Это необычный для «Свидетелей войны» текст. Его героя нет в живых уже 27 лет. Но дочь, Людмила Петровна Шиман, согласилась рассказать нам об отце, Петре Маценко. Будь её дедушка, ротный фельдшер Донского казачьего войска Александр Маценко, чуть уравновешеннее и не ударь он царского офицера по лицу, не сослали бы его Сибирь. И не было бы всей этой истории. О хирурге Петре Маценко. 

Так и не преодолев тягу к спиртному, фельдшер Александр Маценко тихо скончался в начале 20 века в Тулуне. Его жена осталась с пятью детьми, младшим был Петя. В будущем – главный хирург Иркутской области. В своих биографиях он всегда указывал: «место рождения – Тулун». На самом деле мать родила его в 1899 году на одной из маленьких станций в Слюдянском районе. По дороге на очередную работу мужа.

Дверные ручки для привязывания больных

Окончив два курса рабфака в Иркутске, Пётр Маценко стал студентом медуниверситета. Ему повезло – он учился у легендарных профессоров. К примеру, в то время в Иркутске работал Владимир Левит, в 1942 году – заместитель главного хирурга Советской Армии. Только Пётр Александрович окончил институт – и сразу путёвка в Нижнеилимский район. Тогда, в 1927 году, уровень оснащения районных больниц был чуть лучше, чем до революции. В своей книжке «Записки хирурга» Маценко очень остроумно описывает, как проходило тогда лечение. Фельдшера не скупились на эпитеты, называли своих подопечных «медведями» и «неповоротливыми коровами». На пакетиках с микстурами надписи: ПОБ – порошки от брюха, ПОГ – от головы и ПОП – от поноса. А вот в Нижнеилимской больнице в 1927 году не было даже операционного стола. 

Как-то будущий главврач Усольского курорта Алексей Васильев вёз в Нижнеилимскую больницу молоденькую выпускницу фельдшерско-акушерской школы Галину Павловскую. Вдруг на лесной дороге послышалась песня, и навстречу на лошади выехал Пётр Александрович. «Везу тебе помощницу и невесту», – крикнул Васильев. Он оказался прав – Галина и Пётр полюбили друг друга, поженились и прожили около 50 лет. К 1941 году Маценко уже успел два года проучиться в Томске и предотвратить эпидемию тифа в Тайшете (там врача чуть не задушил потерявший разум в тифозной горячке пациент), выиграть конкурс на должность ассистента на кафедре госпитальной хирургии медуниверситета в Иркутске, защитить кандидатскую, собрать материал на докторскую. А Галина родила ему двух девочек. 

«В нашем доме никогда не закрывались двери, хирурги шли и шли, – рассказывает дочь. –  Что-то обсуждают с отцом, спорят, закроются в его кабинете и разбирают случаи… А мама их чаем поит, она пирожки делала очень хорошие». В доме стояло шредеровское пианино, на котором Пётр Александрович научился играть сам. «Слухач был хороший, на слух играл Лунную сонату Бетховена, – рассказывает дочь. – Отлично владел гитарой, мандолиной, домброй, балалайкой. Сочинял стихи, сказки. Самородок, что сказать, очень необычный человек».  

«Юшку выпивала, а галушки – нам»

Лето 1941-го они встретили на курорте в Усолье. Родители там работали. «Когда объявили о войне, всех собрали на площади у репродуктора. Закончил говорить Молотов, и ровно через 15 минут отец уже шёл с рюкзаком на вокзал – на призыв в военкомат», – рассказывает дочь. Но в Иркутске Маценко узнал – на фронт его не возьмут. Врач его класса нужен был в тылу. В декабре 1941 года, когда в Иркутск поступили первые партии раненых из-под Москвы, он был ведущим хирургом одного из городских госпиталей. А потом в 1942 году уехал в Нижнеудинск, став главным военным хирургом эвакогоспиталя № 2724. Краеведы Нижнеудинска разыскали людей, которые работали в этом госпитале. «Мы их (раненых. – Авт.) мыли, как маленьких, переодевали в чистое бельё и разносили по палатам», – вспоминает Екатерина Панченко, служившая прачкой. Весь персонал сдавал кровь раненым. «Встречать санитарные поезда выходил весь город. Сколько стонов! Сколько слёз! На территории школы № 9 находились свалка и маленький крематорий. Сюда из госпиталя выносили всякий мусор, часто выбрасывали ампутированные руки, ноги…», – вспоминает Лариса Денисенко. «Отец меня несколько раз брал к себе, я видела, как подходили потоком  машины с ранеными, как санитарки их разгружали, – вспоминает Людмила Петровна. – Помню, часто его по ночам не бывало. Приходил домой с работы под утро, падал замертво на постели». 

