона накормили чебуреками из кафе «Вокзал», и Иван отвёз его в Центр помощи детям (ЦПД) дожидаться мать. Когда сообщили матери в Красноярск, она едва не расплакалась от облегчения. Оказалось, что Антон удрал без предупреждения и мама уже хотела подавать в милицию заявление о пропаже ребёнка, а сама ехать по трассе в сторону Лены. Семья оказалась благополучной, Антон в правонарушениях до того не был замечен ни разу, так что для путешественника и его мамы это останется без тяжких последствий.

«Иркутский репортёр» поинтересовался, зачем нужно было выделять отдел по делам несовершеннолетних в отдельное направление. Иван объясняет: транспортная милиция имеет чёткую структуру, где каждое подразделение, или, как их называют сами сотрудники, блок, имеет своё назначение. ЛОВД УВДТ, линейное отделение милиции управления внутренних дел на транспорте, делится на два основных блока – криминальную милицию и милицию общественной безопасности. КМ – это уголовный розыск, следователи. МОБ состоит из патрульно-постовой службы, органов дознания и конвоя и отдела по делам несовершеннолетних. Особняком стоят штаб, отдел кадров и тыловое обеспечение, занимающееся вещевым обеспечением сотрудников.

– Если ППС задерживает на вокзале или на путях несовершеннолетних, то их доставляют в дежурную часть и вызывают нас. Дальше разбираемся мы – устанавливаем личность, вызываем законных представителей,  определяем их в ЦПД или Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей, – рассказывает Иван. 

– И чем вы отличаетесь от пэпээсников? 

– Только тем, что занимаемся подростками и детьми и поэтому нам не положено оружие – против несовершеннолетних мы не можем применять никаких спецсредств, даже наручников у меня нет, – смеётся Иван. 

В отделе работают всего пять инспекторов по делам несовершеннолетних. Мужчина – один Иван:

– Нас в Восточно-Сибирском УВДТ мужиков в ОДН работает всего двое, я и мой коллега на зиминском вокзале.

Из пятерых штатных инспекторов сейчас трое в декретном отпуске, Иван работает вдвоём с инспектором Мариной Терпуговой.  Дежурство начинается в 8.30, когда инспектор выходит на вокзал с обходом.

Вокзал – зона повышенной опасности

Мы идём с Иваном по привокзальной площади. Будни, полдень, много народа. Ничего особенного, что привлекало бы взгляд. Однако Иван подходит к группе детей, возглавляемой двумя воспитательницами, стоящей на крыльце вокзала, и начинает что-то строго выяснять, делая пометки в блокноте. Позднее он объясняет особенности ежедневного обхода:

– В первую очередь я обращаю внимание на одиноких подростков без сопровождения, слоняющихся по вокзалу, и организованные группы. Группы – потому что обо всех группах, следующих на поездах, мне должны сообщать. Я должен проверить, что они находятся под присмотром воспитателя, что с ними следует врач, что сопровождающие трезвые и адекватные, спросить, есть ли у них жалобы. Об этой группе мне не сообщили, и я обязан проверить, кто это, что они здесь делают и всё ли у них в порядке. Это – группа из учеников младших классов, они с преподавателями  ездили на природу и сейчас вернулись, ждут трамвая.    

– Что такое «одинокие подростки без сопровождения» и чем они опасны?

– Опасны не они, это вокзал для них опасен. Не зря же постоянно по громкоговорителю объявляют: «Родители, помните, что вокзал и железнодорожные пути являются зоной повышенной опасности, не оставляйте детей без присмотра». Вот в прошлом году был случай: перед остановочным пунктом Иркутный мост есть отрезок пути, где частный сектор вплотную подходит к рельсам. Шестилетний малыш выбежал с приусадебного участка на пути и попал под поезд. Со смертельным исходом. У нас есть такой термин между собой – «размазало», потому что обычно там даже собирать нечего, поезд на полной скорости ребёнка размазывает в кашу. А мама, как мы потом выяснили, в этот момент была в нетрезвом виде, употребляла алкоголь. 

Подростков тянет на вокзал. Инспектора по делам несовершеннолетних отмечают, что это дети не только из неблагополучных семей, примерно половина из них – из благополучных. Например, недавно рота сопровождения сняла с электрички на станции Родниковая двух пацанов – их задержали за нарушение недавно принятого местными властями комендантского часа. Оказалось, что это ребята из приличных семей, отпросились у родителей в лес за грибами, с ночёвкой. Взяли горбовики, ножи, соль-спички, но опоздали на шестичасовую электричку, следующая была только в девять вечера, и до места они добирались за полночь. Тогда их и встретили сотрудники роты сопровождения. 

