Пить не брошу
Пока я писала эту статью, выпила четыре кружки чая. Чай – самая безобидная и красивая из человеческих маний. Напиток, бережно упакованный в серебряную бумагу культуры. Листаю «Чайный словарь». Да, представьте, есть и такой. Полторы тысячи слов. Полторы тысячи! И все посвящены только чаю. Уверяю, обывателю нет никакой практической пользы в словосочетании «агония чайного листа». Но как это волшебно звучит! До конца этого года в городе будет открыт музей чая. Он разместится в доме-памятнике рядом с музеем городского быта, филиалом музея истории Иркутска.
На верблюде за цибиком
«Замыслы создать в Иркутске музей чая появились давно, – рассказывает старший научный сотрудник музея истории Иркутска Вера Акулова. – И вот наконец этот проект начинает приобретать реальные черты. Рядом со зданием нашего филиала – музеем городского быта сейчас проходит реставрация памятника – деревянного дома 19 века. Если всё пойдёт хорошо, то в декабре 2010 года мы уже сумеем смонтировать на одном из его этажей чайную экспозицию». Какой она будет, пока известно только самим музейным работникам.
Домашняя ленивая привычка пить чай – это, как оказалось, отличный повод для раскрутки туристического бренда. В новой экспозиции музея будет раздел, посвящённый современным чаеторговцам и проекту «Чайный путь». Зимой этого года несколько туркомпаний Иркутска и Бурятии осуществили проект «Зимний чайный караван», когда за три дня туристы преодолели 400 км по Республике Бурятия по следам Великого чайного пути, чтобы в конце получить «цибик» – так называли в 18-19 веке ящик с байховым чаем.
Два века назад чай, чтобы попасть на стол иркутского купца, должен был проехать четыре тысячи вёрст из Китая до Юго-Восточной Сибири. При скоростях 18 века – четыре, а то и пять месяцев пути. С 18 века по середину 19-го путь в Сибирь шёл через Кяхту, единственный таможенный пункт на русско-китайской границе. «Кяхтинский музей чая богатый, интереснейший, с образцами посуды чая и упаковок 19 века», – говорит Вера Акулова. Ещё бы – город до середины 19 века процветал на «чайных» караванах. «В Кяхте, как слышно, меновая торговля наша с китайцами была не дурна, – писали в декабре 1857 года «Иркутские губернские ведомости». – Жаль только, что она не имела влияния на цены чая в Иркутске, которые нисколько не понизились. Между тем в течение августа, сентября и октября мес. отправлено из Кяхты в Москву 40,000 мест байховаго чая и 20,000 мест кирпичнаго чая. Вывоз по громадности своей в короткое время, небывалый».
Фунт чаю байхового, согласно тем же «Ведомостям», в середине 19 века стоил 2 рубля 25 копеек. Для сравнения: рубаха красного французского ситца оценивалась в 2 рубля 20 копеек.
Впрочем, пройдёт только пять лет, и «золотой век» Кяхты закончится – чай станут возить морем через Европу, что было для Европы дешевле. А после открытия Суэцкого канала в 1869 году – ещё выгоднее. Но сибиряки из-за дешевизны по-прежнему покупали чай в Кяхте. Таможенный пост в 1861 году был перенесён из Кяхты в Иркутск, так оказалось проще бороться с контрабандой чая. Иркутское купечество делало на чае капиталы. Летописец Нит Романов писал, что в 1882 году оптовые лавки Иркутска, торговавшие чаем и сахаром, имели годовую продажу в 960 тысяч рублей! Третий по величине оборот среди всех торговых лавок. Ещё в 1857 году магазин китайских товаров купца Ефимова в доме Травулинского, близ католической церкви, «постоянно имел в совершенстве требуемые чаи». «Магазин открыл прямое и непосредственное сношение с торговыми домами в Кяхте, – писал купец. – Имеет чрез это полную возможность предложить выбор чая из лучших китайских фамилий». Чайная фирма Хаминова и Родионова, основанная в 1863 году, уже владела чайными плантациями близ Ханькоу. А когда эту фирму купил купец Павел Пономарёв, то сам и построил в Китае заводик по производству плиточного чая. В 1895 году в Иркутске было пятнадцать магазинов, которые исключительно специализировались на чае и товарах к нему. Пестеревская и Баснинская улицы были все в рекламе чайных магазинов. И никто не разорялся: чай пить желали все – и крестьяне, и рабочие (через рюмочку) и купцы (с китайским леденцом).
Традиция «бодяжить»
После первой чашки от сибирской хозяйки в 18–19 веке вообще нельзя было уйти. Отказываться от продолжения чаепития можно и нужно было, но не пить вторую и третью чашку – категорически нельзя. Распространён был способ пития «с полотенцем», чтобы можно было утирать пот. Скромная крестьянская семья тратила в конце 19 века на чай 1,5% своего годового бюджета, не считая «чайных» принадлежностей – чашек, самоваров. Самовары вообще «копили» в зажиточных семьях по десятку штук. Иркутяне очень любили пить чай «в живописных местах». «В 2-х или 3-х верстах от города Ушаковка очень капризно и живописно извивается между покрытыми молодыми лесами берегами, – черкнул в газету строку один иркутский житель, живший в середине 19 века. – Туда люди выезжали сразу с самоварами – чай пить. Причём кучера с завистью смотрели на своих господ и с нетерпением ожидали минуты, когда чайник перейдёт в их владение».
