Кажется, ещё совсем недавно, ну, от силы несколько лет тому назад, почта редакция была полна письмами-воспоминаниями участников Великой Отечественной войны. Они были о разном: о горьких летних днях отступлений сорок первого – сорок второго годов; о горящих домах Сталинграда, каждый из которых становился то ли крепостью, то ли солдатской братской могилой для армейской нашей пехоты; об окровавленном многострадальном Днепре; о развалинах западных столиц. Эти письма, корявые в стиле, чаще всего с неразборчивым почерком, были едины в главном: в скрупулёзном перечислении таких подробностей и деталей, которые врезались в сердца и память ветеранов окопной правдой. Самой жестокой, самой честной – той самой, что чаще всего шла да и по сей день идёт вразрез с высоким холодным официозом, на фоне которого уходят в тень естественные людские переживания.

Так вот, исповедей, доносящих живые голоса той войны, почти не стало. Потому что не остановить время; потому что время беспощадно и каждому предопределило свой срок. Зато по редакционной почте вполне можно отследить скорость, с какой оно движется: от давно прошедшего к настоящему и дальше, в неопределённость. Почти иссякли коряво, нескладно написанные, зато искренние исповеди – бесценные исторические документы, которые, если честно, песком сквозь пальцы ушли или уходят в небытие. Значит, почти ушло поколение, выстрадавшее Победу. И понадобилось для этого всего ничего: каких-то шестьдесят – семьдесят лет.

Теперь у нашей почты новый отсчёт: в «Восточку» пишут в основном те, кого война задела краем, но кто по горло нахлебался невзгод первых послевоенных лет, не утратив воли к существованию. Вот как Дарья Игнатьевна Токарева, кадровая работница некогда существовавшего в Иркутске славного завода тяжёлого машиностроения имени Куйбышева, о которой на этой полосе писем рассказал наш читатель Александр Борисов. Или как иркутянка Галина Васильевна Новикова, отрочество которой прошло на  оккупированной Смоленщине, признавшаяся в своём письме в том, что она «как увидит в телевизоре фашистскую форму, сразу переключается на другой канал, потому что забыть не может своих скитаний среди соседей и  свою деревню, от которой и головёшки не осталось». Или как Поликарп Андреевич Никифоров, приславший письмо из Куйтунского района, у которого до сих пор перед глазами мама, «засуженная всем миром по законам военного времени» за маленькую кружку парного молока, принесённую с колхозной фермы для умирающего от туберкулёза младшего брата. «Брат всё равно умер, а мама вслед за ним, не стерпев позора».

… Разбирая почту, на подобные истории «наступаешь», как на мины «замедленного действия», только ждущие своего часа, хотя после Победы успело прокрутиться шесть с половиной десятилетий. Наверное, такое ощущение возникает потому, что признания эти – не «о доблестях, о подвигах, о славе», а всё о том же – об обычном мужестве надеяться и жить дальше. 

Время, передвинув стрелки на одно или два поколения вперёд, не прервало череды свидетельских показаний. С фронтовыми треугольниками, с воспоминаниями, написанными солдатами на склоне лет, их роднит бегущая громких слов правда. Не ходульным мифам, а ей, единственной, под силу приблизить прошлое к сегодняшнему дню, давно прошедшее время сделать непреходящим.