Когда путешественников доставили в ЛОВД на станции Иркутск-Пассажирский, выяснилось, что обоих воспитывают матери-одиночки, но сами парни хорошо учатся, на учёте нигде не состоят, характеризуются положительно – один учится в колледже, второй собирается поступать в один из иркутских вузов. 

– Всегда процедура стандартная, – объясняет Иван. – На месте устанавливаются первичные данные – имя-фамилия, где живут, куда направляются. Потом их доставляют к нам в отдел, мы устанавливаем фактические данные, пробиваем их по базе – не находятся ли они в розыске, не состоят ли на учёте в инспекции по делам несовершеннолетних, не привлекались ли за правонарушения. Потому вызываем законных представителей – это могут быть не только родители и бабушки, может приехать отчим или директор детского дома.  

И рассказал забавный случай: 

– Была на вокзале одна девочка по имени Даша. Это уникальный случай, у нас обычно нет постоянных клиентов, так, чтобы задерживали одного и того же подростка несколько раз. А она живёт на горе недалеко от вокзала и всё время здесь находилась, у неё и друзья здесь были, и с людьми она легко знакомилась, –  рассказывает Иван.

Впоследствии выяснилось, что Даша жила с мамой. Маму посадили на пять лет за распространение наркотиков. Мама отправилась в Бозой, а дочка – в детский дом «Солнышко», который находится в посёлке Тельма. Через пять лет мама освободилась, решила забрать дочь домой, но не оформила на неё документы. Не дожидаясь конца этой непонятной ей волокиты, Даша сбежала к маме и время проводила в приятном общении на вокзале, несколько раз попадая в отдел к инспектору Каваляускасу. Через некоторое время после побега директор детского дома подал заявление о пропаже ребёнка. Когда Даша в очередной раз попала к Ивану, он проверил её по базе данных и с удивлением узнал, что она находится в розыске за усольским ЛОВД.

Инспекторы позвонили директору, он приехал за девочкой, ему передали её под расписку. Хитрая Даша сказала, что ей нужно заехать домой за документами. Едва машина подошла к дому, Даша открыла дверь и стремительно исчезла в неизвестном направлении. Однако директор переговорил с мамой девочки, и розыск прекратили. Но с тех пор Даша не появляется на вокзале.  

– Вообще, у нас география не очень. Снимали с поездов и ловили на вокзале несовершеннолетних самое дальнее из Новосибирска. В основном попадаются иркутяне, местные или из области. В марте была девочка 14 лет. Зовут Аня. Сидела на вокзале, я несколько раз прошёл мимо – всё сидит. Я привёл её в отдел, стал расспрашивать – она расплакалась и рассказала, что сама из Мальты, ездила к своему мальчику в Братск, у них неземная любовь. Уехала ещё в декабре, потом, видимо, любовь кончилась, она вернулась домой, но денег хватило только до Иркутска, сидит теперь и не знает, что делать. Я её спрашиваю: «Что ж тебе твой мальчик денег не дал на обратную дорогу?». А она отвечает: «Он дал. Но только на электричку, мне не хватило». 

Инспектора позвонили матери, она приехала и забрала Аню домой. Когда её спросили, почему она не следит за ребёнком, мама устало объяснила, что у неё пять детей, большое домашнее хозяйство, а Аня состоит на учёте в инспекции по делам несовершеннолетних за свою склонность к бродяжничеству.   

«И я по шпалам, опять по шпалам иду…» 

Обойдя холлы вокзала, мы спускаемся в подземный переход и выходим на железнодорожные пути. 

– Вот это и есть пешая эстафета, то, что вы называете рейдом, – усмехается Иван, неловко шагая по шпалам. – А мы каждый день  устраиваем такие выходы. 

Зона ответственности ЛОВД на станции Иркутск-Пассажирский – от Гончарова до Большого Луга. Инспектора постоянно «отрабатывают вокзалы» – проверяют пути на наличие праздно слоняющихся в опасной близости от поездов несовершеннолетних. 

– Большой Луг, Кая, Гончарово – это проблемные участки, где часто бьют линзы светофоров, обкидывают поезда камнями. Совершают «наложения» – кладут на пути посторонние предметы: камни, монеты, костыли, выпавшие из шпал. Иногда «бомбят» – разрисовывают вагоны аэрозолями за те несколько минут, что они стоят. Обычно это короткие надписи, аббревиатуры, художественной ценности не представляющие. Один раз только было, что очень красиво расписали вагон. Но его всё равно покрасили, – рассказывает Иван. 

