Начало пути

– Леонид Михайлович, вы пришли на станцию со школьной скамьи. Тогда 18-летнему юноше думалось, что когда-нибудь он станет во главе первой электростанции Иркутской области?

– Что вы, боже упаси. В марте 1953 года я пришёл работать слесарем на иркутскую ЦЭС и впервые столкнулся со своим прямым начальником – мастером цеха. Для меня это было что-то очень высокое, такое недосягаемое, недоступное даже. Мастер, думал я, так много знает, так подготовлен. Его должность казалась мне вершиной профессионального мастерства. Однако природная тяга к знаниям помогла преодолеть внутренний барьер, и вскоре я принял решение поступать в техникум: «Он же смертный, он же как-то познал это. Почему бы мне не попробовать?». В 1956-м поступил на вечернее отделение авиационного техникума на специальность «автоматизация производства». Учился и работал с большим желанием и интересом. Видимо, это сыграло свою роль, и ещё до окончания техникума меня назначили на должность мастера. Это первое назначение вызвало у меня смешанные чувства – одновременно и шок, и радость, и гордость. 

Окончив техникум и пройдя армейскую школу, я ещё больше почувствовал, что мне  нужны знания – глубокие, теоретические и практические, способные дать ответы на самые сложные производственные вопросы. И я  поступил на вечернее отделение в политехнический институт, на энергетический факультет. 

– После окончания института ваше продвижение по службе продолжилось?

– Да, в 1970 году, при объединении котельного и турбинного цехов, меня назначили заместителем начальника созданного котлотурбинного цеха. К тому времени я уже получил диплом. Надо сказать, что тогда среднетехническое и высшее образование было большой редкостью. Из  полутора тысяч человек, работающих на станции, среднее и высшее образование было лишь примерно у 30–40 сотрудников. Остальные окончили только школу, многие – всего несколько классов. 

Под началом двух бывших руководителей объединённых цехов – Виктора Матвеевича Афанасьева и Иннокентия Петровича Полномоченого – я работал заместителем начальника цеха примерно два года. Причём у них тоже не было специального образования – оба были самоучками. Но, несмотря на это, они были высококлассными специалистами. При ремонте или монтаже турбин я поражался их знаниям – они доходили до всего своим умом на практике. Через некоторое время меня назначили начальником  котлотурбинного цеха, и мои руководители теперь уже стали моими «замами». Конечно, к  тому времени оба были уже в возрасте, да и годы тяжёлого труда в довоенное и военное время наложили отпечаток. 

Семейное наследие

– Леонид Михайлович, вы говорите, что не многие имели в то время высшее  образование. Откуда в вас была такая тяга к знаниям?  

– Скорее всего, это семейное. Хотя моя семья и имеет крестьянские корни, но все – бабушка, дед, их дети – отличались трудолюбием, сильным характером и стремлением достичь чего-то в жизни. В 20-х годах, будучи зажиточными крестьянами – а крестьянский труд никогда не был лёгким, – они попали под «пресс» репрессий и были раскулачены. 

Всю семью из родного гнезда раскидали по разным уголкам России. Дедушку выслали в Бодайбинский район, дядья по маминой линии  попали под Хабаровск, мама с бабушкой оказались в Заларинском районе. Некоторое время мама жила на севере Бурятии, там она познакомилась с моим будущим отцом. Тогда он занимал должность в одном из районных комитетов партии. Но его не испугали возможные сложности с карьерой, и отец женился на бывшей кулачке. Вместе они приехали в Иркутск, где в 1934 году родился я, а позже и мой брат. В эти годы уже поутихли страсти с коллективизацией, и вся наша семья собралась  в Иркутске. Но это воссоединение, к сожалению, не принесло нам счастья. 

Как-то, возвращаясь с работы, мои дядья, которые всегда чтили и соблюдали православные традиции,  подали милостыню нищему и вдруг узнали в нём бывшего председателя коммуны, который когда-то их раскулачивал. «Нищий» их тоже узнал, и эта встреча стала роковой. Не смог простить бывший председатель односельчанам, что все они, пережив трудности, вновь поднялись на ноги – один дядя окончил техникум и работал на телеграфе, второй – на одном из предприятий Иркутска. В ту же ночь по доносу обоих братьев забрали, и больше их никто не видел. Уже после войны до нас дошли вести, что они были не расстреляны, а отправлены в ссылку, где погибли в лагерях. В 1958 году оба моих дяди были реабилитированы как невинно осуждённые. Поэтому для мамы и бабушки мой карьерный рост был ещё знаком, что фатальные времена для нашей семьи закончились. 

– Они поддерживали ваши профессиональные стремления?

