Я помню Алешу ещё мальчишкой. Он никогда и никого не боялся. Рано научился ходить на лыжах и бегать на коньках. Летом не вылезал из нашей родной речки Ушаковки и с малолетства был отменным пловцом. Я не случайно упоминаю эту деталь из нашего детства: во время войны, как потом говорил Алёша, «наша Ушаковка» помогла ему преодолеть могучий Днепр. Перед уходом в армию добровольцем в 1942 году Алёша работал на заводе имени Куйбышева. В первом солдатском письме-треугольнике он написал нам, что обучается разведывательному делу в Новосибирске. А дальше была долгая военная дорога до дня Победы…

Рассказывать о войне он стал не сразу после возвращения домой, а много позднее, будто боялся огорчить своих «необстрелянных» родичей. И никогда не говорил о победных сражениях, многокилометровых марш-бросках и горячих атаках. Рассказывал просто о жизни на войне, о солдатском быте, порой с юморком, с как будто ничего не значащими деталями. Но из них складывалась трагическая, «на краю у смерти», хроника военных лет. И рассказы его запечатлелись у меня в памяти как кадры длинного документального фильма.

Под первый артобстрел Алёша попал под Сталинградом, когда их эшелон подходил к передовой. Тогда осколком снаряда пополам разрубило скатку шинели у него за спиной. Первый раз пронесло! А через несколько дней, уже в самом Сталинграде, он был ранен в голову. Кое-как перевязал рану. Очнулся уже в госпитале. Когда медсестра сбросила на пол засохшую от крови шапочку из бинтов и стала обрабатывать рану, он не поверил своим глазам – шапочка шевелилась, наполненная серой массой. Медсестра усмехнулась: «Что, вшей не видел, солдатик?».

Помнится, уже после войны мне довелось познакомиться с одним из участников Сталинградской битвы. Он тоже рассказывал, как в ночные часы затишья они вытрясали и «прожаривали» на кострах всю свою амуницию. А через 2-3 дня как будто кто-то горстями снова набрасывал насекомых за ворот. Но когда закончилась Сталинградская битва и пошло наступление, вшей как не бывало до самого Кёнигсберга. И Алёша дошёл до Праги и никогда больше не видел этих «попутчиков» общей беды.

Или вот ещё одна удивительная история. Как-то уже после Сталинграда они с дружком пристроились у лесочка на солнышке погреться и подкрепиться кашей из одного котелка. Буквально через несколько минут немецкий снайпер одним выстрелом прострелил брату левую ладонь, а его товарищу попал прямо в висок. И наповал… И опять, как говорят, «смерть прошла рядом».

Дальше была Украина. Шли тяжёлые бои за Киев. Чтобы добыть ценные разведданные, Алёше пришлось ночью переплыть Днепр на вражеский берег и обратно. За эту операцию он был награждён орденом Красной Звезды. Как тут не вспомнить родную Ушаковку: «Спасибо, родная, научила плавать!».

А по Западной Украине наши войска шли быстрым темпом, на машинах, на танках и бронетранспортёрах. А кто и пешком. Однажды недалеко от города Дрогобыч шедший рядом командир приказал Алёше: «Проверь-ка вон ту ферму. Что-то она мне не нравится». Приказ есть приказ. Только он стал открывать дверь в хату, как прозвучал выстрел. Потом, в госпитале, врачи сообщили, что пуля так и осталась в левом бедре. Оправившись от ранения, Алёша догнал своих уже в Будапеште. А там и Вена, и первые немецкие города.

Очень часто и с большой теплотой Алёша вспоминал о своём командире. Обычно начинал рассказ так: «Наш командир, старший лейтенант, казах…». Особенно запомнился последний рассказ о нём. Это было в Германии. Немцы стреляли по нашим позициям из какого-то нового орудия. Разведчикам было поручено засечь его местонахождение. Долго вели наблюдение из окопов, отмечая на карте каждый выстрел. Через некоторое время старший лейтенант подходит к Алёше и говорит: «Наумов, перейди-ка на моё место, а я понаблюдаю с твоего. У тебя тут вроде ловчее». Поменялись местами. Прошло немного времени, и немецкий снаряд угодил прямо в тот окоп, из которого наблюдал старший лейтенант. Брата моего засыпало землёй. Очнулся он после контузии на седьмой день – и снова в свою роту. А «командир, старший лейтенант, казах» остался жить только в рассказах. И теперь – только в моей памяти.

Когда уже дома Алёша рассказывал о своих солдатских буднях, мама слушала его со слезами на глазах и обычно говорила, что это её молитвы помогли ему выжить. И хотя мы знали, что она никогда не ходила в церковь и никогда не молилась дома, молча соглашались с ней. Пусть будет так, как ей хотелось верить!

Вернулся Алёша домой, в Иркутск, 10 ноября 1945 года. Я была одна дома. Открывается дверь, и входит солдат: «Здорово, хозяева! Пришёл ваш солдат. Всю Европу прошёл!». Смотрю, а на груди у него орден Красной Звезды, медали «За отвагу», «За освобождение Праги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне». И гвардейский значок. После Алёша редко надевал свои награды, а значок никогда не снимал. «Гвардия для меня – это все!» – отвечал, когда его расспрашивали, почему не носит ордена. А немецкая пуля в левом бедре так и была с ним до самой смерти.

Умер Леонид Иннокентьевич 28 марта 1976 года. Похоронен на Радищевском кладбище. К 40-летию Победы я положила на его могиле плиту из белого мрамора со словами: «Брату Алёше, солдату 1941–45 гг.». Рядом похоронены младший брат, наши отец и мать и старая бабушка Василиса Михайловна 1870 года рождения. Она называла моего старшего брата «Алёша – божий человек». А для меня он не только брат, но и рядовой солдат Великой Отечественной войны.