Думские качели
В воскресенье, 9 июля 1906 года, был поставлен под угрозу выход сразу двух иркутских газет. День выдался необыкновенно жаркий, и масса публики отдыхала на островах и на набережной в тени деревьев. Наборщики «Иркутских губернских ведомостей» Мария Бурмина и Андрей Румянцев прогуливались возле Кузнецовской больницы, когда привезли женщину, утонувшую возле Царь-Девицы. Быстро набежали зеваки, среди которых оказался и приятель Румянцева Иван Грудинин с девушкой Наташей. Показывая в сторону небольшого стружка, он со смехом спрашивал: «А не утонуть ли и нам?».
«Двух наборщиков в долг»
Парень явно бравировал, желая произвести впечатление, но девушки посматривали на него с интересом, особенно огорчила Андрея Маша, с которой у него уже месяц как завязались «отношения». Деланно рассмеявшись, он махнул рукой и пошёл к стружку, увлекая остальных.
С лодки, патрулировавшей вдоль берега, замахали руками – и в самом деле, в стружок тотчас стала набираться вода. Грудинин, забыв браваду, громко позвал на помощь и первым перебрался в лодку к спасателям. Вслед за ним перешла Наташа – и сразу же протянула руку Маше Бурминой. Но в этот момент Румянцев резко оттолкнул лодку: «Сами выберемся!».
Минут пять они с Машей действительно оставались на плаву, но когда подружка Грудинина ещё раз оглянулась, то увидела только ровное, сверкающее на солнце зеркало Ангары… Тело Румянцева унесло к Девичьему институту, а Бурминой – к дому генерал-губернатора.
Кроме наборщиков, утонули ещё трое горожан, и лишь чудом спасся четвёртый – корректор типографии Казанцева, врезавшийся на лодке в понтонный мост. В понедельник он лишь к трём часам дня смог подняться, заставив поволноваться хозяина типографии и редакцию газеты «Восточный край», чей номер оставался невычитанным.
Ещё больший переполох поднялся в губернской типографии, когда пришли посыльные от Румянцевых и Бурминых. Редактор «Иркутских губернских ведомостей» лично ездил в типографию Лейбовича и просил «двух наборщиков в долг».
«Оказалось не соответствующим исторической обстановке дня»
Редактор «Восточного края» Варенцов, перенервничав из-за корректора и не зная, к чему придраться, набросился на подборку сообщений телеграфных агентств на второй полосе:
– Нет, голуби мои, как хотите, а вы нездоровы: Архангельскую губернию мне готовите, ногами в жир поставить хотите! Но я, слава Богу, в уме и на призыв к восстанию не поддамся – телеграммы снять и поставить другие!
Сотрудники возразили, что все сегодняшние сообщения выставлены, а других пока нет, и редактор закрылся у себя в кабинете, что всегда было признаком тихого бешенства. Одним словом, номер «Восточного края» попал в типографию много позже обычного. А газета «Сибирская речь» и вовсе не вышла: три готовые уже полосы пришлось разобрать – «многое оказалось не соответствующим исторической обстановке дня», как потом объяснялось читателям.
Накануне издатель был в театре и во время антракта, прогуливаясь в фойе, услышал чей-то шёпот, что Дума распущена. Невольно переспросил, но в точности никто ничего не знал. На другое утро владелец «Сибирской речи» отправился прямо в «Восточный край» – ждать телеграмм.
В начале девятого передали указ о роспуске думы, а в одиннадцать его перечитывали уже на всех перекрёстках – в совершенной растерянности. Обескуражена оказалась и местная власть: лишь четыре дня спустя губернатор распорядился «ввиду роспуска Государственной Думы всё производство по выборам прекратить». Но маховик, только что раскрутившийся, нельзя было разом остановить: в Балаганске ещё с жаром спорили, кого сделать выборщиком от уездных землевладельцев, по линии железной дороги неслись возмущённые телеграммы, что многие начальники станций до сих пор не доставили списки избирателей…
Досталось сидевшему рядом корректору
Как засвидетельствовала газета «Восточный край», раньше всех на роспуск Думы отреагировали иркутские предприниматели. «Представители местного коммерческого мира обращались к г-ну иркутскому губернатору с просьбой разрешить им собрание для обсуждения роспуска Думы, – сообщалось в номере от 12 июля. – На ближайшие дни губернатор категорически отказал в разрешении, но просил наведаться через несколько дней».
– Верно, не ожидал Моллериус этакой политической ангажированности», – иронизировал Варенцов, подписывая газету в печать. Он и не подозревал, что на другой же день придётся готовить опровержение. «В наше сообщение о том, что иркутский губернатор не разрешил местному купечеству на ближайшее время собрания для обсуждения положения, создавшегося в связи с роспуском Государственной Думы, вкралась существенная неточность, – сообщалось в следующем номере. – Депутация местного коммерческого мира, в которую входили Б.П. Шостакович, Р.Р. Мейер и С.Г. Шишкин, ходатайствовала о собрании для обсуждения мер в отношении железной дороги по более аккуратной и исправной выдаче прибывающих в Иркутск грузов».
Витиеватость изложения показывала нежелание хроникёра признать собственную оплошность, равно как и стремление редактора сохранить пристойную мину. На журфиксе же Варенцов, распекая несчастного корреспондента, так размахивал номером, что два раза приложился ко лбу сидевшего рядом корректора. Фельетонист попробовал пошутить – и весь гнев обрушился на фельетониста!
