Счастье языка

Тётенька продавщица в старой юбке, растянутой футболке и ярко-зелёных шлёпанцах, надетых поверх капроновых носков, среди вышедших на перрон французских писателей смотрелась так же странно, как сами французы, разгуливающие с огромными фотоаппаратами по станции Зима. «Домашними пирожками» тётеньки французы не заинтересовались, зато некоторые из них с удовольствием уплетали купленное в пристанционном ларьке мороженое. И фотографировали. «Знакомились с Россией, как она есть, без прикрас, домыслов и мифов», как замышляли организаторы путешествия. Россия, попавшая в объективы их фотоаппаратов и описанная на французском языке в записных книжках, оставалась там загадочной и романтичной. 

– Мы знаем трудности вашей страны, но мы продолжаем любить Россию, – втолковывал мне писатель, поэт и критик, автор полутора десятка книг Ги Гоффетт, покачиваясь в такт движению поезда на своей полке в спальном вагоне. За окном мелькали российские деревушки, зелёные леса, выжженные пожарами, перроны маленьких станций. – И мы сюда приехали не только для того, чтобы получить новую информацию о России, а чтобы осуществить свою мечту. И я, и он (Ги указал кивком на своего соседа по купе, Кристофа Горета, режиссёра, сценариста и основоположника нового жанра комиксов – политическое фэнтези) – мы любим Россию. 

Ги Гоффетт и Крис (именно так, без фамилии, он всегда представляется) в качестве соседей смотрятся довольно забавно: Ги 63 года, он выглядит как университетский преподаватель на отдыхе: в брюках и джемпере, стилизованном под тельняшку. Крису 38, на его кепке нацеплено несколько цветных значков, в обоих ушах – по серёжке из жёлтого золота, цепочка из того же металла на шее, одет в клетчатую рубашку и шорты. Они соседствуют уже 11 суток. 

– За вашу заочную любовь к России нужно быть благодарным российским литературным классикам? – поинтересовалась я через переводчицу Наталью, сопровождающую писателей в поездке. 

– Конечно, русскую классическую литературу все читали в школе с малолетства, – кивнул Крис. – И, естественно, историю. К вашему несчастью, у России среди всех стран самая трудная история за два последних века. Но даже драматические события романтизируются французами. У вас была самая абсолютная в мире монархия, потом возник самый коллективистский режим, который был разрушен. Вы за два века пережили три тысячелетия. Это завораживает. 

– Я сморю на Россию как поэт, – добавил Ги. – На путешествие сюда меня подвиг роман Жюля Верна «Мишель Строгов», благодаря которому Иркутск во Франции известен даже больше, чем Красноярск или Нижний Новгород. Это очень трагическое повествование, и все французы переживали за Строгова, плакали и жалели его. Мы хотели, чтобы он победил. 

А потом у меня возникали новые мечты, новые романтические представления: следом за прочтением «Анны Карениной» и так далее. Я так полюбил Россию, что продолжаю читать даже больше русских авторов, чем французских и американских. 

Вообще, знаете, одни названия ваших городов заставляют мечтать. Я могу сейчас написать стихотворение, и чтобы оно получилось красивым, достаточно расставить в нём слова «Иркутск, Красноярск, Нижний Новгород» – и оно уже готово. В этом есть что-то поэтическое для француза. Это счастье языка.

– Это, как у вас бы сказали, «Я еду в Париж!..» – заулыбался Крис. – Между Россией и Францией есть взаимность, понимаете? Мы никогда не были конкурентами, если не брать амбиций Наполеона. Наши страны притягиваются друг к другу, но не враждуют, потому что мы не соседи. Россия не рассматривалась французами как соперник даже во времена Советского Союза. Когда рисовались картинки: людоед-СССР, тянущий костлявую руку к Франции, – 30% французов были за Советский Союз. 

– Сейчас в современных городах вы посещаете знаковые исторические места. А какой период истории России интересен вам больше всего? 

– Все, – ответил Крис, – но больше всего меня интересуют политические события. Революция, конечно, – стремительные колоссальные изменения в стране. Необыкновенна история царского режима. Чем дальше пробираешься в глубь веков, тем лучше видно, как создавалась российская нация. И всё это окружено завесой тайны. А автор – это прежде всего большой ребёнок, и всё таинственное его интересует. 

Например, Свияжский остров на Волге, который мы посетили во время путешествия. Оттуда Иван Грозный поплыл на взятие Казани. И я тоже там был, тоже сидел на лошади и тоже атаковал Казань! 

Сибирская романтика 

Путешествие по Транссибу оказалось для Криса как нельзя кстати. Оказывается, три года назад он начал работу над новым альбомом комиксов, действие которых разворачивается в России. 