На вокзале даже организованная группа детей подлежит проверке – нет ли жалоб у детей, трезвые ли сопровождающие

С любителями бить светофоры в конце мая случилась совершенно детективная история. Мы доходим до светофора, вокруг которого щедро рассыпаны цветные стёклышки. Иван рассказывает: в ночь с 30 на 31 мая неизвестные злоумышленники разбили двенадцать линз светофора – каждая, между прочим, стоит 386 рублей. Путевые обходчики утром заметили акт вандализма, линзы заменили и доложили в соответствующие органы. А днём 31 мая линзы снова были разбиты самым варварским способом – камнями из железнодорожной насыпи. 

Как пишут в плохих детективах, поймать злоумышленников стало делом чести сотрудников транспортной милиции. В течение дня, сменяясь по двое, в три смены в кустах сидела настоящая засада. В неё привлекли кроме Марины Терпуговой и Ивана двух оперов криминальной милиции и двух стрелков ведомственной железнодорожной охраны. В 19.30 было проведено мужественное задержание…  двух сопливых шкетов семи и восьми лет, которые направлялись к злосчастному светофору с вполне недвусмысленными намерениями. 

Малолетние рецидивисты сквозь рыдания рассказали, что живут на бульваре Рябикова в малосемейном общежитии, ходили вчера и сегодня на тёплые озёра, а по пути решили добыть «синие стёклышки». Были вызваны родители вандалов, составлен протокол по статье 5.35 Административного кодекса – за неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетних. Это грозит штрафом в 500 рублей. Передан материал в комиссию по делам несовершеннолетних.  

– Вообще на вокзале кого только не встретишь, – удивляется Иван. – Родителям плевать на детей, и они бродят там, где интереснее. А «интереснее» чаще всего соседствует с «опаснее». Вот вчера на путях задержал пацана – Вадим, 11 лет. Сам явно «не в адеквате» – маму назвал по имени-отчеству, а фамилии не знает, адрес назвать не может, приехал на вокзал «на поезда посмотреть». Грязный, пахнет от него не поймёшь чем, одежда порвана, кроссовки без шнурков и фингал под правым глазом. Выяснили у него, в каком районе живёт, созвонились с районным инспектором по делам несовершеннолетних, установили адрес, вызвали маму. Кстати, оказалось, что ребёнок с лёгкой формой умственной отсталости, обучается в коррекционной школе. Я маму спрашиваю: «Вы хоть заметили, что у вас сына дома нет?», а она мне так спокойно отвечает: «Да, заметила – он посуду не помыл». 

– Ну и ладно, – подначиваю я. – Жалко тебе? Пусть себе бродит, смотрит на свои поезда.

Иван морщится и без предисловия рассказывает. Два года назад восьмилетняя девочка Оля шла по путям и слушала плейер в наушниках. Она прилежно посмотрела в обе стороны, удостоверилась, что идущих поездов нет, но не предусмотрела, что состав может появиться с другого пути, из-за стоящего поезда. А он появился. Девочку «размазало». В 2004 году семилетний мальчишка шёл по путям. Нет, поездов не было. Но ему придавило ногу стрелочным переводом. Говорят, на пульте у дежурного есть индикатор, который загорается, когда в стрелку попадёт камень и электрическая цепь не замкнётся. Но тело человека хорошо проводит электричество, цепь замкнулась, и на пульте не появилось отметки, что в стреле посторонний предмет – нога ребёнка. Это только кажется, что фигуру человека на путях видно издалека и легко затормозить. На самом деле тормозной путь тяжело гружённого состава может достигать почти полутора километров. Ребёнок погиб.   

Мы возвращаемся на вокзал. Погода пасмурная, и ни рыбаков, ни пацанов, которые ходят на левый берег загорать и купаться, нам не встречается. Иван недовольно бурчит – от него требуют задержаний, которые до сих пор являются показателями активной и плодотворной работы. 

– Пешая эстафета – это профилактическое мероприятие. То есть мы предотвращаем правонарушения, – рассуждает Иван. – Но чем больше мы ходим, тем больше про нас знают люди, они перестают нарушать, соответственно, и мы проводим меньше задержаний на путях. То есть мы работаем хорошо, да? А начальство нам говорит: нет, плохо, потому что нет задержаний. 

Дорогое начальство! Отдел по делам несовершеннолетних работает хорошо. «Иркутский репортёр» в этом убедился лично.