Игорь Альтер: Илья Алексеевич, я думаю, понять, что нужно делать, можно, только имея чёткое представление о том, в каком состоянии сегодня находится сельское хозяйство. 

Илья Сумароков: Чтобы сегодня грамотно решать сельхозпроблемы, прежде всего нужна объективная информация о том, какое «поле» нам предстоит вспахать. Разговоров и «хотелок» про село хоть отбавляй, а дел мало. Сёла пустеют, в них становится безлюдно, короче, увядает жизнь, процветает пьянство. Это сельхозпейзаж не только нашей области, но и всей страны. За последние 20 лет у нас тысячи деревень исчезли. Около 40% земли не обрабатывается. Она зарастает сорняками. И это происходит на глазах у всех, не надо отправляться за тридевять земель, достаточно отъехать чуть дальше Усолья или очутиться на Боханском или Качугском направлениях.…

– Но ведь это же ненормально, когда земля не востребована?

– Конечно, ненормально. Однако факт остаётся фактом. Я хочу сказать, что с ликвидацией колхозов и совхозов стало ежегодно сокращаться поголовье скота. И понятно, что люди, обслуживающие этот скот, остались без работы. По нашей области только в прошлом году – тоже данные статистики – на 11,9 тысячи сократилось поголовье скота. К сожалению, такая тенденция сохраняется и сегодня. У нас в регионе за последние 20 лет производство зерна снизилось в два раза. Нынче наши крестьяне были вынуждены не сеять зерновые, так как прошлогодний урожай не смогли продать. Вот и вся, как сейчас говорят, картина маслом…

– Осталась ли сегодня реальная возможность вернуть человека в деревню? А может, уже не надо строить иллюзии и стоит честно признать, что поезд ушёл? Я полагаю, 20 лет – более чем достаточный срок, чтобы дать трезвую оценку очередной реформе по созданию фермерских хозяйств в России. Нужен ли был нам этот путь? Для меня и по сей день остаётся загадкой: как вас, опытных руководителей колхозов и совхозов – приверженцев именно старой системы, государство легко уговорило поставить крест на крепких хозяйствах? Почему вы в тот судьбоносный момент не оказались «панфиловцами»? Или желание стать собственником перетёрло остальные? 

«Дай» в адрес государства звучит набатом. Много шума. А в результате – ничего!»

– Чего уж тут скрывать, конечно, желание стать собственником заклинило. Посулы, что тебе бесплатно дадут семь гектаров земли, 5–6 коров и ты станешь богатым человеком, возымели своё действие. Но за пару лет коров съели. Многие остались без работы, а земля равнодушия к себе не прощает. Да и что на семи гектарах будешь с лопатой делать? Надо какую-никакую технику прикупить. А на что? Необходимо иметь возможности для хранения и переработки зерна. А откуда они появятся? Люди уцепились за «халяву», даже не осознавая того, что она вместо спасательного круга может оказаться грузилом. Вот вы говорите: в сёлах пустыня, некому работать, водка и тоска безысходная. Факт неоспоримый. Но почему так получилось? Там что, плохие люди жили? Да всё с точностью до наоборот – трудяги и работяги. С утра до ночи вкалывали. Причём, обратите внимание, были востребованы. И уважение к себе имели. Помните, как называли доярку, свинарку, тракториста? Нашими кормильцами. Вроде бы и сегодня кормильцев никто не отменял – отменили только комфортную среду обитания на селе. Вначале Горбачёв решил, что фермер нас накормит. Но ведь у нас не Америка. Это там у фермера стадо более тысячи коров и он в состоянии конкурировать с кем угодно. Нет у него проблем ни с кредитованием, ни с реализацией продукции. А у нашего две-три коровёнки, и он не знает, то ли он их завтра сумеет прокормить, то ли они его по миру пустят. А тут ещё Ельцин издал указ о реформировании колхозов и сельхозов, а точнее, как вы правильно заметили, о раскрестьянивании. Гайдар в нашу сторону тоже успел сделать «комплимент». По его определению вся отрасль получила название «чёрная дыра». И пошло-поехало. Колхозы и совхозы приказали долго жить, как, скажем, ПТУ. А подходящих условий для повсеместного развития фермерских хозяйств создано не было. С моей точки зрения, ставка на мелкие крестьянские хозяйства себя не оправдала. Они не могут сегодня ни использовать передовые технологии, ни конкурировать на рынке. Сейчас надо признать, что сплошная фермеризация, как это было задумано лет 20 тому назад, ощутимого эффекта не дала. Мелкотоварный путь развития – дорога в никуда. Какому хозяйству сегодня гарантирована нормальная жизнь? Такому – я не устаю повторять это, – у которого есть своя переработка и рынки сбыта.

– Илья Алексеевич, что называется, в тему хочу привести две цифры: из 250 тысяч фермерских хозяйств, зарегистрированных в России, нынче работают лишь 49%. Ну, а как работают, можно себе хорошо представить по объёму той продукции, которую мы ввозим из-за рубежа. Дальше я предлагаю поговорить о том, как следует жить в нынешних условиях крупным хозяйствам и мелким.

– Давайте начнём с крупных. Прежде всего, им нужна программа развития. Допустим, на пять лет. По такой программе был построен наш свинокомплекс. Нужно конкретно ответить на три вопроса: что, где, когда? Обозначить сроки исполнения, получить кредиты. В этих программах необходимо запланировать инфраструктуру, с хорошим жильём и отлаженным бытом, чтобы у людей появилось желание пойти работать. В разрушенные сёла они не вернутся. Что касается кредитов, хорошо бы процентную ставку компенсировать за счёт государства. Лучше, конечно, за счёт федерального бюджета, но при участии областного. Ну и, разумеется, обозначить конкретные сроки, конкретных исполнителей и, главное, конкретных ответственных. Что касается мелких хозяйств, они не могут позволить себе сегодня использовать передовые технологии. У них финансовая «мускулатура» очень слаба. Как на базе нескольких коровёнок организовать качественную племенную работу?! Как организовать переработку таким образом, чтобы перекупщики тебя не надули? Ответ более чем ясен: здесь мелкому товарному производителю без помощи государства не выжить. 

– Илья Алексеевич, а вашему хозяйству сложно получить кредиты?

– Для нас проблем нет. Сегодня есть сложности с компенсацией процентной ставки по кредитам. А получить кредит под 12–15% не проблема. Да только проценты сильно «кусаются». 

– Мне доводилось слышать, что мелкие фермеры выживают сегодня даже за счёт леса. Но ведь и этот ресурс скоро кончится. Вам не кажется, что иждивенческие настроения в селе сегодня заметно выросли? «Дай» в адрес государства звучит набатом. Много шума. А в результате – ничего! Взять хотя бы посевы зерна. Давайте сейчас поговорим, почему они сокращаются у мелких товаропроизводителей? И если можно, чуть шире о том, что вообще творится с посевными площадями в нашем регионе.

– Мы никак не хотим понять, что стимул у крестьянина появляется тогда, когда он может достойно продать свой труд. Но почему, кто сумеет мне внятно объяснить, он должен произвести, а потом реализовать свою продукцию, если заранее знает, что «уйдёт» она у него с убытком? Отсутствие мотивации в этом направлении и желание хоть как-то выжить заставляют его пополнять ряды организации, которую я называю «Воруй лес». Дело это как опасное, так и неблаговидное. Тут не каждый может удержаться от соблазна. А те, кто могут, в отчаянии пытаются выпросить какие-то крохи у государства. «Дай» – это не только иждивенческие настроения, это скорее надежда быть услышанным и, соответственно, быть при деле. Хотя иногда это больше напоминает глас вопиющего в пустыне.

Действительно, крестьяне сегодня поставлены в такое положение, что многие из них не в состоянии обрабатывать землю. Вот почему зерновые посевы сокращаются и в стране, и в регионах. По этой же причине сегодня во всей области можно насчитать всего два десятка крепких хозяйств (против 150 в прошлом), а крупных фермерских – на одной руке пальцев хватит. Да и деревни пустые всё потому же.

– Илья Алексеевич, а не пора ли нам вернуться к дотациям, чтобы пить молоко? Настоящее, а не суррогат. 

«Нынче наши крестьяне были вынуждены не сеять зерновые, так как прошлогодний урожай не смогли продать. Вот и вся, как сейчас говорят, картина маслом»

– Я думаю, жители Иркутской области натурального молока пьют не более 50%. У нас на переработку собственного молока поступает очень мало. При нынешнем положении с молоком не грех сегодня выплачивать дотации всем производителям товарного молока по 2–3 рубля за литр. В других регионах это делается. А у нас молочные реки мелеют. Впрочем, какие реки – ручейки! Но дотаций мы почему-то боимся. В результате теперь натуральное молоко заменяется   порошком.

– Сегодня, в отличие от молочных рек, полноводной рекой льются разговоры о модернизации производства, внедрении передовых технологий. Это как-то соотносится с реальной ситуацией? 

– Разговоры о новых технологиях и модернизации превращаются в пустые «хотелки» без надлежащих капиталовложений. А с последними напряжёнка. Все эти разговоры – вот придёт инвестор, инвестор нам поможет – от лукавого. Получит он что-то от своих вложений или нет – ещё большой вопрос. Село без основательной господдержки сегодня не поднять. Само сельхозпроизводство во все времена без переработки и реализации было или низкорентабельным, или даже убыточным. Прибыль формируется на стадии переработки и торговли. Кто этим занимается – живёт. Остальные – мечтают выжить. И ещё нужно уразуметь не слишком сложную для понимания истину: никакие рабочие из Китая или Таджикистана наши проблемы не решат. У них другие задачи. 

– А в Иркутской области есть чётко расписанная на ближайшую перспективу грамотная программа восстановления сельского хозяйства?

– У нас в прошлом году в три с лишним раза сократились инвестиции в сельское хозяйство. А без вложения нет движения. Конечно, программа в документах присутствует. Называется она «Программа развития сельского хозяйства и поддержки рынков сельскохозяйственного сырья и продовольствия в Иркутской области на 2009–2012 годы». В ней не обозначены ни сроки, ни объекты, ни ответственные лица. Она больше напоминает мне «Протокол о намерениях». Конкретный пример. В прямой эфир, где мы с вами вели беседу, позвонил телезритель и поинтересовался, как сделать так, чтобы перекупщики не задирали цены на иркутских рынках и втридорога не перепродавали продукцию. Даже если он прочтёт «Программу развития…», ответа в ней на свой вопрос не найдёт. И ещё: государством был принят закон, запрещающий продавать сельхозпродукцию более чем с 10-процентной наценкой. Да только он давно не работает. 

– Усольский свинокомплекс каким приоритетам собирается отдавать предпочтение? 

– У нас в хозяйстве коллективная собственность на средства производства. Оплата по труду. И стимулы работают на высокую производительность по полной программе. В первом полугодии мы произвели, переработали и продали по 8,5 тонны мяса и мясных продуктов на каждого работающего. Среднемесячная зарплата у рабочих вышла 24,5 тыс. рублей. Сегодня у нас появились стимулы и для дальнейшего развития собственной торговли. В этом году собираемся открыть свои магазины в Ангарске и в микрорайоне Первомайский в Иркутске. 

– Правильно ли я понял, что без государственного регулирования – пусть не в полном объёме – нам всё-таки не обойтись?

– Вы абсолютно правильно поняли. Тут и за примерами далеко ходить не нужно. Взять хотя бы Китай. А можно и другие страны с рыночной экономикой. 

– Под занавес, Илья Алексеевич, хочу извиниться за то, что не держу слово, данное вам, и выдам одну тайну, о которой вы просили меня никому не говорить. Буквально на днях Илья Алексеевич Сумароков получил диплом лауреата премии имени Алексея Николаевича Косыгина «За большие достижения в решении проблем экономики России». Этот диплом ему вручил президент Российского союза товаропроизводителей Николай Иванович Рыжков.