В это время Галина Маценко поступила в медуниверситет. Довольствие у студентов было мизерным. «Маме очень трудно приходилось – Вера была совсем маленькая, а мне всего девять, – говорит Людмила Петровна. – Мама питалась в студенческой столовой напротив кинотеатра «Гигант», на первом этаже ресторана «Арктика». Кормили их одним и тем же блюдом – галушками на воде. Юшку мама выпивала, а галушки несла нам с сестрой. Летом мы ходили собирать крапиву на Иерусалимском кладбище, да где придётся. Мыли очистки картофельные, крутили на мясорубке и делали из них драники». Их сосед, музыкальный работник, тайком ловил собак, чтобы не умереть с голоду. В конце концов и жена его, и сам он скончались от недоедания. А девочки страшно радовались, когда отцу удавалось прислать из Нижнеудинска посылку с едой. «Помню, молоко даже присылал, – говорит Людмила Петровна. – Такое счастье!».

«Пётр Саныч, я спать хочу!»

А в 1944-м майор медицинской службы Маценко получил телеграмму с приказом – следовать на Восточный фронт. Он отправился в ПЭП – передвижной госпиталь на маньчжурской ветке вблизи колхоза «Дасатуй». Теперь его должность звучала так: «Главный военный хирург Восточного фронта». Когда начались сражения, госпиталь стал передвигаться к границе и, наконец, встал в 20 км от города Хайлар. К этому моменту местный медсанбат уже был переполнен ранеными. «Ночью мы видели вспышки огня из орудийных стволов, – вспоминал Маценко. – Грохотали дальнобойные орудия… Боевая обстановка сложилась так, что мы находились в зоне артиллерийского обстрела. Кроме нашего, других госпиталей поблизости не было». Персонала не хватало – в палаточном госпитале было два хирурга, два терапевта и несколько медсестёр. Госпиталь был рассчитан максимум на 300 человек, а в первые сутки поступило уже 500. Маценко делал самые сложные операции – на животе (через многие годы за фундаментальный труд «Острый живот» Пётр Маценко получит диплом 1 степени Минздрава РСФСР). Работали в паре – как только Пётр Александрович завершал самые сложные манипуляции, тут же уходил к другому столу, а помощник завершал операцию. 

Семья Маценко накануне войны (фото из архива семьи Маценко)

Первые трое суток врачи-хирурги практически не спали. Приходилось работать с краткими перерывами по 48 часов. «Папа рассказывал, что за двое суток ни разу не прилёг», – вспоминает Людмила Петровна. Оперировали при 30-линейной керосиновой лампе, электрического движка не было. «В короткие перерывы я выходил из палатки на воздух, подзывал санитара, и тот с ведром воды спешил ко мне, чтобы полить голову», – писал Пётр Александрович в своей книге «Записки хирурга». Двое суток это помогало, но на третьи врач так обессилел, что забылся во время операции: «Мне показалось, что я нахожусь далеко на западе, в квартире, где всё так чисто и прибрано, и сам я сплю в постели, ощущая её чистоту и тепло…». Он проснулся от того, что помощник дёргал его за рукав. Слава Богу, что он не уронил инструменты, – операция была одной из самых сложных, на кишечник. 

Второй госпиталь где-то опаздывал, а у Маценко скопилось уже более тысячи раненых. Они лежали на носилках, просто на соломенном полу, прямо на улице – в палатках места не было. «Отец вспоминал: вдруг куда-то пропала медсестра. И не возвращается. А на столе раненый. Выглядывает на улицу – а она между палатками упала и спит. «Я её схватил, встряхнул, кричу: «Если ты сейчас не поднимешься, видишь пистолет, я тебя расстреляю!». Она плачет: «Пётр Саныч, не могу уже, я спать хочу!». – «Вставай сейчас же!». И чуть ли не под дулом пистолета увёл её к операционному столу», – говорит Людмила Петровна. Он сам вспоминал, как подошёл к спящей женщине-врачу. Она кинулась на колени с криком: «Не губите!». В бреду ей показалось, что пришли японцы. «Мы здесь, в Иркутске, знали, что японцы совершали вылазки и резали целые палатки в наших госпиталях, – рассказывает Людмила Петровна. – Врач с нашего мединститута там так и погибла – зарезали вместе с больными. Мама день и ночь сидела: «Господи, хоть бы жив, хоть бы жив!». Подмога пробилась к ним лишь на пятые сутки. Пётр Маценко пробыл на войне только два месяца. Но ему дали орден Красной Звезды. За эти 60 дней он сделал более пяти тысяч операций. Если работать сутки без перерыва, то по 3-4 операции в час. 

– А День Победы – какой это был праздник! Мы, пионеры, сшили из галстуков огромные красные флаги и вывесили на улице. Вся улица Борцов революции была во флагах, – говорит Людмила Петровна. – Мы, дети, очень ждали отца. Насмотрелись на улице, как люди возвращаются. Особенно с Западного фронта – кто-то даже мебель и коров трофейных вёз, прямо в вагонах. А тут наш папаня приехал, отворяются ворота, въезжает грузовик, закрытый брезентом. Мы кинулись: что он такое носит? А это полный грузовик бумаги. Полтонны! Маме подарил старую козлиную дошку и купон на халат. Да чайничек для уксуса с отбитым носиком. Вот и все его трофеи. Отец был очень «писучий». Вот на этих листах, где на одной стороне были японские иероглифы, он и написал свои основные монографии и книги. Каждый день в четыре-пять утра он начинал печатать на машинке «Ундервуд». Мы стонали: «Папа, ну зачем так рано? Хоть бы на час позже…». Он сердился: «Некогда мне, некогда!». Сейчас этот «Ундервуд» хранится в музее истории Иркутска. 

23 года он проработал главным хирургом Иркутской области. Человек не без юмора, Пётр Маценко сравнивал свою «участь» с положением Фигаро – слуги нескольких господ. У него учились многие иркутские врачи, например, профессор, известный детский хирург Всеволод Урусов. «Отец после войны не вылезал из командировок – всю Иркутскую область объездил. Он очень простой был – рюкзак на плечо, кепочку поправил – и поехал. Его уже везде знали, даже знали его привычки. Медсёстры знали, что он любит жареную картошку, и к его приезду жарили. Летом он читал лекции и консультировал в северных районах. А на обратном пути на лодке сплавлялись с помощником. Один на одной стороне с удочкой сидит, другой – на другой. Тайменя ловили». Его жену, Галину Маценко, очень любили пациенты. Ей было далеко за 70, когда она оставила работу в поликлинике № 3. Больные написали письмо, прося вернуть любимого врача. Галины Маценко не стало в 1981 году, Пётр Александрович пережил её на два года. 

Его старшая дочка Людмила Петровна – юрист, советник юстиции. Муж и сын – старшие советники. Внук Петра Маценко, Пётр Шиман, – прокурор Слюдянского района. «Внучка у меня учится на юридическом факультете, так что тоже, наверное, будет династия юристов», – говорит Людмила Петровна. А линию врачей продолжила Вера Маценко. Врач высшей категории, несколько десятков лет она работала главой кафедры глазных болезней факультетских клиник ИГМУ. 

1927 год. Молоденький врач Нижнеилимской больницы Пётр Маценко ещё не знает, что через 11 лет у него родится дочка, которая будет лечить людям глаза. Он  трясущимися руками снимает повязку с глаз старика… Только бы операция была успешной. Старик открывает глаза и удивлённо моргает. Впервые за многие годы его глаза видят. «Я был вне себя от радости, – сказал тогда Пётр Маценко. – Чего мне хотелось, так это того, чтобы так было всегда». 

В статье использованы данные из материала В. ХАРЛАМОВА «Без мифов и легенд»