– Они очень радовались моим успехам. И конечно, моё становление не обходилось без материнского наставления. Знаете, мама, Клавдия Фёдоровна, сыграла в моей жизни огромную роль. Её житейская мудрость, умение вникать в нужды людей, заботиться и сострадать не могли не отразиться и на моём характере. Кроме этого она была очень религиозна. Хотя я, как практически всё моё поколение, не был привязан к религии, но очень уважал её религиозные взгляды. Они не противоречили общечеловеческим нормам, напротив, учили быть терпимыми, сохранять душевное отношение к людям. И ещё всю жизнь она трудилась. Помню, когда ей было уже далеко за 80, она с удовольствием копала на даче грядки, а на предложения помочь ей бойко отвечала: «Что ты, сынок! Разве я заболела? Пойдём лучше чайку вместе попьём». Вот такой человек была моя мама. Позже, когда в моей жизни были очень трудные времена и я остался вдовцом с двумя сыновьями, младшему из которых едва исполнилось 12, она все свои силы отдала нам – поддерживала меня морально, помогала в воспитании внуков. Каждое моё назначение, вплоть до должности директора, она воспринимала  с совершенно особенной материнской гордостью и уважением. 

– Леонид Михайлович, в какой  момент пришло осознание того, что вы можете и должны двигаться вперёд?

– Будучи начальником цеха, я почувствовал внутреннюю уверенность, всю мощь, если хотите, перспективу. Естественно, я старался. Но мне это было ещё и безумно интересно. Это было моё. Уже тогда мне неоднократно предлагали различные должности как в энергосистеме, так и в других организациях. Приглашали даже на преподавательскую работу, но я отказывался. Считал, что невозможно совмещать преподавательскую деятельность и  полноценно участвовать в производственном процессе. Поэтому неизменно делал свой выбор в пользу ТЭЦ-2 и никогда об этом не жалел. В 1986 году я стал главным инженером станции, а в 1998-м возглавил её. Работа занимала большую часть моей жизни. Да, энергетика – это тяжёлый хлеб. Будучи руководителем, днём и ночью ты должен быть в курсе всего, что происходит на производстве, и понятие «выходной» становится очень условным. Кроме того, твоя ответственность должна распространяться и на людей. Ведь главное в энергетике – всё же люди, которые руководят сложным  процессом выработки электроэнергии и тепла.

– Это как-то меняло ваш характер  со временем?

– Конечно, каждое карьерное повышение расширяет круг твоих знаний и обязанностей. Если ты мастер – в твоём подчинении небольшой коллектив, часть оборудования, если ты главный инженер – сфера твоих полномочий выходит за рамки предприятия на уровень города. Растёт социальная ответственность перед городом, перед промышленностью, перед людьми. Это формирует тебя и как личность. Здесь важно не поддаться искушению, какое преследует каждого человека, и, меняясь, остаться всё же самим собой, не превратиться в бюрократа. 

– А кого вы считаете своими учителями на производстве?

– Во все времена, сколько я себя помню, на ТЭЦ-2 работали замечательные люди. Сразу после войны директором станции был Аркадий Никифорович Яковук. Замечательный, мудрый руководитель, душевный человек, он был для меня примером и образцом. Учил нас, молодых рабочих, не только профессии, но и «уму-разуму». Позже, после моего возвращения из армии, директором был Виктор Иванович Осауленко – бывший морской офицер, железный человек. Дисциплина, порядочность, честность – вот те черты, которые его отличали. Офицерское «честь имею» – это тоже про него. Я много с ним общался, именно он «позвал» меня в партию. Благодарен я и Александру Тимофеевичу Репину. Именно он, будучи директором ТЭЦ, дорастил меня до главного инженера. 

Да и сама жизнь на станции очень многое значила. Жили мы весело, интересно, всегда чем-то занимались – спортом, самодеятельностью. Причём это поощрялось руководством станции. Почти на каждые выходные мы выезжали на базы отдыха, летом всем цехом ездили за ягодами, грибами. А чего стоили поездки в колхозы «на картошку». Ехали всем коллективом станции, это тысяча человек. Для нас такие поездки были не трудовой повинностью, а прекрасным отдыхом: пока копаем – песни поём, шутим, смеёмся, картошку на костре жарим-варим. Это объединяло и сплачивало, мы все знали друг друга и чувствовали себя одной большой семьёй. Сейчас многие из традиций того времени бесследно исчезли. Если вы здороваетесь с соседом по лестничной клетке и знаете, как его зовут, считается, что у вас хорошие отношения. А в то время между нами было настоящее общение. 

Это как первый полёт в космос

– Леонид Михайлович, наверняка у вас в памяти остались какие-то особенные случаи  из производства?

– Тогда каждый день на производстве был особенным. Мы же были единственной станцией на всю Иркутскую область. Вот и представьте, какую ответственность это накладывало на нас. Во всех городах шёл интенсивный рост промышленности, и существующих мощностей не хватало. Иркутская ГЭС только начала строиться, запуск Братской и Усть-Илимской ГЭС был ещё далеко впереди. Поэтому вывод в ремонт, к примеру, одного из котлов или турбины был целым событием. Конечно, нормативные сроки ремонта тогда составляли месяц, но сделать его мы должны были максимум за неделю – по тем временам и этот срок считался очень большим. И вот создавалась ремонтная бригада, мы «на котле» жили, тут же ели, спали, передавая смену товарищам, а проснувшись, снова принимались за работу. Все мы понимали, что делаем исключительно важное дело. Общая мощность станции в те годы составляла около 16 МВт, и вывести одну из турбин в ремонт означало оставить без электроэнергии шестую часть жителей Иркутска. Позже, когда построили другие гидро- и электростанции, стало заметно проще.