Французы отмечают, что российская молодёжь любит свою страну, но готова ею делиться

– Мои персонажи живут в транссибирском экспрессе во время первой мировой войны. Это чешские солдаты, которые потерялись в Сибири и возвращаются домой. Они придумали своё сообщество, свою страну внутри войны, живут в ней. Ну, там ещё есть история любви, дружбы и всё такое. Мне нравится иллюстрировать великую историю страны маленькой историей людей. Самое интересное, что, когда начинал эту работу, я не знал о том, что окажусь в поездке по Транссибу. 

– Французы действительно до сих пор так романтизируют Транссибирскую магистраль, или нынешний маршрут – всё-таки дань уважения прошлому? 

– Конечно, мы испытываем к Транссибу огромный интерес! – воскликнул Крис. – Все, все мои друзья говорят: «Как тебе повезло!». Каждый день я пишу на Facebook о том, как провожу здесь время, и все комментируют, мол, «супер, здорово, продолжай»! 

Россия во Франции вообще романтизированная страна, а Транссибирский путь особенно. Мне кажется, в списке мест для путешествий это одно из самых больших мечтаний. Ну, может быть, так же нам хочется пересечь Северную Америку. Меня всегда звала Россия. Все мои знания об этой стране, все фантазии – это не открытия, которые я сделал во взрослом возрасте, а мечты с детства. 

И мы чувствуем, что есть большая ответная любознательность. Люди когда слышат, что мы говорим на улице по-французски, становятся такими внимательными, – и мы точно такие же. 

– Да, я запоминаю мелкие впечатления: лица, бабушки на перроне, эти огромные пространства, – подхватил Ги. – Мы познакомились с радушием русских людей: они улыбаются, когда говорят, они приветливые и гостеприимные. Я допускаю, что есть и другие, но я видел людей, которые меня обнимали, потому что я пытался сказать несколько слов по-русски. И они были такие счастливые. Вы никогда не встретите американца, который будет вас обнимать, если вы три слова по-английски скажете. 

Уроки русского 

Ги действительно постоянно пытается говорить по-русски, и вовсе не три слова, а как можно больше. По его словам, он начал учить этот язык за четыре часа до путешествия и продолжает делать это до сих пор вместе с Василием Елисеевым, одним из организаторов. «Мой профессОр», – смеясь, представил он Елисеева, когда тот появился в коридоре вагона перед обедом с пакетом пластиковых столовых приборов и спросил, нуждается ли Ги в «fourchette». 

Путевые заметки литераторы делают и во время экскурсий, и в часы железнодорожного путешествия

– Вилька? – со знанием дела спросил Ги. 

– Ви-лка. «Лка», – поправил «профессОр».

– Лька! 

– Лка. Вилка. Вилка, вилка, вилка, вилка! 

– Лка, – с трудом произнёс Ги и упрямо затараторил: – Вилька, вилька, вилька, вилька! 

Елисеев махнул на поэта рукой и тут увидел на столе в купе у Ги и Криса бутылку водки. «Вы не снимайте её», – обратился он к фотографу, но тот уже щёлкал объективом. 

– Так какое же путешествие по России без водки? – подбодрил фотограф, не переставая щёлкать. Ги, заметив, что бутылку принялись прятать, решил похулиганить и заявил: 

– Эй! Я очень люблю русский водка! Водки? Водку? Рюмку водка? 

– Рюмку водки, – поправили мы. 

– Р-р-рюмку водки! – с удовольствием произнёс Ги. 

Время от времени он спрашивал перевод каких-то выражений, уточнял правильные склонения и всё повторял: «Я учусь, я учусь». В его блокноте, стилизованном под паспорт РФ, кроме заметок, были записаны разные русские фразы в транскрипции. «Ya bezuma ot tebya», разобрала я. Рядом, на листе бумаги, – русский текст с транскрипцией. 

– «Тихо вокруг», – начала читать с листа я. 

Ги, увидев, что меня это заинтересовало, тоже склонился над листом и пропел продолжение: 

– «Сопки покри-ити мглой. Вот из-за ту-уч блеснула луна, могили храня-ат покой». –  И тут же добавил: – Я рад познакомиться. Я очень люблю русский язык, русская душа. Я хотел бы здесь покупить изба, а la campagne. 

– В деревне, – перевёл Василий Елисеев, когда Ги снова перешёл на французский. – Жить там и писать произведения. 

– Может быть, я хотел бы жениться на русской… – продолжил Ги, потом снова произнёс несколько французских фраз, видимо, вспоминая русские аналоги, и тут выдал: – Курва! 

Мы захохотали, Ги понял, что сморозил что-то не то, и стал перебирать варианты: 

– Кура… Курава? Корова! 