А беднота, когда чая не было, пила «бадан». Вот мой папа очень любит чифирь – крепкий, «тюремный» чай. А ведь тюремные традиции «бодяжить» чаи – совсем не новость. «Чифирь» иногда сравнивают со словом «чагир». А по Далю это – «чагирский чай», или бадан. Его любили пить в Иркутской губернии бедные, когда настоящего чая не было. А китайцы ещё с 18 века баловались суррогатами чаёв, составленные из каких-то трав, и продавали их под видом настоящего чая. Хорошие сорта чая перемешивали с плохими, пересыпали травой, подкрашивали. Забавно, что в 80-е годы по Иркутску ходила байка, что индийский чай второго сорта от «чаеразвески» намного лучше, чем индийский первого. Первый якобы «бодяжили». Поэтому получалось, что второй сорт «настоящий индийский», а вот его более высокий собрат – нет. А уж сколько баек было «про грузин» в 90-е, которые продавали «спитой» чай, аккуратно упакованный в новые пачки.
В 18–19 веке вопрос решался просто. Когда ящики с чаем сгружали в Кяхте, к ним тут же подбегал «савошник», человек с полым ломиком – «савкой». Сильный удар – чайный ящик пробит, горстка чая извлечена. Пробуют на вкус и цвет – нет ли обмана. А уж после пробитый цибик отдавали ширильнику, тот зашивал ящик в кусок кожи, или ширу. На упаковке ставили инициалы владельца и тип чая. И цибики уезжали по ярмаркам.
«Щасливый слон»
Чай для меня – не вкус. Да я, собственно, и не отличу какой-нибудь цейлонский от индийского. Моя история чая – это упаковка. Я с детства помню это ощущение, когда мама распаковывает кубик грузинского 2 сорта, отдаёт мне пустую коробочку. Ты нюхаешь её, а она пахнет чаем. Два-три движения, и эта розовая шершавая упаковка разворачивается в лист серебряной бумаги. Из него на Новый год появлялись серебряные снежинки, птицы, шарики. Вот это и был мой чай. Поэтому я хорошо понимаю людей, для которых слова «цибик», «грузинский №36», «Щасливый слон» – это больше чем чай.
Вот вы задумывались, отчего в России байховый чай зовут байховым? В «Чайном словаре» записано: «бай хуа» – белый цветок, так китайцы называли едва распустившиеся почки чайного листа, имевший светлый окрас. В Китае даже есть чай «Бай Хао Инь Чжень» – самого высокого сорта, сделанный исключительно из почек. Какое отношение он имеет к нашему чёрному чаю? Просто в 19 веке «байховым» в России называли весь чай, который ввозился сюда россыпью. В противовес «кирпичному», который продавался прессованными кусками. Байховые чаи по 50–60 фунтов чистого веса паковали в цибики – деревянные ящики, оплетённые камышом. Откуда пошло это название, неизвестно. Но оно очень похоже на «цубаки». Так в Японии называли не только цветы знаменитой камелии, но и масло семян чайного дерева, которым раньше пропитывали ящики для чая.
Я действительно не помню, что был в СССР, оказывается, «Грузинский чай с шиповником». «Это концентрат чая в бутылочках», – улыбается Вера Акулова. Когда в 1993 году Иркутская чаеразвесочная фабрика перестала существовать, её музей три года находился без присмотра, говорит она. Точно теперь никто не знает, вероятно, часть коллекции, особенно образцы 19 века, просто растащили. «Но всё же в музее при чаеразвесочной фабрике на тот момент оставалась солидная часть экспонатов, – говорит Вера Акулова. – В основном это фотографии, документы, образцы чая и упаковок.
Причём сохранились образцы чая и упаковок не одной только иркутской чаеразвески, но и других подобных фабрик Советского Союза. Уже набралось около тысячи экспонатов. Во всяком случае, на 70 квадратах, которые нам отведены, есть что показать». Вот, к примеру, коробка от индийского чая «Щасливый слон» или стеклянная банка от «лимонного чая», от компании Coca Cola в Хьюстоне. «У нас хранится, к примеру, пачка грузинского чая №36, самого ходового чая в Иркутске, – говорит Вера Акулова. – Есть чаи и упаковки, которые чаеразвеска в своё время выпускала к праздникам и юбилеям. К примеру, чай «60 лет Иркутской чаеразвесочной фабрике». Экспонат знаковый, потому что, отпраздновав этот юбилей, фабрика закрылась. Или вот чай краснодарский высшего сорта. На упаковке – рисунки самоваров, чайных полей и девушки с чайником». Со своей уникальной упаковкой вышел чай к 300-летию Иркутска, в коллекции имеется плиточный грузинский чай «Да здравствует 1 Мая!», чай «Иркутский острог в 17 веке» и чай «С Новым годом», и даже ассорти из шести пачек в подарочной упаковке. Но всё это мы увидим только в декабре.
Самое удивительное, что этот тонизирующий напиток в каждой стране да и в каждой голове слагает свою культуру. Что, собственно, этой самой головой необъяснимо. Чтобы выпить утром чая, вовсе не нужно изобретать сотни сортов, хитроумную и роскошную упаковку, церемонии. Не нужно устраивать, в конце концов, музеи чая. Но в Иркутске такой музей будет. И это здорово. Пойду ещё налью кружечку.
При подготовке текста использовалась статья о чае директора музея истории Иркутска И. Терновой