– Да, нести на себе всю нагрузку по выработке электроэнергии очень ответственно. Как вы восприняли ввод новых энергетических объектов?

– То время, я считаю, было совершенно уникальным для страны. Судите сами – в 50-е годы в Иркутске не было ни автобусов, ни троллейбусов. Если по Ланинской улице (ныне Декабрьских событий) проезжал автомобиль, мы, мальчишки послевоенных лет, с восторгом бежали на это смотреть – полуторки, трёхтонки, а если «Студебеккер», детским восторгам не было предела. Вот и представьте, что тогда значило строительство Иркутской  ГЭС, перекрытие Ангары. Это было сравнимо, пожалуй, только с полётом в космос первого космонавта. Значимость была огромная, мы все были под впечатлением, специально приходили смотреть, как перекрывали Ангару. Конечно, надо отдать должное средствам массовой информации того времени. Да, все они работали на идеологию, информация имела очень чёткие, однозначные цели. Но это было абсолютно обоснованно. Нас это вдохновляло, побуждало к достойным делам, самоотверженному труду на грани подвига. Сейчас, возможно, это звучит как лозунги, в то время это было нашей каждодневной действительностью. 

– Леонид Михайлович, когда вы стали директором, изменились как-то отношения с коллегами? 

– Отношения, по сути, были уже выстроены. И ничто изменить их было не в силах – ни моя высокая должность, ни то, что они становились подчинёнными, ни другие факторы. И во многом этому способствовала очень дружественная атмосфера на станции, которая сложилась за много лет. Помню, в 1970-е годы работал на ТЭЦ-2 главный инженер Владимир Эдуардович Звайгзне. Кроме того, что он был настоящим профессионалом своего дела, грамотным энергетиком, мудрым руководителем, он был настоящим фанатом спорта, возглавлял федерацию волейбола. И сумел сплотить коллектив нашей станции, пропагандируя здоровый образ жизни, вовлёк всех нас в спорт. Это было нашей традицией – практически все руководители ТЭЦ активно занимались спортом на одной площадке с подчинёнными, и тут уже, кто выше, кто ниже должностью, не имеет значения – в спорте все равны. Считаю, что если ты спортсмен, то ты по всем параметрам особый человек – волевой, сильный, организованный. Ведь что такое спорт? Это когда через силу, порой боль ты должен идти к своим личным достижениям, каждодневно преодолевая себя. А умея проигрывать в спорте, ты легче переносишь трудности и в жизни. Я до сих пор активно занимаюсь спортом – волейболом, настольным теннисом, бегом.

Кроме того, никогда не воспринимал замечания коллег с обидой. Уже когда был директором, случалось не раз, что начальник отдела по работе ТБ и эксплуатации Клавдия Дмитриевна Куклина, очень грамотная и мудрая женщина, после совещания подойдёт ко мне и деликатно скажет: «Леонид Михайлович, и всё же правильно звучит не «дОговор», а «договОр». Я, как технарь, мог допустить некоторые неточности в произношении, но всегда принимал её замечания с благодарностью, обещая поправить грамматику. 

А может, мне просто везло, и на моём жизненном пути всегда попадались очень хорошие люди – интересные, увлечённые, преданные своему делу, энергетике.

Русскому человеку без поэзии не прожить

– Леонид Михайлович, занимая руководящие должности на производстве, воспитывая сыновей, имели ли вы время на личные увлечения? 

– Всегда очень любил поэзию. В 60–70-е годы подписывался на издание «Всемирная литература». А сколько отстоял очередей в книжном магазине, чтобы приобрести редкие в то время издания. Мало того, мы с коллегами обменивались новыми книгами, всегда знали, у кого что появилось новое. Очень люблю произведения наших иркутских авторов, давно ставшие русской классикой, – Вампилова, Распутина. Большое вдохновение к жизни дают и такие авторы, как Геннадий Гайда, Владимир Скиф, Василий Козлов, автор этих строк: 

Ничего в этой жизни не надо. 
Ничего, кроме жизни самой. 
Кроме вечного с жизнью разлада,
кроме вечного слада с землёй. 
Кроме дымки над речкой предзимней, 
кроме солнечной дали сквозной.
Кроме вечной звезды над Россией
и невечной звезды надо мной. 

– Вы цитируете их наизусть?

– Это происходит невольно. Когда тебе нравится произведение, оно остаётся в памяти само собой.  А потом, мне кажется, русскому человеку, какой бы профессии он ни принадлежал, невозможно прожить без литературы, поэзии. Это взращивает в нас любовь к родине, к жизни, к людям. А без этого нельзя стать настоящим профессионалом в любом деле.  

Беседовала Марина ЗЕЛЕНЦОВА