При спокойном же размышлении Варенцов решил, что это сам он во всём виноват: «Хроникёр, известное дело, брал информацию по телефону и в спешке свёл две темы в одну. Но я-то, читая готовый текст, мог бы и усомниться, сообразить, что не способны господа коммерсанты на столь стремительную метаморфозу. Тем более в Сибири, где о выборах лишь начинают задумываться и даже в мелочах следуют предписаниям из Петербурга».
«Неблагонадёжных устранить»
Что до предписаний, то этим июльским вечером на столе губернатора Моллериуса лежал документ, вполне позволяющий заглянуть в ближайшее будущее. Это было требование министерства внутренних дел представить расклад сил для предстоящих выборов в новую Думу, выявить всех опасных кандидатов и устранить их. Сроки обозначены были общим словом «немедленно».
При чтении министерских бумаг это «немедленно» всегда умиляло Моллериуса – в приложении к здешним «дорогам» и расстояниям оно просто теряло всякий смысл, но в столице всё «кроили и шили» по одной, петербургской, мерке. Восемь лет губернаторства научили Ивана Петровича не огорчаться из-за нелепостей и умело уворачиваться от них. Сегодняшняя бумага оказалась и вообще из простых – у жандармского управления были уже все выкладки по выборам, что же до нежелательных кандидатов, то их в большинстве своём либо выслали, либо арестовали. «Тут мы хоть завтра отрапортуем», – Моллериус непроизвольно улыбнулся.
Другой приятной мыслью была та, что Главное управление по делам печати решило взять частную петербургскую газету «Россия» для подробного разъяснения взглядов и предположений правительства. «Давно пора, а то не только младшим канцеляристам, но и губернаторам не догадаться, что у правительства на уме. Хорошо хоть на этот раз не замедлили сообщить, что с роспуском первой Думы начнутся выборы во вторую!».
Новая миссия инженера Горчакова
На журфиксе в «Восточном крае» обсуждали «Краткий некролог первой Государственной Думе». Радикально настроенная часть редакции утверждала, что все 39 заседаний были сплошной говорильней, но «господа умеренные» не соглашались и резонно перечисляли думские законопроекты – об отмене смертной казни, о гражданском равенстве, о неприкосновенности личности, о свободе совести и свободе собраний, о земельной и судебной реформе…
Радикалы пугали, что роспуск Думы станет сигналом к усилению реакции: «Вот и министр внутренних дел уже требует конфискации всех антиправительственных изданий!». Но их успокаивали: «Такие конфискации проводились всегда!». В поддержку умеренных и редактор зачитал только что поступившее сообщение: «Тобольский губернатор ходатайствует об отмене военного положения». И прибавил:
– А губернатором в Тобольске хорошо знакомый нам Николай Львович Гондатти – весьма и весьма дальновидный господин! И наш новый начальник края, при том, что строг, распорядился не требовать при продаже билетов свидетельства о благонадёжности. Мало того, инспектор министерства путей сообщения инженер Горчаков официально заявил: от карательных экспедиций пострадало много невинных людей и нужно восстановить их в правах. А что такое инженер Горчаков против двух генералов-карателей? – Варенцов медленно обвёл всех взглядом и отвечал на повышенной интонации: – Инженер Горчаков – это голос свободы, и если мы слышим его – значит, Дума работает не напрасно! Да вы посмотрите вокруг: даже и инородцы прониклись думским законопроектом о свободе совести: иркутская консистория завалена прошениями о возвращении к традиционной вере!
– А как же арестованные иркутские гимназисты: им угрожает по восемь лет каторги, и всего лишь за членство в Союзе учащихся?! – не сдавались радикалы.
– После дознания всех гимназистов освободили и даже допустили к экзаменам – верный признак, что не применят каторжную статью! – отмахнулся Варенцов. – В худшем случае дело ограничится недолгой высылкой – до отмены военного положения.
Жалить разрешено!
Но самым важным свидетельством думского эха стала июльская хроника зарождения новой печати, любовно составленная одним из сотрудников. В самом деле: 15 июля иркутский губернатор Иван Петрович Моллериус выдал свидетельство на издание сатирического журнала «Жало». В Верхнеудинске открылась газета «Байкальская волна», обещающая «служить тем идеям, за достижение которых трудящиеся массы на всём пространстве России ведут с отживающим режимом гигантскую борьбу». В том же Верхнеудинске появилось «Сибирское слово», пожелавшее «разобраться в жгучих вопросах, выдвинутых обновляющейся русской жизнью».
Для губернатора же Моллериуса самым жгучим вопросом, увы, не выдвигаемым ни одной из газет, оставалось нежелание обывателя следовать здравому смыслу и хоть немного брать ответственность на себя. Вот, казалось бы, осталась от постоя войск современная баня-прачечная, способная пропустить полторы тысячи человек в день да ещё и вручить каждому на выходе его выстиранное и починенное бельё. Но построили баню местными силами и явно не для себя: на вентиляции «сэкономили», трубы взяли, какие пришлось, – вот и вышло, что трёхдюймовое отверстие барабана «вставляется» в двухдюймовый сток. Страдают и те, кто моет, и те, что моются. При этом все ждут чуда со стороны – от заезжего фокусника, нового начальника края, от Государственной Думы, наконец. А кто-то мечтает уже взлететь на высоких качелях революции. Обманчивая мечта, но пленяет всё больше, и кажется, что жандармам за нею не уследить…
В середине июля один из иркутских перлюстраторов, вскрыв два конверта, спутал их содержимое – в результате редакция одной газеты узнала семейные тайны обывателя Ф., а тот первым прочёл «Уездные тайны».
Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой работы и библиографии областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского
