Но меня на руки брать стали намного реже. Я пересела на деревянные детские качели, которые папа повесил в дверном проходе, и притворилась акыном. Пела песни о девочке, мальчике, кошечке и собачке. 

– Девочка-а-а пошла погулять и встретила мальчика-а-а, и они вместе стали дружить и играть с кошечко-ой, – так я завывала, болтанием ног в воздухе стараясь раскачать качели сильнее: до пола ноги ещё не доставали. 

Прототипом лирической героини, то есть «девочкой», была я, «мальчиком» – Кирюша из яслей, кошечка и собачка были художественным вымыслом. Юльки в моей картине идеального мира не было. 

В реальности, тем не менее, Юлька занимала всё большее жизненное пространство. Сначала ей отдали моё любимое божественное белое вязаное пальтишко с помпончиками: я, видите ли, выросла. Потом и мои крылья Бабочки от новогоднего костюма, в которых я сразила всех девочек-снежинок в садике, перекочевали на Юлькину спину. А меня родители нарядили Бабой Ягой и заверили, что я буду самая оригинальная. До сих пор помню свою обиду и недоумение. Нет, ну нормальный обмен: крылья на помело? 

А потом на меня свалился главный позор. Родители сказали, что Юлька должна стать полноправным участником наших с друзьями игр, потому что я же ей «старшая сестра». А она мне «самый близкий человек». То есть я должна была выйти во двор и сообщить всем, что эта малявка теперь будет играть с нами. Горю моему не было предела. Томясь жаждой мести, я запирала Юльку в туалете, в песочнице уговаривала её попробовать землю, обещая, что на вкус это как шоколад, и вообще всячески демонстрировала ей своё презрение. 

Самое удивительное, что годам к 18 я совершенно забыла о масштабах нашей вражды. И только недавно, разбирая старые вещи в нашей квартире, обнаружила Юлькину анкету (тогда было модно их заводить) и свои ответы в ней. Со смешанным чувством удивления и смущения я разбирала свой корявый детский почерк. На вопрос «Что я хочу написать тебе на память?» я злобно вывела: «Скорей вырасти и перестань бегать за мной!». А потом мне, видимо, стало стыдно, и синим карандашом я поверх фразы про «перестань бегать» написала: «Люби маму и папу». 

И вот я сидела в обнимку с анкетой и думала о том, что в этом году, без преувеличения, самыми радостными событиями для меня были Юлькины профессиональные успехи. Раньше меня раздражало, когда нам говорили о внешней схожести, а теперь нравится идти с ней по улице, взявшись за руки, представляя, какое впечатление мы производим. 

Какой пусковой механизм должен быть у этой трансформации? Специалисты пишут, что надо настраивать старшего ребёнка на то, что однажды у него появится брат или сестра, «включать» его в ожидание этого рождения, а уже при появлении младшенького давать старшему понять, что они очень похожи в поведении, что и он был таким же. Ревность и соперничество, наверное, всё равно возникнут, главное – не давать таким чувствам прогрессировать и вовремя заметить, когда дети пережили фазу подросткового самоутверждения. По опыту других братьев и сестёр, в этот момент старшие и младшие должны быть рядом, чтобы осознать возникший между ними мир. Потому что после, даже если они смогут перестать воевать, времени на то, чтобы повторно и взаправду стать «самыми близкими людьми», у них уже не будет. 

Этим летом мы встретились с Юлькой в Москве после полутора месяцев разлуки. Ко мне со ступеней одной из станций метро шагнула красивая почти 20-летняя девушка, и мы обнялись. Двад-ца-ти-лет-няя! Я машинально, на правах старшей, поправила её прическу и взяла за руку. Как в детстве. И мы с ней двинулись вперёд по улице, обсуждая планы на будущее. Как взрослые.