Оказалось, Ги 47 лет прожил в деревне, где работал преподавателем филологических наук, и перебраться оттуда его заставила ссора с инспектором образования, который «пришёл и начал указывать, что делать». 

– Я не выдержал и выставил его в окно, – признался Ги. – Так я был вынужден всё бросить и уехать. Месяцами ездил, искал, куда устроиться, а потом мой издатель предложил мне работу в Париже. 

– Париж принял вас?

– В Париже я как русский во Франции. Как будто эмигрант, потому что мне очень не хватает земли. Русские понимают меня в этой любви. Я люблю коров, траву, тюльпаны, и я сюда вернусь. 

«Важнее, чем Бегбедер»

К руководителю отдела книжной и печатной продукции посольства Франции в РФ Марку Саньолу в купе мы, освоившись в «Литературном экспрессе», вошли без приглашения и застали его лежащим на кровати в коротких шортах и майке и читающим книгу. Французский чиновник дипломатично согласился на разговор, однако, завидев фотоаппарат, со словами «я всё-таки надену штаны» принялся натягивать джинсы. По его словам, идея литературного путешествия по Транссибирской магистрали возникла ещё два года назад, тогда же началась подготовка. 

«Все мои фантазии о России – это не открытия, которые я сделал во взрослом возрасте, а мечта с детства»

– Во Франции сначала хотели поехать по следам персонажа Мишеля Строгова – этот роман у нас все знают, в отличие от России, – рассказал он. – Однако в итоге решили исполнить мечту французов о Транссибе, описанную в поэме Блеза Сандрара «Проза о транссибирском экспрессе и маленькой Жанне Французской». 

В России известны далеко не все писатели из «Литературного экспресса». Только у девяти человек из 16 есть переведённые на русский язык произведения. Но Марк Саньол утверждает, что организаторы хотели познакомить российскую публику именно с такой, новой литературой Франции. 

– В России большой интерес к известным нашим писателям: Уэльбэку, Бегбедеру, Верберу, но если бы мы их пригласили, это была бы совсем другая поездка. Они считаются star, и всё было бы гораздо сложнее. А мы желали, чтобы русская публика познакомилась с, может быть, не очень известными, но очень хорошими писателями, которые, я уверен, через 20–30 лет будут важнее, чем Вербер или Бегбедер. 

Привет из прошлого 

Как раз таким «новым» писателем является 41-летний Вильфрид Н’Сонде, выпустивший в 2007 году свой первый роман «Сердце сынов леопарда», который получил премию франкофонии Пяти континентов и премию литературного творчества имени Сенгора за особый культурный вклад, обогативший литературу на французском языке. По словам Вильфрида, в романе он хотел «показать лицо и душу тех людей, что принадлежат к беднейшей части иммигрантов, выразить их чувства». 

Сам Вильфрид родился в Конго, но в четыре года с братьями и сёстрами переехал в парижское предместье, потому что его отец-художник получил стипендию на окончание учёбы во Франции. 

– Интересно, что в те времена между Конго и Советским Союзом были очень хорошие отношения, и я рос с позитивным восприятием России, – рассказал он. – Сейчас у меня тоже есть контакты с Россией: один мой дядя учился в университете имени Патриса Лумумбы в Москве, а другой женился на русской девушке. 

Во Франции Вильфрид закончил школу, потом получил звание магистра социологии и политологии в Сорбонне, а 15 лет назад переехал в Берлин, где стал известен как музыкант и композитор в стиле трэш-рок и афро-панк. А сейчас он пишет новый роман под названием «Молчание духов». 

– Я родился в Конго, а теперь встречаюсь с людьми, которые живут в Азии. Это настоящий локомотив для развития, – поделился впечатлениями он.– Енисей и тайга – я всё это учил в школе, на экзаменах у меня была тема «География России». А теперь вижу это за окном. 

Вильфрид на практике изучил в России не только её географию, но и зачастую противоречивые нравы. «Мы приехали в современную страну, которая в чём-то по-прежнему осталась советской, – рассказал он. – Меня поразило это. В провинции исполняют народные танцы прямо в центре города в «Dolce & Gabbana». На «круглом столе» я слышу совершенно полярные мнения». Тут переводчик, помогавший мне общаться с французом, сделал ремарку от себя: «Вчера дядечка на «круглом столе», националист и ленинист, нёс чушь». 

– Но это неплохо. В этом я вижу ясность, – продолжил говорить Вильфрид. – К тому же у вас удивительная молодёжь, которая заражена энтузиазмом. Мальчики и девочки, которым всё интересно, которые хотят узнавать новое и хотят делиться. Во Франции и Германии в молодёжи такого энтузиазма нет, они скорее пассивны. А здесь студенты к нам подходят, задают вопросы и показывают свой город. Они горды этим городом, любят свою страну, но они готовы делиться ею с нами.